Джеральд Мартин - Габриэль Гарсиа Маркес. Биография

• Название: Габриэль Гарсиа Маркес. Биография
• Автор: Джеральд Мартин
• Издательство: СЛОВО
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-387-00279-3

Джеральд Мартин, профессор Питтсбургского университета и эксперт латиноамериканской литературы, потратил 17 лет своей жизни на то, чтобы создать биографию одного из величайших писателей современности — Габриэля Гарсиа Маркеса. В 2006 г. Маркес объявил мировой прессе, что Мартин его «официальный» биограф. Как пишет сам профессор: «Наверно, можно считать, что я — его единственный официально „не запрещенный“ биограф. Это высокая честь».

Много часов Мартин провел в беседах с самим писателем, его родными, переводчиками и ближайшими друзьями, в том числе с Фиделем Кастро. В общей сложности он взял около трехсот интервью. Самым трудоемким, по словам биографа, было разобраться в хитросплетениях многочисленных мифов, которыми окружил себя писатель, ведь «почти каждое значимое событие в своей жизни Маркес описывал то так, то эдак», прибегая к «мистификации и наглому интриганству, чтобы пустить журналистов или литературоведов по ложному следу».

Биография Маркеса дана на фоне истории Латинской Америки, которая представляет для читателя самостоятельный интерес.

---

В ту поездку до Лимы Гарсиа Маркес так и не добрался. Когда они сделали остановку в Панаме, он пытался дозвониться до Мерседес, и Масетти, услышав это, спросил, где находится его жена. Маркес ответил, что в Барранкилье, и Масетти велел ему отправляться домой, к жене и ребенку, ведь скоро Рождество. Гарсиа Маркес поменял билет и вылетел в Барранкилью; правда, прежде его ненадолго задержала панамская полиция.

За те несколько месяцев, что Маркес наездами бывал в Гаване, в Prensa Latina заметно ухудшились отношения между людьми Масетти и коммунистами-сектантами, стремившимися проводить революцию в русле советской евроцентристской концепции мировой революции. Маркес и Мендоса с болью в душе наблюдали, как приспособленцы и бюрократы, декламировавшие заповеди Москвы, изводят, выживают и подвергают гонениям длинноволосых революционеров — искренних романтиков, с которыми они оба отождествляли и себя. Эти кубинцы, мужчины и женщины, за которых они боролись, вдохновленные Кастро и Геварой, создали стиль, который отличали спонтанность, импровизация и отсутствие формализма: взять хотя бы то, что двух главных лидеров называли просто Фидель и Че, а были еще Рауль и Камило. Но Масетти уже предупредил Гарсиа Маркеса и Мендосу, что после визита кубинского агента в боготское отделение Prensa Latina шпион Коммунистической партии следит за каждым их шагом. Он упрекнул Мендосу в том, что тот посылает ему письма с жалобами, которые могут прочитать его враги и переправить своему руководству: одно из них оказалось в руках самого Че Гевары[661]. В каждой клеточке новой Кубы, в каждом учреждении, на каждом предприятии полным ходом шла борьба за сердце и душу революции. Плинио Мендоса считал, что старорежимные коммунисты выиграли первый раунд — отсюда и трудности у Масетти (а также в итоге и у Гевары), — но что второй раунд останется за Кастро после того, как он предаст суду Эскаланте и заставит коммунистов пить их же собственное лекарство[662]. Эта борьба, не поддающаяся простому объяснению в силу своей чрезвычайной сложности, ведется по сей день.

Вернувшись в Гавану после Нового года, Масетти под усиливающимся давлением решил послать Гарсиа Маркеса в Монреаль с целью открытия там нового филиала Prensa Latina. Этот план провалился, зато открывалось отделение агентства в Нью-Йорке. Еще лучше! Гарсиа Маркес вернулся в Боготу, чтобы привести в порядок свои дела в колумбийском филиале. Он расторгнул договор на аренду квартиры, всю обстановку столовой и прочую мебель оставил Мендосе и, держа свои планы при себе, тайно поселился у своего старого картахенского друга Франко Мунеры, который теперь тоже жил в Боготе[663]. Потом он полетел в Барранкилью, чтобы забрать Мерседес и Родриго, гостивших у родных. Все свои книги в огромном деревянном ящике он оставил на хранение сестре Рите в Картахене. «Ящик Габито» многие годы не давал покоя Элихио, тоже большому любителю чтения[664].

В первых числах января 1961 г. молодая семья отправилась в Нью-Йорк. Это был не самый подходящий момент для осуществления нового проекта, поскольку 3 января США разорвали отношения с Кубой, но Гарсиа Маркес в очередной раз оказался в нужном месте в нужное время. 20 января президентом США стал Джон Ф. Кеннеди — самый молодой из американских президентов. Прежняя администрация оставила ему в наследство ворох проблем в отношениях с Кубой, но он в любом случае, вероятно, поддержал бы вторжение на остров. Нью-йоркское отделение Prensa Latina разместилось в небоскребе рядом с Рокфеллеровским центром. Штат был не укомплектован, и приезду Гарсиа Маркеса там очень обрадовались[665]. Обстановка вокруг агентства складывалась напряженная, и новоприбывший был не в восторге от своих перспектив. «Идеальное место для убийства, более подходящего я не видел, — позже напишет он. — Отвратительное обособленное помещение в старом здании возле Рокфеллеровского центра. Одна комната уставлена телетайпами; в редакционной всего одно окно с видом на внутренний двор, в котором всегда темно, пахнет застывшей гарью и слышно, как крысы день и ночь роются в мусорных баках»[666]. Много лет спустя он скажет американскому прозаику Уильяму Кеннеди, что Нью-Йорк в то время был «ни на что не похож. Он разлагался и в то же время находился в процессе возрождения, как джунгли. Меня он завораживал»[667].

