Аполлон Коринфский - Народная Русь

• Название: Народная Русь
• Автор: Аполлон Коринфский
• Жанр: История
• Год: 1995
• ISBN: 5—88590—309—3.

Новая серия «Русичи» включает в себя труды дореволюционных и современных исследователей и ученых, занимающихся вопросами культуры, этнографии, истории России, русского фольклора, быта и обрядов. Ее открывает работа А. А. Коринфского «Народная Русь», впервые изданная в 1901 году в Москве, когда-то широко известная, но незаслуженно забытая в родном отечестве на многие десятилетия и, наконец, снова увидевшая свет. Богатый фактический материал, любовь к земле русской, к простому народу, к родному языку — все это не оставит читателя равнодушным.

---

Знает народ-пахарь и такие средства, если не исцеляющие, то утоляющие боль при укушении змеею, как ведомые лечейками травы, посеянные по лесным полянам рукою Творца-сеятеля на потребу-цельбу человеческую; но не прочь он — по примеру дедов — и в наши дни оборониться от змеиной лихости завещанным пращурами заговорным словом. «Змия Македоница!» — гласит один такой заговор: «Зачем ты, всем змиям старшая и большая, делаешь такие изъяны, кусаешь добрых людей? Собери ты своих теток и дядей, сестер и братьев, всех родных и чужих, вынь свое жало из греховнаго тела у раба (имярек). А если ты не вынешь своего жала, то нашлю на тебя грозную тучу, каменьем побьет, молнией пожжет. От грозной тучи нигде не укроешься: ни под землею, ни под межою, ни в поле, ни под колодою, ни в траве, ни в сырых борах, ни в темных лесах, ни в оврагах, ни в ямах, ни в дубах, ни в норах. Сниму я с тебя двенадцать шкур с разными шкурами, сожгу самую тебя, развею по чистому полю. Слово мое не пройдет ни в век, ни вовек!»… Если же ужалит черная гадюка, а не какая другая сестра ее, то старинное русское чернокнижие завещало своим ведунам иное властное над ядом змеиным слово. «На море на Окияне, — гласит оно, — на острове Буяне, стоит дуб ни наг, ни одет; под тем дубом стоит липовый куст; под тем липовым кустом лежит златой камень; на том камне лежит руно черное, на том руне лежит инорокая змия Гарафена. Ты, змия Гарафе-на, возьми свое жало, из раба (имярек), отбери от него недуги. А коли ты не возьмешь свое жало, не отберешь недуги, ино я выну два. ножа булатные, отрежу я у змии Гарафены жало, положу в три сундука железные, запру в два замка немецкие. Ключ небесный, земный замок. С этого часу с полудня, с получасу да будет бездыханна всякая гадюка и ужаления ея в неужаления! А вы, змии и змийцы, ужи и ужицы, медяницы и сарачицы — бегите прочь от раба (имярек) по сей век, по сей час! Слово мое крепко!»

Суеверные люди приписывали змеям силу чар в различных случаях жизни, но более всего верили в «любовный приворот» с помощью этих чар. Так, по совету знахарей, хаживали они в лес, разыскивали там гадюку. Найдя, они заранеее заговоренною палкой-рогулькою должны были прижать змею к земле и продеть через змеиные глаза иголку с ниткою. При этом обязательно должно было произносить слова: — «Змея, змея! Как тебе жалко своих глаз, так чтобы раба (имярек) любила меня и жалела!» По возвращении домой надо было поскорей стараться продеть платье приглянувшейся красной девицы этой иголкою, но тайно от всех, а от нее — наособицу. Если удастся проделать все это, — любовь приворожена навеки. Другие знахари подавали совет: убить змею, вытопить из нее сало, сделать из сала свечку и зажигать ее всякий раз, когда замечаешь остуду у любимого человека. «Сгорит змеиная свеча, и любовь погаснет, — ищи другую!» — приговаривали ведуны.

