Джеральд Мартин - Габриэль Гарсиа Маркес. Биография

• Название: Габриэль Гарсиа Маркес. Биография
• Автор: Джеральд Мартин
• Издательство: СЛОВО
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-387-00279-3

Джеральд Мартин, профессор Питтсбургского университета и эксперт латиноамериканской литературы, потратил 17 лет своей жизни на то, чтобы создать биографию одного из величайших писателей современности — Габриэля Гарсиа Маркеса. В 2006 г. Маркес объявил мировой прессе, что Мартин его «официальный» биограф. Как пишет сам профессор: «Наверно, можно считать, что я — его единственный официально „не запрещенный“ биограф. Это высокая честь».

Много часов Мартин провел в беседах с самим писателем, его родными, переводчиками и ближайшими друзьями, в том числе с Фиделем Кастро. В общей сложности он взял около трехсот интервью. Самым трудоемким, по словам биографа, было разобраться в хитросплетениях многочисленных мифов, которыми окружил себя писатель, ведь «почти каждое значимое событие в своей жизни Маркес описывал то так, то эдак», прибегая к «мистификации и наглому интриганству, чтобы пустить журналистов или литературоведов по ложному следу».

Биография Маркеса дана на фоне истории Латинской Америки, которая представляет для читателя самостоятельный интерес.

---

El Universal была новая газета. Ее основал всего за две недели до этого доктор Лопес Эскауриаса — аристократ и политик либерального толка, в прошлом губернатор и дипломат. Теперь, в свете усиливающейся реакции со стороны консерваторов, он решил открыть новый фронт пропаганды войны в приморском регионе. Это произошло за месяц до Bogotazo. В Картахене, городе консерваторов, не было другой либеральной газеты.

По всеобщему мнению, Сабала, преданный своему делу и здравомыслящий журналист, был козырной картой газеты. Благодаря его стараниям El Universal, несмотря на отведенную ей непривлекательную роль, была образцом политической логики и, по стандартам того времени, качественной журналистики. И это последнее обстоятельство предопределило дальнейшую судьбу ее нового сотрудника. Сабала, уроженец Сан-Хасинто, был худощавый нервный мужчина пятидесяти пяти лет с индейскими чертами лица и волосами. Смуглый, с маленьким брюшком, он всегда носил очки; его редко можно было видеть без сигареты в руке. Ходили слухи, что Сабала был гомосексуалистом, но сам он тщательно это скрывал. Волосы он красил в черный цвет, чтобы скрыть признаки надвигающейся старости. Жил он одиноко в небольшой гостинице. Он был политическим соратником Гайтана. Говорили, что в молодости он также был личным секретарем генерала Бенхамина Эрреры и работал в его газете El Diario Nacional. В 1940-х гг. он занимал пост министра образования, а позже тесно сотрудничал с журналом Плинио Мендосы Нейры Acción Liberal.

Сабала представил Гарсиа Маркеса еще одного новому сотруднику, Эктору Рохасу Эрасо, — двадцатисемилетнему поэту и художнику из карибского порта Толу. Тот не узнал Гарсиа Маркеса, хотя восемь лет назад, когда Габито учился в школе Сан-Хосе в Барранкилье, недолго преподавал ему рисование. Это было еще одно из тех удивительных совпадений, которые уже оставили свои отметины в жизни Гарсиа Маркеса. Рохасу Эрасо судьбой было предназначено стать одним из уважаемых поэтов и писателей страны и всеми любимым художником[290]. Грубоватый, импозантный, он был более рослый, более шумный, более самоуверенный и, несомненно, более страстный, чем его экспансивный и ершистый новый друг.

Далеко за полночь, прочитав и отредактировав все статьи на каждой из восьми полос газеты, Сабала пригласил двух своих молодых протеже на ужин. На журналистов действие комендантского часа не распространялось, и у Гарсиа Маркеса теперь началась новая жизнь: почти всю ночь он работал, спал — если вообще спал — днем. В таком режиме ему предстояло жить много лет. И это было нелегко, пока он учился в университете, ведь занятия начинались в семь часов утра, а он приходил домой в шесть. Поздно ночью во всем городе работал только один бар-ресторан — на набережной, сразу же за рыночной площадью. Это заведение прозвали «Пещерой». Там заправлял молодой чернокожий гомосексуалист, наделенный утонченной красотой. Его звали Хосе де ла Ньевес (Снежный Джо)[291]. В этом ресторане журналисты и другие ночные совы ели бифштекс, требуху и рис с креветками или крабами.

