Гелий Рябов - Символ веры

• Название: Символ веры
• Автор: Гелий Рябов
• Издательство: Бук-Мишель
• Жанр: Криминальный детектив
• Год: 1994
• ISBN: 5-85692-028-7

В настоящий сборник детективных повестей Г. Т. Рябова вошли остросюжетные произведения о правоохранительных органах, о чести, о подлости и долге. Герои, с которыми предстоит познакомиться читателю, не просто попадают в экстремальные ситуации, совершая подвиги или предательства, — они всегда и безусловно идут по острию, их жизнь — вечная и неизбывная проблема выбора.

---

Стоим три минуты, поторопитесь, полковник…

Уходят последние, все. «Прощайте, Анна Васильевна, Александр Васильевич, честь имею». Они целуют Надю в лоб, как покойника, с заснеженного перрона я еще долго вижу в окне их черные профили…

Надя смущена: «Мы должны были остаться». — «Я предлагал. Он ответил: „Я погибну, потому что такова моя судьба. Аня… Надеюсь, она останется жива, но если нет — жили вместе и вместе умрем. А вам зачем?“ Говорю: долг, верность, честь. Отвечает: умирать надобно во имя идеи, а не во имя мертвецов. Несите свою идею — и кто знает…»

Есть ли во мне еще эта идея?

Уходит поезд, на подножках — заиндевелые чехословаки, рубиново светит последний фонарь. Воскресый из мертвых, Христос, истинный Бог наш, помилуй нас…

И вот метель, телеграфные столбы, уходит в мутную мглу дорога, мы бредем по ней, ослабевшие, замерзшие, уже не люди, а полутрупы — то, что еще совсем недавно было последним вооруженным формированием Русской армии. Те, на юге, «ВСЮР»[25] — призраки от рождения, мы же пытались. Не привел Господь, и наша ли в том вина?

В сумерках за поворотом деревянная церковка, сквозь маленькие окна проливается красноватый свет, слышно нестройное пение, с трудом различаются слова: «Кая житейская сладость пребывает печали непричастна, кая ли слава стоит на земли непреложна; вся сени немощнейша, вся соний прелестнейша: единем мгновением и сия вся смерть приемлет…» «Что здесь?» На вид лет сорок — кадровый, да это и по шинели видно, по башлыку: все пригнано, как на параде. Кольнул глазом: «Панихиду служат, ваше высокоблагородие. Вы, господин полковник, заведите вашу даму в церковь, она, поди, окоченела вся…» — «По ком панихида?» — «По Расее, вашскобродь, по ком еще?» — «Зачем же идешь? Таких, как ты, красные прощают». Закаменел: «Я б их простил! Вы идите, дамочка совсем мерзлая…»

Вошли, священник седенький, старый, сморщенный сказал: «Дадим умершему последнее целование…» Гроб посредине главного нефа, в ногах и головах офицеры, лицо у покойника белое, тонкое, бородка знакомая, да это же…

— Володя…

— Изволили быть знакомы, господин полковник?

Какой-то чиновник подобострастно заглядывает в глаза. Вытянулась цепочка вокруг гроба, наклоняются, целуют, крестятся…

— Кто это, Алеша?

— Помнишь, я ездил в Казань — еще Аристарх был жив? Так вот — это Каппель. Мы учились вместе, я знал его семью.

Подошел, наклонился, его усохшее лицо уместится в моей ладони. Прощай…

…Они четко отпечатали в сторону и направо, еще четверо накрыли гроб. «Что с ним случилось, господа?» Внимательный, слишком внимательный взгляд — он не ответит каждому, но я вызываю доверие: «Шли по Иртышу, пятьдесят градусов по Цельсию ниже нуля, разумеется, он уже прибаливал, а тут, как назло, конь сорвался в полынью. Умер через сутки…» — «Куда везете?» — «В Китай, в Харбин, похороним там». Надя крестится: «Упокой, Господи… — И смотрит на меня: — Все в прошлом, Леша. Красное село, государь, все…»

Офицер качает головой непримиримо: «Все в будущем, сударыня. Мы, каппелевцы, живы еще — и значит, Россия жива. Прошу посторониться…»

Они поднял гроб на плечи — простой, деревянный, из неструганых досок. Главком Восточного фронта, надежда и гордость Верховного, закончил свой путь на земле.

И мы все заканчиваем его. Что сейчас Колчак, Темирева? Мне снова кажется, что я вижу то, чего нет: крутой склон с крестами, две согбенные фигуры и напротив — полукруг странных людей с винтовками. Сейчас прогремит залп…

— Полковник Дебольцов?

