Джеральд Мартин - Габриэль Гарсиа Маркес. Биография

• Название: Габриэль Гарсиа Маркес. Биография
• Автор: Джеральд Мартин
• Издательство: СЛОВО
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-387-00279-3

Джеральд Мартин, профессор Питтсбургского университета и эксперт латиноамериканской литературы, потратил 17 лет своей жизни на то, чтобы создать биографию одного из величайших писателей современности — Габриэля Гарсиа Маркеса. В 2006 г. Маркес объявил мировой прессе, что Мартин его «официальный» биограф. Как пишет сам профессор: «Наверно, можно считать, что я — его единственный официально „не запрещенный“ биограф. Это высокая честь».

Много часов Мартин провел в беседах с самим писателем, его родными, переводчиками и ближайшими друзьями, в том числе с Фиделем Кастро. В общей сложности он взял около трехсот интервью. Самым трудоемким, по словам биографа, было разобраться в хитросплетениях многочисленных мифов, которыми окружил себя писатель, ведь «почти каждое значимое событие в своей жизни Маркес описывал то так, то эдак», прибегая к «мистификации и наглому интриганству, чтобы пустить журналистов или литературоведов по ложному следу».

Биография Маркеса дана на фоне истории Латинской Америки, которая представляет для читателя самостоятельный интерес.

---

Маркес говорит, что после поездки в Аракатаку он тотчас же решил бросить работу над «Домом» и взять другой курс. На первый взгляд это удивляет: казалось бы, возвращение в дом детства должно послужить толчком к тому, чтобы с удвоенной силой продолжить работу над романом, на создание которого этот дом его вдохновил. А он переключился на город, в котором находился тот дом. Дело в том, что в «Доме» воспроизведен не тот реальный дом, а вымышленный образ, призванный служить ему ширмой. Теперь наконец-то Маркес был готов открыто взглянуть на сооружение, не дававшее ему покоя на протяжении многих лет, и перестроить вокруг него старый город, который он все еще хранил в своем воображении. Так родился городок Макондо.

На ум невольно приходит Пруст. Только Гарсиа Маркес выясняет, что он в отличие от Аракатаки, которая во многих отношениях умерла, пока еще жив. И ему каким-то чудом удалось вернуть свою мать: он не помнит, чтобы когда-либо жил с ней в том доме, но теперь наконец-то они вместе посетили его; и впервые в жизни он путешествует с ней вдвоем[367]. Естественно, он не говорит, даже не заикается о том, что его встреча с матерью в «Книжном мире» предыдущим днем — это, по сути, повторение их «первой» встречи (первой из тех, что он помнит), произошедшей тогда, когда ему было шесть-семь лет. И в той более поздней сцене рассказчик, сам Гарсиа Маркес, будто персонаж, навеянный «Царем Эдипом», вкладывает в ее уста слова: «Я — твоя мать».

Поездка в Аракатаку не только пробудила в нем воспоминания и изменила его отношение к собственному прошлому, но и подсказала, в каком ключе он должен писать новый роман. Теперь на свой родной город он смотрел сквозь призму творчества Фолкнера и других модернистов 1920-х гг. — Джойса, Пруста и Вирджинии Вулф. На самом деле «Дом» создавался в духе романов XIX в. — под влиянием книг, которыми восхищались интеллектуалы Картахены (как, например, «Дом о семи фронтонах» Хоторна). Теперь же Маркес будет выстраивать многоплановые по времени повествования. Он больше не был погребен в том застывшем доме вместе со своим дедом. Он убежал из него.