К тому времени в Майами уже скопилось сто тысяч кубинских беженцев, и тысячи прибывали каждый месяц. Многие из них приезжали в Нью-Йорк. Многих из этих беженцев Соединенные Штаты планировали использовать во вторжении и посылали в нелегальные военно-учебные лагеря в Гватемале. Предстоящее вторжение на Кубу считалось государственной тайной, но в Майами об этом знали почти все. Как позже выразится Гарсиа Маркес, «история еще не знала более предсказуемой войны»[668]. В Нью-Йорке латиноамериканские сторонники и противники революции старались ходить в разные бары, рестораны и кинотеатры. Было опасно забредать на вражескую территорию; часто происходили жестокие драки. Полиция обычно не вмешивалась, приезжала, когда все было кончено. Гарсиа Маркес тоже избегал конфронтации.

Молодая семья провела в Нью-Йорке всего пять месяцев, но Гарсиа Маркес позже назовет это время самым напряженным периодом в своей жизни. Они жили в отеле «Вебстер», находившемся рядом с Пятой авеню, в самом центре Манхэттена. Сотрудникам Prensa Latina приходилось работать в атмосфере антикастровской истерии, кубинские беженцы постоянно оказывали на них давление. Каждый день в редакцию звонили контрреволюционно настроенные gusanos («черви», как называли их революционеры). На их оскорбления Гарсиа Маркес и его коллеги обычно отвечали: «Скажи это своей маме, придурок». Они всегда носили с собой самодельное оружие. Однажды кто-то позвонил Мерседес, угрожая ей и Родриго. Звонивший сказал, что ему известно, где они живут и в котором часу она водит ребенка на прогулку — обычно в близлежащий Центральный парк. Она ничего не сказала мужу про звонок, но на какое-то время переселилась к подруге, жившей на другом конце города, в районе Джамейка, объяснив свое решение тем, что скучно торчать целыми днями в гостинице. Пожалуй, неудивительно, что в Нью-Йорке Гарсиа Маркес опять взялся перерабатывать «Недобрый час», на тот период самое мрачное из своих произведений.

После того как Мерседес с сыном съехали из гостиницы, Маркес ввиду нарастающего напряжения почти все время проводил в редакции, спал там на диване. 13 марта он присутствовал на исторической пресс-конференции в Вашингтоне, на которой Джон Ф. Кеннеди объявил о создании «Союза ради прогресса»[669]. Этому событию предшествовал короткий период, когда США, многие десятилетия поддерживавшие латиноамериканских диктаторов, вдруг заговорили на языке прав человека, демократии и сотрудничества. (Правда, очень скоро США вновь вернутся к своей прежней политике — в 1964 г. в Бразилии и затем еще более активно в 1970-х гг.) Гарсиа Маркес признал, что речь Кеннеди «достойна пророчеств Ветхого Завета», но назвал «Союз…» «чрезвычайной мерой, призванной погасить новые веяния кубинской революции»[670].

В самой редакции атмосфера тоже была напряженная — главным образом, как это видел Маркес, из-за противостояния между старорежимными кубинскими коммунистами, придерживающимися жесткой линии, и новым поколением латиноамериканских левых, которых набрал Масетти. «В нью-йоркском отделении меня считали человеком Масетти»[671]. Обстановка быстро накалялась, и Гарсиа Маркес начал задумываться о своем положении. В итоге он решил, что хочет выйти из игры. Однажды в полночь, когда он был один в редакции, зазвонил телефон и голос, принадлежащий жителю побережья Карибского моря, угрожающе произнес: «Готовься, сволочь, твое время вышло. Мы идем за тобой». Гарсиа Маркес оставил сообщение на телетайпе: «Если я это не выключил перед уходом, значит, меня убили». Из Гаваны ему ответили: «Ладно, compañero, мы пришлем цветы». В панике покидая редакцию в час ночи, он забыл выключить телетайп[672]. Озираясь по сторонам, пугаясь собственных шагов, под дождем он пробрался в гостиницу мимо серой громады собора Святого Патрика и лег спать прямо в одежде.

Вскоре импульсивного Масетти коммунисты вынудили оставить свой пост в агентстве. 7 апреля Гарсиа Маркес послал письмо Мендосе с сообщением об увольнении Масетти и о своем решении последовать его примеру. Он подал заявление в конце апреля и сказал Мендосе, что думает отправиться в Мексику. Но после высадки в заливе Кочинос, произошедшей 17 апреля, через день после заявления Кастро о том, что Куба, как многие уже догадывались, берет курс на социалистический путь развития, кубинский лидер сам попросил Масетти остаться на посту директора агентства и в прямом эфире телевидения взять интервью у арестованных контрреволюционеров. Масетти согласился, и Гарсиа Маркес тоже решил не увольняться из агентства до окончания кризиса, спровоцированного операцией в заливе Кочинос[673]. В действительности с тех пор он утверждает, что на самом деле хотел вернуться из Нью-Йорка на Кубу.