Джеральд Мартин - Габриэль Гарсиа Маркес. Биография

• Название: Габриэль Гарсиа Маркес. Биография
• Автор: Джеральд Мартин
• Издательство: СЛОВО
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-387-00279-3

Джеральд Мартин, профессор Питтсбургского университета и эксперт латиноамериканской литературы, потратил 17 лет своей жизни на то, чтобы создать биографию одного из величайших писателей современности — Габриэля Гарсиа Маркеса. В 2006 г. Маркес объявил мировой прессе, что Мартин его «официальный» биограф. Как пишет сам профессор: «Наверно, можно считать, что я — его единственный официально „не запрещенный“ биограф. Это высокая честь».

Много часов Мартин провел в беседах с самим писателем, его родными, переводчиками и ближайшими друзьями, в том числе с Фиделем Кастро. В общей сложности он взял около трехсот интервью. Самым трудоемким, по словам биографа, было разобраться в хитросплетениях многочисленных мифов, которыми окружил себя писатель, ведь «почти каждое значимое событие в своей жизни Маркес описывал то так, то эдак», прибегая к «мистификации и наглому интриганству, чтобы пустить журналистов или литературоведов по ложному следу».

Биография Маркеса дана на фоне истории Латинской Америки, которая представляет для читателя самостоятельный интерес.

---

— Скажи, что мы будем есть?

Полковнику понадобилось прожить семьдесят пять лет — ровно семьдесят пять лет, минута в минуту, — чтобы дожить до этого мгновения. И он почувствовал себя непобедимым, когда четко и ясно ответил:

— Дерьмо[530].

У читателя тоже возникает чувство облегчения; и он получает немалое эстетическое удовольствие от идеально синтезированной концовки, несущей ощущение свободы и раскрепощенности, способствующей повышению самосознания, настраивающей на противодействие и бунт. Чувство собственного достоинства, всегда столь важное качество для Гарсиа Маркеса, вновь обретено.

Годы спустя «Полковнику никто не пишет», глубокое по содержанию произведение с тщательно продуманным и выстроенным сюжетом и блестящим заключением, станет всемирно признанным шедевром художественной прозы короткой формы, как «Старик и море» Хемингуэя. Сам автор скажет, что «Полковнику никто не пишет» — это образец «краткости, выразительности и откровенности — то, чему я научился в журналистике»[531].

Однако конец повести — это не конец истории, которую всегда можно рассказать по-другому. Через двадцать лет Гарсиа Маркес напишет необычный, обескураживающий рассказ «По следу твоей крови на снегу». Можно сказать, что это пересмотренное и исправленное издание повести «Полковнику никто не пишет». Если первое произведение — это своего рода повествование о любовной драме, которую Маркес переживал в тот период, когда писал данную повесть, и несомненно, самооправдание, то второе — это столь же очевидная самокритика и запоздалая реабилитация Тачии. Он изменил свое мнение или спустя много лет пытается умилостивить свою бывшую возлюбленную? В рассказе «По следу твоей крови…» молодая чета из Колумбии отправляется на медовый месяц в Мадрид, а потом едет в Париж. Перед отъездом из испанской столицы молодая женщина, Нэна Даконте, получила в подарок букет красных роз и о шип одной из них уколола палец, который кровоточил всю дорогу до Парижа. В какой-то момент она говорит: «Представляешь, след крови на снегу от Мадрида до Парижа! Какие красивые слова для песни, правда?»[532] Писатель, должно быть, помнил — естественно! — что Тачия, потеряв так много крови, отправилась в противоположном направлении — из Парижа в Мадрид — в середине зимы. Что это — экзорцизм? В рассказе, когда молодая чета прибывает в Париж, Нэна (она хорошо знает французский), находясь на втором месяце беременности, ложится в ту самую «громоздкую и угрюмую больницу»[533] неподалеку от проспекта Данфер-Рошро, где в 1956-м лежала с кровотечением Тачия и где она тоже могла умереть, но умер ее неродившийся ребенок. Малообразованный муж Нэны, Билли Санчес де Авилла, до этой поездки в Европу ни разу не покидавший Колумбию, — он танцует в Париже под снегопадом точно так же, как танцевал Гарсиа Маркес, когда впервые увидел снег, — оказывается совершенно неспособным справиться с трудностями в холодном неприветливом Париже. И Нэна умирает в больнице, так и не увидев мужа перед смертью, потому что он не сумел к ней прийти[534].

Тачия уехала. На Рождество, в конце «той грустной осени 1956 г.»[535], как позже скажет Гарсиа Маркес он уже снова жил в отеле «Фландр». Почти все друзья винили его в проблемах Тачии и ее драматичном отъезде. Однако работа над повестью находилась в завершающей стадии, он нашел способ оправдать то, что случилось, по крайней мере перед самим собой (он считал делом чести не обсуждать ни с кем свои личные отношения), и уже ничто не могло ему помешать. В конце повести петух, несмотря на ворчание женщины, все еще оставался жив, а значит, была жива и сама повесть. Гарсиа Маркес закончит ее через несколько недель после отъезда Тачии в Мадрид. Он датирует ее январем 1957 г. Ребенок не родился, зато на свет появилось еще одно его произведение. Тачия сказала, ему «повезло», что он сумел закончить свой труд в столь тяжелых условиях. Трудно согласиться, что удача к этому имеет какое-то отношение.

