Джеральд Мартин - Габриэль Гарсиа Маркес. Биография

• Название: Габриэль Гарсиа Маркес. Биография
• Автор: Джеральд Мартин
• Издательство: СЛОВО
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-387-00279-3

Джеральд Мартин, профессор Питтсбургского университета и эксперт латиноамериканской литературы, потратил 17 лет своей жизни на то, чтобы создать биографию одного из величайших писателей современности — Габриэля Гарсиа Маркеса. В 2006 г. Маркес объявил мировой прессе, что Мартин его «официальный» биограф. Как пишет сам профессор: «Наверно, можно считать, что я — его единственный официально „не запрещенный“ биограф. Это высокая честь».

Много часов Мартин провел в беседах с самим писателем, его родными, переводчиками и ближайшими друзьями, в том числе с Фиделем Кастро. В общей сложности он взял около трехсот интервью. Самым трудоемким, по словам биографа, было разобраться в хитросплетениях многочисленных мифов, которыми окружил себя писатель, ведь «почти каждое значимое событие в своей жизни Маркес описывал то так, то эдак», прибегая к «мистификации и наглому интриганству, чтобы пустить журналистов или литературоведов по ложному следу».

Биография Маркеса дана на фоне истории Латинской Америки, которая представляет для читателя самостоятельный интерес.

---

По многим причинам и прежде всего потому, что это был первый и единственный раз, когда весь клан бума собрался вместе, это событие приобретет легендарный характер. К сожалению, всеобщее веселье омрачали две проблемы. Одна из них назревала с тех пор, как в 1968 г. на Кубе разразился скандал вокруг имени Падильи, и еще больше усугубилась, когда Кастро поддержал вторжение СССР в Чехословакию. Теперь обе проблемы почти достигли критической точки и уже стали причиной пока еще неявных разногласий между шестью друзьями, которые вскоре окончательно разведут их по разные стороны. Но в тот момент они еще были вместе. Первая проблема была связана с гонениями на писателей и интеллектуалов на Кубе; вторая, имеющая к первой непосредственное отношение, — с проектом Хуана Гойтисоло, собиравшегося основать в Париже новый журнал под названием Libre, который, по мнению собравшихся друзей, в Гаване сочтут провокацией и доказательством того, что архитекторы бума являются, как уже подозревали кубинцы, кучкой «мелкобуржуазных» либералов.

Через неделю после того мероприятия Кортасар напишет: «Все было одновременно мило и как-то очень странно; нечто вневременное, неповторимое, конечно, и имевшее некий глубокий подтекст, смысла которого я так и не уловил»[851]. Тогда в последний раз утопические устремления бума отчасти нашли подкрепление в коллективной инициативе; и еще более забавно то, что это первое большое собрание приняло форму паломничества к уединенному жилищу Кортасара, который всегда избегал толпы и притворного дружелюбия, а теперь не только стал членом литературной клики, объединенной узами мужского товарищества, но еще и тяготел к крупным коллективным проектам социалистической мечты.

4 сентября президентом Чили становится Сальвадор Альенде, победив на выборах с небольшим перевесом голосов. 3 ноября состоится церемония инаугурации, на которой он пообещает чилийскому народу «социализм в рамках свободы». Но еще до того, как его торжественно введут в должность, 22 октября, в результате нападения по наущению США будет смертельно ранен главнокомандующий сухопутных войск чилийской армии генерал Рене Шнайдер. Незадолго до этого Гарсиа Маркес познакомится с чилийским писателем Хорхе Эдвардсом (позже он станет биографом Неруды), который, будучи послом Чили на Кубе, повлияет на исход скандала, связанного с Падильей.

За неделю до Рождества Кортасар и его жена Угне отправились из Сэньона в Париж, а оттуда в Барселону. По их прибытии все писатели и их жены собрались в ресторане национальной каталонской кухни «Птичья купальня», где было принято, чтобы клиенты оставляли свои заказы на специальных бланках. Но компания так увлеклась разговором, что по прошествии достаточно большого периода времени бланки все еще оставались пусты, и официант пожаловался хозяину заведения. Тот, недовольный, вышел из кухни и с присущим каталонцам едким сарказмом произнес бессмертную фразу: «Вы что — писать не умеете?» Все мгновенно умолкли, одновременно смущенные, негодующие, удивленные. Первой опомнилась Мерседес. «Я умею писать», — сказала она и начала вслух читать меню. Ей не было равных в умении сохранять хладнокровие в самых напряженных ситуациях. Однажды ей позвонила взволнованная Пилар Серрано и сообщила, что Доносо, неисправимый ипохондрик, уверен, будто у него лейкемия. «Успокойся, — сказала ей Мерседес. — У Габито только что был рак головы, но теперь он жив и не кашляет»[852].