Было ясно: нечто грандиозное происходит в его сознании и в его понимании взаимосвязи между литературой и жизнью, когда несколько недель спустя он написал статью под заголовком «Проблемы романа?», в которой презрительно отзывается о большинстве художественных произведений, написанных в современной Колумбии, а затем заявляет:

В Колумбии еще не написано ни одного романа, в котором бы четко прослеживалось благотворное влияние Джойса, Фолкнера или Вирджинии Вулф. Я говорю «благотворное», ибо не думаю, что мы, колумбийцы, на данном этапе способны избежать каких-либо влияний. Их не избежала Вирджиния Вулф, в чем она признается в прологе к «Орландо». Сам Фолкнер не отрицает, что на него повлиял Джойс. Есть что-то общее — особенно в обыгрывании временных планов — между Хаксли и опять-таки Вирджинией Вулф. Франц Кафка и Пруст проглядывают во всей литературе современного мира. Если мы, колумбийцы, намерены избрать верный путь, нам следует двигаться в том же направлении. Но горькая правда заключается в том, что этого еще не произошло, и ничто не указывает на то, что это когда-либо произойдет[368].

Гарсиа Маркес, безусловно, был на пути к тому, чтобы стать другим человеком. Он больше не был изгнан из своей собственной жизни; он отвоевал свое детство. И обнаружил — или, точнее, раскрыл — в себе новую личность. Он заново создал себя. И внезапно, словно на него снизошло озарение, понял, как писатели-авангардисты 1920-х гг. научились воспринимать мир сквозь призму собственного творческого сознания.

Мало кому из его друзей — и в Картахене, и в Барранкилье — было известно о его происхождении. Теперь «мальчик из Сукре» стал «мальчиком из Аракатаки», и больше он уж никогда не изменит своей малой родине. Если есть все основания полагать, что на том этапе «Дом» — это отчасти роман о Сукре, то теперь в описываемом городе начинают все больше проявляться черты Аракатаки, выведенной в романе под названием Макондо. А очень скоро прежняя книга полностью уступит место новой и Гарсиа Маркес будет писать нечто более автобиографичное. Теперь шутки, что он рассказывал своим друзьям и коллегам, имели другой уклон: например, однажды он вернулся «домой», чтобы взять свидетельство о рождении, а у мэра не оказалось под рукой печати, и тот велел принести ему большой банан. Когда банан принесли, мэр разрезал его пополам и скрепил им документ[369]. Гарсиа Маркес заверил своих друзей, что это абсолютно правдивая история, хотя доказать это он не может, поскольку оставил метрики в «небоскребе». Они все расхохотались, но отчасти поверили ему. Неважно, было ли у Маркеса доказательство, но на свет появился рассказчик из Аракатаки; в своей следующей инкарнации он станет магом из Макондо. Наконец-то он понял, кто он есть на самом деле и кем хочет быть.

Вскоре после поездки в Аракатаку с Луисой Сантьяга, в феврале 1950 г., Маркес в своей рубрике «Жираф» поместил статью под заголовком «Абелито Вилья, Эскалона и К°»[370]. В ней он пишет о том, что поездка с матерью напомнила ему о других совершенных им поездках и вдохновила на новые, которые он намерен совершить в будущем, а также мимоходом говорит о путешествии, предпринятом вместе с Сапатой Оливельей в ноябре 1949 г., и прославляет жизнь и странствия бродячих трубадуров Магдалены и Падильи. В частности, он превозносит творчество еще одного молодого человека, который поможет ему понять музыку вальенато и будет способствовать тесному сближению Маркеса с культурой глубинных районов Атлантического побережья. Этого человека, автора произведений вальенато, звали Рафаэль Эскалона. Он уже говорил с Сапатой Оливельей о Гарсиа Маркесе и теперь, прочитав хвалебный отзыв Маркеса о своем творчестве, решил встретиться с ним[371]. Их первая встреча тет-а-тет (на самом деле, возможно, они познакомились годом раньше) произошла в Барранкилье, в кафе «Рим» 22 марта 1950 г., меньше чем через две недели после публикации статьи о поездке 1949 г. и меньше чем через месяц после судьбоносного путешествия с Луисой Сантьяга. Дабы произвести впечатление на молодого трубадура, Гарсиа Маркес прибыл на встречу с ним в кафе, напевая его композицию «Голод в школе» («El hambre del liceo»). Есть редкая фотография той поры, на которой Гарсиа Маркес исполняет одну из песен Эскалоны самому автору. Кривя рот, как он всегда делал, когда не только пел, но и курил или разговаривал с кем-то — будь то женщины или мужчины, которыми он так или иначе был увлечен, — он отбивал ритм по столу[372].