После того как Сабала вернулся в свою гостиницу, Гарсиа Маркес и Рохас Эрасо отправились бродить по портовому району, начав прогулку с Пасео-де-лос-Мартирес, где девять бюстов увековечивали память первых повстанцев, поднявшихся на борьбу против Испанской империи и погибших в 1816 г.[292] Потом Гарсиа Маркес вернулся домой. Несколько часов он увлеченно корпел над статьей, затем, довольный собственной риторикой, побежал показывать боссу свою первую колонку. Сабала прочитал его труд, сказал, что написано вполне прилично, но для печати не пойдет. Во-первых, слишком лично и художественно, во-вторых: «Разве ты не заметил, что мы работаем в условиях цензуры?» И Сабала взял со стола красный карандаш. Буквально с первого дня врожденный талант Маркеса вкупе с профессионализмом Сабалы стал рождать интересные, захватывающие и абсолютно оригинальные статьи[293]. Все подписанные Маркесом заметки выходили в El Universal под заголовком «Новый абзац» («Punto у Aparte»). Самая первая, та, которую исчеркал редактор, представляла собой политический текст о комендантском часе и чрезвычайном положении, хитро изложенный в форме размышления о городе в целом. Разве в эпоху политического насилия и дегуманизации, задавался пророческим вопросом молодой писатель, можно рассчитывать на то, что его поколение обратится в «людей доброй воли»? Совершенно очевидно, что радикальный настрой начинающего журналиста вызван событиями 9 апреля. Вторая статья была столь же примечательной[294]. Но если первая — политическая (хоть и в завуалированной форме) в традиционном смысле, то вторая — это, по сути, манифест культурной политики, речь в защиту скромной гармоники, изгоя среди музыкальных инструментов, без которого тем не менее не сыграть вальенато — вид народной мелодии, зародившейся на побережье и исполняемой обычно безвестными музыкантами. Для Маркеса гармоника — символ народа его родного края и его культуры; восхваляя ее, он бросал вызов предубеждениям правящего класса. Гармоника, утверждал он, — это не только изгой; это — олицетворение пролетариата. В первой статье Маркес отвергал политику, проводимую Боготой; во второй — воспевал свои вновь обретенные культурные корни[295].

Впервые Габриэль Гарсиа Маркес был относительно уверен в своем будущем. Он нашел работу и, по мнению многих, выполнял ее хорошо. Он стал сотрудником газеты. Университет он не бросил, но занятия посещал от случая к случаю и без особой охоты. Из мира юриспруденции он переместился в мир журналистики и литературы и возвращаться назад не собирался.

За следующие двадцать месяцев в газете El Universal выйдут сорок три статьи за подписью Маркеса и множество его неподписанных материалов. В основном все это была традиционная журналистика — комментарии, художественно-публицистические зарисовки — статьи скорее развлекательного характера, не содержащие какой-либо ценной политической информации. Они были ближе к жанру ежедневной или еженедельной хроники, который был популярен в газетной журналистике Латинской Америки в 1920-х гг. С другой стороны, в обязанности Гарсиа Маркеса входило просматривать сообщения, поступавшие с телетайпа, отбирать интересные новости и предлагать темы для комментариев и литературных очерков, игравших важную роль в журналистике того времени. Благодаря этой ежедневной практике Маркес, вероятно, получил наглядное представление о том, как события повседневной жизни преобразуются в «новости» и «истории», что мгновенно содрало покров тайны с повседневного бытия и нейтрализовало силу воздействия произведений Кафки, с которыми он познакомился некоторое время назад. В ту пору почти везде журналисты были обязаны перенимать стиль работы американских газетчиков, которых отличали настырность, деловитость и стремление во всем докопаться до сути. Такой подход был близок Гарсиа Маркесу, и с самого первого дня он чувствовал себя как рыба в воде. Этим он заметно выделялся на фоне своих латиноамериканских коллег, которые образцом для подражания считали Францию и все французское, хотя в ту пору Франция уже не успевала идти в ногу со временем.

Начинающему журналисту многому предстояло научиться, но его творчество изначально отличалось оригинальностью, что, должно быть, весьма радовало главного редактора, который взял его на работу в газету. Буквально через три месяца в своей статье о картахенском афро-колумбийском писателе Хорхе Артеле он намекнул на необходимость создания местной континентальной литературы, которая представила бы «нашу расу», — удивительная прозорливость для двадцатиоднолетнего внука полковника Маркеса — и на то, что у Атлантического побережья должно быть «собственное лицо»[296].

В середине июля того первого года в Эль-Кармен-де-Боливаре, в том городе, где выросли дед Гарсиа Маркеса и тетушка Франсиска, полиция, представлявшая власть консерваторов, вырезала семьи либералов. Эль-Кармен-де-Боливар издавна слыл оплотом либералов и находился недалеко от Сан-Хасинто, где родился Сабала, посему и Маркес, и главный редактор проявляли особый интерес к тамошним событиям и вдвоем проводили кампанию под лозунгом: «Что случилось в Эль-Кармен-де-Боливаре?» Свою мрачную шутку Сабала, когда бы он ни возобновлял кампанию в ответ на опровержения и инертность правительства, неизменно заканчивал словами: «Что вы, что вы, в Эль-Кармен-де-Боливаре абсолютно ничего не случилось»[297]. Эту фразу почти в точности повторит Гарсиа Маркес, говоря о придуманном им городке Макондо в знаменитой главе романа «Сто лет одиночества», посвященной массовому расстрелу рабочих банановых плантаций, — в эпизоде, последовавшем сразу же за описанием расправы над забастовщиками.

Пожалуй, в Колумбии то было не самое лучшее время, чтобы заняться журналистикой. После апрельских событий 1948 г. незамедлительно была введена цензура, хотя в прибрежных регионах она свирепствовала не столь жестоко, как во внутренних районах страны. Гарсиа Маркеса вступить на стезю журналистики вынудила Violencia, которая тем не менее сильно ограничивала свободу действий журналистов. Правительственная цензура, временами более жесткая, временами помягче, будет действовать следующие семь лет — при президентах Оспине Пересе, Лауреано Гомесе, Урданете Арбелаэсе и Рохасе Пинилье. Тем более важно, что уже в самой первой своей статье, напечатанной в номере за 21 мая 1948 г., Маркес косвенно, но четко дал понять, что в политике он придерживается левых взглядов. От этой своей позиции он ни разу не отступит, и все же в конечном итоге (как говаривали марксисты) это никогда не будет служить сдерживающими или искривляющими рамками для его художественной прозы.