Рождество решили справлять в небольшой квартире четы Варгас Льоса, чтобы перуанцы могли уложить спать своих малышей. Кортасар, наигравшись в снежки, теперь вместе с Варгасом Льосой увлеченно гонял работающие на батарейках детские гоночные машинки, которые мальчикам подарили на Рождество. Потом, после Рождества, Луис Гойтисоло и его жена Мария Антония устроили вечеринку, на которую были приглашены как испанцы, так и латиноамериканцы. Доносо, которому были присущи почти английская чопорность и благовоспитанность, в 1971 г. вспоминал: «Для меня „бум“ как организм прекратил свое существование — если это вообще был организм, а не плод чьего-то воображения и если он мог прекратить свое существование — в 1970 г. в доме Луиса Гойтисоло в Барселоне, на вечеринке, хозяйкой которой была Мария Антония. Увешанная дорогими украшениями, в цветастых шароварах и черных туфлях, она танцевала, вызывая в памяти образы, созданные Леоном Бакстом для „Шахерезады“ или „Петрушки“. Кортасар с рыжеватой бородой, которую он недавно отрастил, что-то лихо отплясывал с Угне. В кругу гостей чета Варгас Льоса кружилась в вальсе. Позже в этот же круг вошли Гарсиа Маркес с женой и, сорвав аплодисменты, стали танцевать тропическое меренге. Тем временем наш литературный агент Кармен Балсельс, возлежа на диване, лакомилась мясом и, размешивая ингредиенты ароматного жаркого, с помощью Фернандо Толы, Хорхе Эрральде и Серхио Питоля кормила фантастических голодных рыбок в освещенных аквариумах, украшавших стены комнаты. Кармен Балсельс, казалось, держала в своих руках нити, заставляя нас всех плясать, как марионеток, и внимательно наблюдала за нами — быть может, с восхищением, быть может, с алчностью, быть может, одновременно и с тем и с другим, так же, как она наблюдала за танцами рыбок в аквариумах. В тот вечер только и было разговоров что об основании журнала Libre»[853].

В последних числах декабря, когда на улице мели метели, Кортасар и Угне вернулись в Париж, и празднества постепенно завершились. Гарсиа Маркес и Мерседес предпочитали устраивать новогодние приемы, а не рождественские, и именно у них дома небольшая компания оставшихся бумовцев — супруги Варгас Льоса и чета Доносо — встречали 1971 г. Тогда они еще не догадывались, что последний раз отмечают праздник в одной компании и вообще обсуждают что-либо вместе. Группа бума находилась на грани распада.

18 Муки творчества одинокого писателя: «Осень патриарха» и внешний мир 1971–1975

Семья Гарсиа Барча жила в Барселоне уже более трех лет, однако новый роман Маркеса все еще не был завершен, и к началу 1971 г. он принял решение сделать перерыв в работе, чтобы стряхнуть с себя напряжение, и на девять месяцев отправился в Латинскую Америку. Он чувствовал потребность заново познакомиться с тем миром, где жил раньше. Его предпочтения были отданы Барранкилье, но в минувшем марте он сказал Альфонсу Фуэнмайору, что семья, конечно же, не позволит ему вернуться туда: «Мальчики скучают по Мексике. Только теперь я понимаю, что они жили там достаточно долго, и эта страна для них — своего рода Макондо, который всегда будет с ними, куда бы они ни поехали. В этом доме лишь я один неисправимый патриот, но с моим мнением считаются все меньше и меньше»[854]. И все же каким-то образом ему удалось уговорить не горевшую энтузиазмом семью несколько месяцев погостить в Барранкилье, прежде чем вновь посетить Мексику.

Итак, в середине января семья Гарсиа Барча прибыла в Колумбию. Сходя по трапу самолета в аэропорту Барранкильи, Гарсия Маркес улыбнулся и дважды потряс кулаками с вытянутыми вверх большими пальцами, приветствуя тех, кто его встречал. На фотографиях он запечатлен в наряде жителей Карибского региона мексиканская гуаябера[855], кожаные мокасины на босу ногу; вид у него ухоженный, раздобревший, поскольку в Барселоне он вел неактивный образ жизни и, вероятно, сверх меры потреблял углеводы; шевелюра тоже стала более пышной — прическа в полуафриканском стиле, характерном для того времени; усы как у Сапаты. Мерседес прятала глаза за солнцезащитными очками, вероятно воображая, что она находится где-то в другом месте. Зато их сыновья, почти не знавшие родину родителей, выглядели самоуверенными и возбужденными[856]. По случаю прибытия Маркеса в аэропорту собрались представители местной прессы и радиорепортеры; таксисты издалека кричали, что по старой памяти готовы отвезти Габито в Макондо всего за тридцать песо. Сам Гарсиа Маркес, перед отправлением из Барселоны заявивший — весьма легкомысленно, — что он едет домой «глотнуть свежего воздуха»[857], теперь пытался найти более позитивное объяснение своему визиту и в результате придумал одну из своих классических фраз, сказав, что он вернулся на побережье Карибского моря, потому что соскучился «по запаху гуайявы»[858].

Из аэропорта Гарсиа Барча поехали домой к Альваро и Тите Сепедам, которые теперь жили в величественном белом особняке, располагавшемся между центром города и районом Прадо. Сам Септа в это время находился в Нью-Йорке по не слишком радостному поводу: проходил медицинское обследование. У Титы Гарсиа Барча пробудут до тех пор, пока не найдут для себя подходящий дом или квартиру. Одного из журналистов, Хуана Госсаина, пригласили в дом, предложили выпить с хозяйкой и гостями пива и присутствовать при их беседе. В ходе разговора Гарсиа Маркес объяснил — якобы доверительно, — чем вызвано его возвращение. Всю жизнь он мечтал стать всемирно известным писателем и влачил жалкое существование репортера, чтобы добиться своей цели. Теперь же, став «профессиональным» писателем, он жалеет о том, что он больше не репортер, раскалывающий интересный материал, и таким образом его жизнь вернулась к исходной точке: «Я всегда хотел быть тем, кем больше не являюсь»[859].