Теперь не было Тачии, которая покупала продукты, торговалась из-за цен и стряпала дешевую пищу. Гарсиа Маркес скреб по сусекам так же, как старый полковник выскребал из банки последние крупинки кофе на первой странице повести. Своему другу Хосе Фонту Кастро он скажет, что однажды целую неделю провел на холодном чердаке, прячась от администрации гостиницы; все это время он ничего не ел, а пил только воду из-под крана. «Помнится, — рассказывает его брат Густаво, — как-то мы с Габито выпивали в Барранкилье, и он признался мне: „После выхода в свет „Ста лет одиночества“ все стали моими друзьями, но никто не знает, какой ценой досталась мне слава. Никто не знает, что в Париже мне приходилось питаться объедками. Однажды я был на вечеринке в доме одних друзей, которые помогали мне немного. После вечеринки хозяйка дома попросила меня вынести мусор на улицу. Я был так голоден, что перерыл все ведро и прямо там же и проглотил все, что нашел в нем съедобного“»[536].

Денег катастрофически не хватало. Некоторые из друзей отвернулись от него, считая, что это он бросил Тачию. Они стали относиться к нему менее благожелательно и, как следствие, менее великодушно. Он устроился на работу певцом в латиноамериканский ночной клуб «Л'Эскаль», где они с Тачией проводили вечера и где она сама иногда подрабатывала. Там он исполнял не вальенато, а главным образом мексиканские ранчеры — дуэтом с венесуэльским художником и скульптором Хесусом Рафаэлем Сото, одним из пионеров кинетического искусства. Зарабатывал он один доллар за ночь (примерно восемь долларов по меркам 2008 г.), по сути, жил на подачки. И пытался вновь продолжить работу над «Недобрым часом». Но, проведя в обществе старого полковника несколько месяцев, никак не мог вписаться в свой незавершенный роман. Его приятели в Барранкилье, собиравшиеся в «Пещере», создали Общество друзей для оказания помощи Габито. На собранные деньги они купили стодолларовую купюру и встретились в книжном магазине «Рондон», чтобы решить, как переправить другу эти деньги. Хорхе Рондон, используя опыт Коммунистической партии, объяснил, как он научился тайно переправлять записки внутри открыток. Но получилось так, что деньги и пояснительное письмо друзья отправили не одновременно. Естественно, открытка пришла раньше. Негодующий Гарсиа Маркес, надеявшийся получить нечто большее, чем добрые пожелания, презрительно фыркнул: «Сволочи!» — и бросил открытку в урну. А в тот же самый день после обеда ему доставили и письмо. Он кинулся перерывать мусорный контейнер и в итоге нашел злополучную открытку. Так что, можно сказать, ему крупно повезло[537].

Потом возникла другая проблема: где обменять деньги? Фотограф Гильермо Ангуло — он был в Риме в ту пору, искал Гарсиа Маркеса! — вспоминает: «Кто-то сообщил ему про приятельницу по имени Пуппа. Та только что приехала из Рима, где ей заплатили жалованье, и, вероятно, была при деньгах. Посему он пошел к ней — как обычно, укутанный, зима ведь была. Пуппа открыла дверь — на него пахнуло теплым воздухом — и радушно его поприветствовала. Она была абсолютно нагая. Красавицей Пуппа не была, но имела роскошное тело и обнажалась совершенно естественно, без всякого намека на кокетство. В общем, Пуппа села — по словам Габо, его раздражало, что она ведет себя так, будто полностью одета, — скрестила ноги и стала говорить о Колумбии, о знакомых колумбийцах. Он начал излагать ей свою проблему. Она кивнула, прошла через комнату туда, где стоял маленький сундучок с деньгами. Он осознал, что ей хочется заняться сексом, а он сам изнывал от голода. Разменяв деньги, он пошел утолять голод и так объелся, что потом неделю страдал от несварения желудка»[538]. Несомненно, этот забавный случай, пока передавался из уст в уста, оброс новыми подробностями. Именно Пуппа привезла Ангуло в Рим экземпляр повести «Полковнику никто не пишет». Хоть Ангуло и старался не сказать ничего лишнего, судя по всему, у Гарсиа Маркеса была короткая интрижка после того, как Тачия вернулась в Мадрид. Должно быть, это потешило его оскорбленное эго.

Одно несомненно: Гарсиа Маркес жил в Париже полтора года на деньги, вырученные от продажи авиабилета, случайные подачки от друзей и свои скудные сбережения и средств на возвращение в Колумбию у него не было. Правда, теперь он говорил по-французски, хорошо знал Париж и имел друзей и знакомых в числе которых были один-два француза, латиноамериканцы из разных стран и несколько арабов. Да и самого Маркеса частенько принимали за араба — ведь в то время разворачивался не только Суэцкий кризис, но еще и алжирский конфликт, — и его не раз забирали в полицию во время регулярно устраиваемых облав.

Однажды вечером, когда я вышел из кинотеатра, на улице меня остановил полицейский патруль. Я получил плевок в лицо, меня избили и запихнули в бронированный фургон, битком набитый молчаливыми — тоже оплеванными и избитыми — алжирцами, которых забрали в местных кафе. Как и полицейские, что арестовали меня, они приняли меня за алжирца. Ночь мы провели вместе, словно сельди в бочке, в тесной камере в ближайшем полицейском участке. А сами полицейские, в рубашках с коротким рукавом, в это время болтали о своих детях и жевали хлеб, смачивая его в вине. Чтобы позлить их, мы с алжирцами всю ночь распевали песни Брассена, в которых высмеивались жестокость и грубость стражей правопорядка[539].