В любопытном памятнике русской письменности первой половины XVII века — «Лексикон славенорусский, составленный всечестным отцем Кир Памвою Берындою» (иеромонахом, заведовавшим исправлением книг в Киево-Печерской лаврской типографии), — к слову «змий» относится пояснение: «уж, гадина, змея, земный смок, морской смок.» Что составитель разумел под словом «смок» — пресмыкающееся, это вполне ясно, — недаром он в предисловии своем «ко любомудрому и благочестивому читателю» говорит: «Читать, а не разуметь, глупая речь есть!» По общепринятому у всех народов поверью, змеям приписывается не только лихость злая («кусает змея не для сытости, а для лихости!»), а и мудрость; но мудрость эта — от лукавого, идет на погубу.

Если бы речь шла о видимых всем змеях, то народ-сказатель прибавил бы ко всему сказанному очень немного. Но шагающее семиверстными шагами, залетающее в заоблачную высь поднебесную воображение завещало ему бесконечную цепь других сказаний, связанных с этим ползучим гадом, пресмыкающимся по лицу земли-кормилицы. Мудрый змий — образ воплотившегося врага рода человеческого, дьявола, заставившего истинного праотца людей — по словам глубоко трогательного стиха духовного — плакать у врат потерянного рая и восклицать: «Увы мне, увы мне, раю мой, прекрасный мой раю!» и повторять, обливаясь слезами раскаяния: «Меня ради, раю, таков сотворен бысть! Прельсти мя Евва, из рая изгнала, рай заключила запрещенным делом. Увы мне коль грешну, увы окаянну!»…