15 апреля 1950 г. Виньес, покинув своих учеников, вернулся туда, откуда приехал. Перед отъездом Виньеса в его честь был организован прощальный ужин — по-настоящему последний ужин. На фотографии, сделанной в тот вечер, радостный Виньес обнимает безутешного Альфонсо Фуэнмайора. Рядом с ними запечатлен Гарсиа Маркес — самый молодой на вечеринке, единственный из присутствующих не в пиджаке с галстуком, а в цветастой тропической рубашке, «дохлый, как рыба», как выразилась недавно официантка из бильярдной «Америка». Его глаза сияют, вид у него восторженный, выражение лица одновременно хитрое и сардоническое. Чувствуется, что он полон жизни, брызжет энергией.

Вскоре после этого Альфонсо Фуэнмайор уговорил Маркеса писать для нового независимого еженедельного журнала под названием Cronica, выходившего в качестве приложения к газете El Heraldo. Журнал был основан 29 апреля 1950 г. и просуществовал до июня 1951-го[373]. Маркес был в журнале «мастером на все руки», а также его управляющим. Некоторые из его публикаций были написаны — в какой-то степени от отчаяния — на основе событий реальной жизни. Его рассказ «Женщина, которая приходила ровно в шесть» появился как ответ на вызов, брошенный ему Фуэнмайором, заявившим, что Маркес не способен писать детективные истории. И тогда Маркес вспомнил смешной случай, произошедший с Обрегоном, который пытался найти натурщицу в католической Барранкилье. Его друзья бросились на поиски проститутки, которая согласилась бы позировать голой, и вскоре нашли подходящую кандидатуру. Она попросила Обрегона написать от ее имени письмо моряку в Бристоле, пообещала, что на следующий день явится в Школу изящных искусств, и потом… исчезла[374]. «Женщина, которая приходила ровно в шесть» — это рассказ о проститутке, которая убила своего клиента и пришла в бар, чтобы обеспечить себе алиби. Здесь заметно влияние Хемингуэя — нового увлечения Маркеса (возможно, он ориентировался на рассказ «Убийцы»)[375]. Это редкий образец истории Гарсиа Маркеса, где действие происходит непосредственно в Барранкилье той поры, когда он там жил.

«Ночь, когда хозяйничали выпи» — еще один, даже более удачный, рассказ, вызвавший восхищение у таких знатоков литературы, как Мутис и Саламеа Борда из Боготы. В основу повествования легло одно из посещений борделя «У черной Эуфемии» в Лас-Делисиасе, где Маркес с приятелями бывал почти каждый вечер. Позже Фуэнмайор будет утверждать — будто эта мысль никогда прежде не приходила ему в голову, — что туда они наведывались, конечно же, не к женщинам — «жалким существам, которых в постель с мужчинами заставлял ложиться голод», а скорее для того, чтобы купить бутылку рома за тринадцать песо и посмотреть, как американские моряки бродят по борделю меж обитавших там выпей, будто потеряли своих партнерш и готовы потанцевать с красноперыми болотными птицами. Однажды Гарсиа Маркес там задремал, а Фуэнмайор растолкал его и сказал: «Смотри, чтобы выпи не выклевали тебе глаза!» (В Колумбии существует поверье, что выпи ослепляют детей, принимая их глаза за рыб.) И тогда Гарсиа Маркес прямиком вернулся в редакцию и написал рассказ о странствиях в борделе трех приятелей, которым выпи выклевали глаза — просто чтобы заполнить пустое место в Cronica. Сам автор позже скажет, что это его первое литературное произведение, которого он не стыдится спустя полвека.