Оборачиваюсь — знакомое лицо, усы в инее… «Наумов? Поручик?» — «Подполковник. Фронт есть фронт, чины зреют, как виноград осенью. Вот, вез Верховному ответ Деникина, да и опоздал… Телеграмму Иркутского ВРК знаете? Колчак и Пепеляев расстреляны. И генерал Волков убит. Вы через границу?» — «А вы?» — «Само собой. У меня голос, на гитаре играю, не пропаду. Не хочется, знаете ли, под забором умирать. Да и не умеем мы… Это они… — оглянулся куда-то назад, вздохнул, — это они умеют. Верите ли, вот только две недели тому, — на Маныче, последние наши кордоны, потом шел через красных и дрожал. А наши у Тихорецкой взяли в плен красного начдива — не то Мазинь, не то Лазинь — у них ведь все немцы или иудеи, и ведь как красиво умер! С третьего залпа убили, у наших руки тряслись — верите ли? А он стоял и улыбался — свою будущую РСФСР видел, красную. За что они умирают?» — «А мы за что?» — «Верно, каждый за свое. Но уж так здорово…»

— Азиньш — Надя перекрестилась.

— Да ведь он и не верил, поди? А вы что, знали его?

Улыбка тронула ее губы: «Мелькнул в моей жизни такой человек. Жестокий, беспощадный».

Много позже, вспоминая этот дорожный разговор, я думал: жестокий? Беспощадный? А может быть, Александр Блок — прав? Тысячу лет мы били стадо кнутом, а когда оно бросилось на нас — попытались утопить в крови. Как они должны были ответить на кровь?

…Утром подошли к границе — полосатый столб с двуглавым орлом, его скоро снимут и повесят серп и молот. Что ж, это право победителя. Надо жить, не надо вспоминать…

И здесь… Справа и слева, бесшумно, как в предутреннем кошмаре (сон — всегда один и тот же, — мне становится страшно, и я просыпаюсь с криком), наш путь пересекли два эскадрона красных, и я понял, что пройти они нам не дадут…

Я видел их лица и морды лошадей; храп и позвякивание трензелей я тоже слышал отчетливо. Они стояли не шелохнувшись, никто не сделал попытки обнажить шашку или снять из-за спины карабин. Знакомый унтер прошептал бессильно: «Пулемет бы сюда, ох пулемет…» Но не было у нас пулемета…

И вдруг кто-то крикнул: «Чего там… Пошли…»

И мы двинулись. Мимо них. Холодных, уверенных, равнодушных. Им было все равно.

А я смотрел на телегу с гробом и думал: зачем… И еще я думал: странен русский язык. Слово «покойник» в нем — одушевленное существительное…

За столбом я обернулся: вот она, российская горькая земля, вот она передо мной. И я навеки покидаю ее. Она ведь чужая теперь. Тянется заснеженное поле, синеет на горизонте лес, и низкое серое небо накрывает землю безнадежной погребальной пеленой. И над всем этим — красный флаг, его держит у стремени знаменосец. Не наш флаг…

Сколько останется жить — не забуду. И сколько ни буду мысленно возвращаться в свое прошлое, будет биться в очи это красное полотнище — символ их победы. Что же остается нам?

Золотой крест над нашей церковью на рю Дарю.

И кресты на Сент-Женевьев дю Буа.

Plusquamperfectum.[26]

1984–1987 Москва

Примечания

1

«5 сентября 1918 года по постановлению ВЧК расстреляны в порядке Красного террора:

А. Н. Хвостов — б. министр внутренних дел

С. П. Белецкий — б. товарищ МВД

Н. Г. Щегловитов — б. министр юстиции

И. Восторгов — протоиерей

Н. А. Маклаков — б. министр ВД

А. Д. Протопопов — б. министр ВД»

Известия № 151 (415).

2

Алексеев — начальник штаба Верховного Главнокомандующего, позже — глава русской контрреволюционной «Алексеевской» организации.

3

Верх-Исетский завод.

4

Дом Особого назначения, так называли особняк Ипатьева, когда в нем содержались Романовы и их люди.

5

Диалектное — дом умалишенных.

6

Речка в г. Нижний Тагил на Урале.

7

В отличие от «аморально» означает «безнравственно». «Аморально» же — сугубо практически, по необходимости. (По словарю того времени).

8

Трупы (лат.).

9

С нами Бог.

10

Почетное право Первой ученицы.

11

Обозначение в Периодической системе.

12

Законный, по праву наследования.

13

Дроздовский марш.

14

Третьего не дано.

15

Это школой руководил А. В. Луначарский.

16

Вооруженные силы юга России.

17

Солдаты Сибирской армии.

18

«Моментами» называли в первую мировую войну прапорщиков, мгновенно получивших чин.

19

В газете «Новая жизнь» Горький опубликовал несколько десятков писем, опровергающих цели и смысл «25-го октября».

20

В чем дело?

21