Николай Копосов - Хватит убивать кошек!

• Название: Хватит убивать кошек!
• Автор: Николай Копосов
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: История
• Год: 2005
• ISBN: 5-86793-348-2

Критика социальных наук — это ответ на современный кризис гуманитарного знания. Социальные науки родились как идеология демократии, поэтому их кризис тесно взаимосвязан с кризисом современного демократического общества. В чем конкретно проявляется кризис социальных наук? Сумеют ли социальные науки найти в себе ресурсы для обновления или им на смену придет новая культурная практика? В книге известного историка Н. Е. Копосова собраны статьи и рецензии, посвященные истории и современному состоянию социальных наук, и прежде всего — историографии. В центре внимания автора — формирование и распад современной системы основных исторических понятий.

---

Особое место в лингвистике социальных наук занимает проблема метафоры, причем не только в перспективе изучения стилистики, но и в перспективе когнитивного исследования, поскольку метафоры имеют важные когнитивные функции[30]. Речь, в частности, идет о так называемых «регулятивных метафорах среднего уровня», нередко определяющих логику наших рассуждений — таких, например, как пространственные, органические, механистические, гидравлические и т. д.[31] Наконец, к лингвистике социальных наук относится семантика исторических понятий, в последнее время под влиянием фундаментального немецкого издания «Базовые исторические понятия» привлекающая все большее внимание исследователей[32]. Здесь от проблематики лингвистики намечается переход к проблемам логики.

4

Лингвистический анализ социальных наук, безусловно, не исчерпывает всех возможностей изучения мышления исследователей. Вопреки устойчивой традиции, мышление вряд ли сводимо к языку или какой-либо пропозиционной форме, построенной по образцу языка, точно так же, как и сам язык не сводим к замкнутой вселенной символов. Анализ лингвистических механизмов мышления сплошь и рядом ведет за пределы языка, к тем внеязыковым формам мысли, с которыми в реальной работе сознания постоянно взаимодействуют лингвистические механизмы[33]. Изучение этого взаимодействия — одна из важнейших задач критики социальных наук, но ее невозможно решить с помощью анализа чисто дискурсивных механизмов.

Эта проблема имеет непосредственное отношение и к логике социальных наук. Разные формы мысли имеют, возможно, присущие им различные логики, основанные на разнообразных формах опыта, порождающих разные базовые очевидности и разные критерии возможного. Эти логики далеко не всегда переводимы друг в друга, и их конфликты ответственны за многие противоречия в мышлении. Они тем более достойны изучения применительно к социальным наукам, что многие понятия этих последних выглядят логическими монстрами вопреки всем претензиям на научность (а порой благодаря им).

Через анализ языкового уровня открывается, таким образом, путь к пониманию внеязыковых механизмов мышления. Так, Поль Рикер показал, что специфика нарративных механизмов связана с внутренним опытом времени, который, конечно же, не сводим к лингвистическому опыту[34]. Однако проблема темпоральных моделей, подлежащих мышлению исследователей, гораздо шире, поскольку внутренний опыт времени в свою очередь едва ли сводим к «августиновскому парадоксу» прерывности/непрерывности и, следовательно, в разных формах может сказываться на самых различных фигурах мысли, — проблема, лишь в самые последние годы попавшая в поле зрения исследователей[35].

Многие исследователи полагают, что метафоры выражают структуры внеязыкового опыта, в том числе и опыта пространства[36]. Изучение ментального пространства имеет очень солидную традицию в философии и когнитивной психологии, которая весьма важна для критики социальных наук. Последние неизбежно используют разные формы репрезентации физического пространства; однако еще важнее то, что пространственный опыт влияет на концептуализацию непространственных, в том числе абстрактных объектов. Иными словами, пространственные образы оказываются аналогами научных понятий, причем порой складывается впечатление, что именно они выступают единственными референтами этих последних[37]. Присутствие в понятиях пространственного опыта неизбежно сказывается на их семантических структурах, а тем самым и на логике социальных наук в целом. Изучение пространственных паралогик в их взаимодействии с другими, в том числе и лингвистическими формами внутренних репрезентаций — одна из перспективных тем исследования сознания.

Особую группу когнитивных механизмов составляют механизмы классификации, которые, видимо, сложились на основе разных форм мысли и внутреннего опыта. То, как классификационные механизмы работают в сознании субъектов социальной жизни, давно изучается комплексом дисциплин, занимающихся социальным познанием. Но, разумеется, эти же механизмы (хотя, возможно, несколько иначе) работают и в сознании самих исследователей. Последствия этой работы также подлежат изучению[38]. Все это показывает, что за лингвистикой дискурса социальных наук открывается широкое и почти не освоенное пространство их когнитивного исследования.