Лукавый соблазнитель прародительницы человечества, проклятый Богом и людьми дьявол-змей, навеки осужденный пресмыкаться и жалить человека в пяту, воплотился в пылком народном воображении в крылатого змея, прародителя не только обитающей в преисподней нечисти, но и всех сказочных огнедышащих драконов, о которых пошла гулять вдоль по народной Руси изукрашенная пестрядью сказаний молвь, для которой нет на свет никакого удержу. Из рода в род, из века в век переходят древние предания о драконах-змеях — одно другого цветистее, ведущие простодушную речь о самых мудреных вещах. Подобные сказания, очевидно, завещаны прадедам современных сказателей от времен глубокой древности, бесследно затонувших в бездонном океане забвения. Они свойственны и не одной народной Руси, и не одним единокровным с последнею, когда-то жившим одною с ней жизнью, славянским племенам, но и таким, праотцам народов — как китайцы. У них крылатый огнедышащий змей русских сказок до сих пор является предметом особого суеверного почитания, граничащего с обожествлением. Как и русский Змей Горыныч, он представляет собою сказочное чудище, похожее и на крокодила, и в то же самое время на удава — эту «змею, всем змеям большую». Хотя он, волею воображения сынов Небесной Империи и лишен крыльев (у русского сказочного змея — их не то шесть, не то двенадцать), но также может взлетать выше облака ходячего, также дышит огнем-пламенем. Ему повинуются и земля, и воды, и самые светила небесные. Так и в русских стародавних сказаниях, — память о которых осталась в народе только невнятным отголоском смутных пережитков преданного забвению прошлого, — подобный китайскому дракону «огнеродный змей Елеафам», из уст которого исходят «громы пламеннаго огня, яко стрелено дело», а из ноздрей — «дух, яко ветр, воздымающий огнь геенский», сотрясает по своей воле основы Матери-Сырой-Земли, производя «трус» и «потоп». Как во власти созданного суеверием китайцев дракона производить лунное и солнечное затмения, — так и сказочный Змей Горыныч порою скрадывает с небесного свода пресветлое светило светил земных — солнце — и, налегая чешуйчатой грудью на ясный лик кроткой луны, заслоняет трепетный свет ее от взора человеческого и повергает в ужас всю живую природу. По мнению китайцев, дракон держит в своей властной руке орошающие землю дожди, — как держала их поселенная полузабытым в народе словом в лоне небесного моря-океана на острове Буяне «змея, всем змеям старшая и большая». Подобно Змею Горынычу древнерусских сказочных былей, сложившихся в сердце песнотворца-народа, этот грозный дух, до сих пор не переживший преданий о себе среди четырехсотмиллионного населения бывшей для всех столь таинственною страны, может «залегать дороги прямоезжия». Многое-множество других, уже совсем не присущих духу русского народа свойств приписывает суеверие желтолицых сынов Неба созданному ими гению земного зла, иногда даже и совершенно искренне покровительствующему им, — таким образом порождая злом добро, как ни противоречит последнее обстоятельство простому здравому смыслу. Но, в свою очередь, наделен совершенно особыми качествами и русский дракон Змей Горыныч, по всей вероятности, зародившийся из одного и того же источника преданий, в одинаковой степени свойственных всем народам, вышедшим из «колыбели человечества» — Азии. Вероятно, в могучем складе русского пахаря-народа, породившего стольких богатырей, не было — на счастье родной ему земли — тех тлетворных задатков духовного разложения, которые к концу XIX столетия оставили Китай все под тою же властью созданного шесть тысяч лет назад пугала. Если и было когда-нибудь, в позабытые всеми времена суеверное обожествление змея-дракона в народной Руси (что очень сомнительно для знакомых с развитием древнеславянского языческого богословия!), — то еще в незапамятные годы успел несокрушимый дух русского народа «стереть главу змию» этого обожествления. Ни Белбог с Чернобогом, ни Небо-Сварог с Матерью-сырой-Землею, — не говоря уже о позднейших божествах еще не просвещенного Тихим Светом веры Христовой народа (Белбожичах со Сварожичами) не напоминали своим общением с народным духом ничего китайского. Они были совершенно самобытным явлением в летописях постепенного саморазвития русского миропонимания. Змей же Горыныч — хотя и существовал в нашем народном суеверии и до сих пор не совсем чужд воображению народа-пахаря, — всегда был ярким созданием одних только сказок, представлявшимся порождением нежити-нечисти, не заслуживавшей никакого поклонения-почитания, хотя и вынуждавшей своим лукавством ограждаться от нее всякими причетами-заговорами. И Лесовик со Степовым, и Водяной, и Полевик, — не говоря уже о покровителе домашнего очага «дедушке» Домовом, — все вместе и каждый наособицу — пользовались в русском народе несравненно большим почитанием, чем это чудище, несмотря на всю его силу — мочь. И это явления вполне объяснимо. Стоит только вспомнить, что в лице названных созданий народного суеверия воплощаются любовно льнущие к суеверному сердцу помышляющего и не об одном только хлебе насущном верного сына земли-кормилицы предания о духах-покровителях, имеющие осязательную связь с древним верованием в загробное покровительство предков, витающих вокруг поселений своего потомства, что ни день поливающего родную землю трудовым потом, порою слезами, а в годы Божьей немилости — и кровью. Змеепоклонство, распространенное и не в одних пределах неподвижной Срединной Империи, а и у многих других народов, все еще находящихся под властью язычества, никогда не было свойственным духу русского народа. Народная Русь и на самой первобытной стадии развития всегда относилась к змеям как к низшему (хотя и одаренному лукавой мудростью) существу, не позволявшему ее могучему, рвущемуся от земных пределов к небесным нивам духу искать в пресмыкающемся предмет обожествления. Летучий огнедышащий дракон, и устрашая своим видом трепетавшего перед ним сына матери-земли, оставался все тем же змеем. В то время как другие народы видели в драконе предмет поклонения, наш пахарь выходил на борьбу с этим грозным чудищем, высылая против него своих могучих сынов. Драгоценнейшие памятники русского народного слова — былины киевского периода сохранили от забвения могучие образы богатырей, выступавших на единоборство с грозным воплощением всего лукавого, порабощающего. Эти богатыри — плоть от плоти, кость от кости народной: в их, выходящих изо всяких границ обыденного обликах чувствуется мощное биение стихийного народного сердца. В них восстает перед перед взором современного читателя-слушателя одуховоренный верою в торжество светлой-праведной свободы Земли Русской могучий своею тысячелетней самобытностью дух русского народа, которому — все по плечу, для которого нет на белом свете ничего невыполнимого-непосильного. Перед высокой силою воли созданных народом-пахарем богатырей, одушевленных неугасимым пламенем нелицемерной любви к воскормившей-воспоившей их родной земле, в позорном бессилии никнет кичащаяся своим дородством сила залегающих пути-дороги, облегающих города православные, требующих данью в свои пещеры змеиные дочерей и жен русских — на съедение и поругание Змеев Ту-гариных, Тугаринов Змеевичей, Змеищ Горынчищей. Меркнет перед светом их горящего своею действенной верою сердца чадное полымя дракона лютого.