Таковы некоторые (конечно, далеко не все) возможные направления критики социальных наук. Предлагаемая программа основана на объединении различных подходов к изучению сознания вокруг критической перспективы. Теоретическая предпосылка такого объединения состоит в необходимости изучать познающего субъекта во взаимосвязи различных форм его бытия, внутреннего опыта, мысли. Познающий субъект не сводим ни к трансцендентальному эго, ни к «человеку социальному», ни к замкнутой вселенной дискурса. Погруженный в мир и одновременно противопоставленный ему, он в полном смысле является субъектом-в-мире. В области метода идея тотальности познающего субъекта предполагает необходимость преодоления границ между подходами отдельных дисциплин. Одним из важных открытий социальных наук XX в. явилась идея тотального социального факта. Именно как к таковому факту, ядром которого является сознание исследователей, следует, вероятно, относиться и к самим социальным наукам. Возможно ли при этом сохранение идентичности социальных наук, остается под вопросом. Вероятно, критика социальных наук может привести к их преодолению как культурной формы.

3. Дюркгейм и кризис социальных наук

1

Имя Дюркгейма традиционно — и справедливо — связывают с рождением социальных наук. Но, по-моему, обращение к наследию Дюркгейма дает ключ и для понимания сегодняшнего кризиса этих наук, прежде всего во Франции. Правда, в самой Франции многие коллеги скажут, что разговоры о кризисе стали уже, пожалуй, несвоевременными, поскольку очевидно наметились пути его преодоления. Однако, во-первых, говорить о новом подъеме еще во всяком случае рано и, во-вторых, в самых попытках преодоления кризиса есть нечто такое, что как раз и свидетельствует о его глубине. Вероятно, на этом следует остановиться чуть подробнее.

В 1950–1970-е гг. имел место несомненный подъем социальных наук. Так он и осознавался современниками. К исходу «блестящего тридцатилетия» состояние наук о человеке обычно оценивалось весьма оптимистически. Но уже с начала 1980-х гг. стали звучать нотки беспокойства, а в середине десятилетия наступило всеобщее осознание распада. Речь шла об очевидном неуспехе проекта глобальной истории, о разочаровании в экспликативных моделях функционалистского типа (будь то марксизм, структурализм или психоанализ), господство которых характеризовало «героическую эпоху» 1960-х гг.[39] Впрочем, «освобождение от догматизмов» порой приветствовалось как залог свободного развития творческой мысли[40], но это продолжалось недолго. Вскоре плюрализм теоретических подходов и разнообразие тематики исследований превысили в глазах профессионального сообщества некоторую критическую точку. Это совпало с оживлением критики в адрес «интеллократов»[41], с атаками из-за рубежа на ведущие французские научные школы (прежде всего на школу «Анналов»[42]), наконец, с углублением экономической депрессии и обострением извечной проблемы финансирования. В этих условиях с конца 1980-х гг. стало заметно стремление найти формулу объединения[43], вскоре вылившееся в целенаправленный поиск «новой парадигмы». В 1995 г. тот же Франсуа Досс, книга которого «Измельченная история» в 1987 г. зафиксировала в общественном сознании диагноз кризиса, с удовлетворением констатировал, что новая парадигма, наконец, создана[44].

Нет необходимости вдаваться здесь в обсуждение всего комплекса течений, с которыми Ф. Досс связывает возникновение новой парадигмы, — от когнитивных наук до философии действия и от экономики конвенций до антропологии науки. Отмечу только, что одной из центральных ее идей является «возвращение субъекта», иными словами, акцент на сознательных, субъективных аспектах социального действия, противоположный характерному для функционалистских парадигм поиску надличностных, объективных факторов, детерминирующих развитие общества. Этот аспект новой парадигмы нередко называют прагматическим поворотом.

Постепенное смещение интереса от структуры к действию, от объективного к субъективному, от бессознательного к сознательному и от общего к особенному характеризует весь период, открытый критикой в адрес функционализма и структурализма со стороны феноменологической социологии, символического интеракционизма и других подобных течений. Логическим завершением этой тенденции в социологии и истории стало распространение различных вариантов микроанализа, например американской этнометодологии или итальянской микроистории, которые вызывали во Франции живой интерес. Но чем очевиднее становились достижения микроанализа, тем сильнее ощущалась тоска по утраченной целостности, тем шире распространялась мысль, что, говоря словами Кристофа Шарля, «невозможно построить дом из фрагментов даже самой красивой мозаики»[45].