Антон Деникин - Старая армия

• Название: Старая армия
• Автор: Антон Деникин
• Издательство: Айрис-Пресс
• Жанр: О войне
• Год: 2005
• ISBN: 5-8112-1411-1

Два выпуска книги «Старая армия» (1929 и 1931 гг.) посвящены различным аспектам жизни Русской Армии с 90-х годов XIX века до Первой мировой войны. В воспоминаниях кадрового офицера предстают яркие картины жизни и быта военной среды — от юнкерского училища до Академии Генерального штаба, от службы в артбригаде в захудалом местечке на западной границе Империи до военных смотров в столичном Петербурге. Очень ценными представляются наблюдения автора о взаимоотношениях Армии и общественности накануне революции 1905 г. и Великой войны. Отчуждение образованного слоя русского общества от Армии обернулось впоследствии непоправимой трагедией для всей страны.

---

Но и в начале века, когда тридцатилетний офицер на ощупь подходил к своим «трем положениям», его «либерализм» не укладывался в рамки общепринятого толкования этого термина — недаром Деникин как единственно возможное решение воспринял жесткие меры правительства по подавлению бунтов 1905 года и суровые, вошедшие в пословицы фразы П. А. Столыпина, обращенные не только к революционному подполью, но и к сочувствующим из «конституционной» Думы: «Не запугаете!», «Вам нужны великие потрясения, а нам нужна великая Россия!» Интересно также отметить, что в таком важном для государства вопросе, как итоги Русско-Японской войны и перспективы ее продолжения (в случае, если бы не состоялся Портсмутский мир), Деникин и в последние годы жизни провозглашал убежденно: «…принимая во внимание все «за» и «против», не закрывая глаза на наши недочеты, на вопрос — «что ждало бы нас, если бы мы с Сипингайских позиций перешли в наступление?» — отвечал тогда, отвечаю и теперь: — Победа!» — и горько сожалел, что в Портсмуте «армию не спросили», а «Петербург «устал» от войны более, чем армия»{12}. До некоторой степени это приобретает значение и в связи с вопросом о «либерализме» Деникина, поскольку один из столпов либерализма подлинного, безо всяких кавычек (впрочем, наряду с этим и убежденный государственник), фельдмаршал Д. А. Милютин, на склоне лет вынес уничтожающий приговор подобным взглядам: «…Приходилось порадоваться прекращению войны. Только отчаянные шовинисты могли бредить о реванше»{13} (статья была опубликована после смерти ее автора, в 1912 году, в «Известиях Императорской Николаевской Военной Академии»{14}, и следивший за военной литературой Деникин вряд ли мог ее пропустить). И, возможно, уже персонально к Деникину — автору «Армейских заметок» в журнале «Разведчик» отнес бы ту же характеристику «шовиниста» фельдмаршал, доживи он до 1914 года и прочитай страстный призыв к укреплению духовной боеспособности России и ее Армии («накануне уже неизбежной отечественной войны наши власти старательно избегали возбуждения в народе здорового патриотизма, разъяснения целей, причин и задач возможного конфликта, ознакомления войск со славянским вопросом и вековой борьбой нашей с германизмом»): «Духа не угашайте!»{15} Не оставим без внимания и выбор глубоко и искренне верующим Деникиным этой новозаветной цитаты (1 Сол. 5:19), вольно или невольно сопоставляющий дело защиты земного Отечества с проповеданными Апостолом путями стяжания Отечества Небесного. Итак, не был ли Антон Иванович во многом чужд российскому либерализму в его сложившихся к началу XX века исторических формах?

Как представляется, мировоззрение Деникина скорее можно описать введенным П. Б. Струве термином «либеральный консерватизм», который, несмотря на внешнюю парадоксальность, заключает в себе достаточно глубокий смысл. «Суть либерализма, как идейного мотива, заключается в утверждении свободы лица. Суть консерватизма, как идейного мотива, состоит в сознательном утверждении исторически данного порядка вещей, как драгоценного наследия и предания», — пишет Струве{16}. «Либеральный консерватизм означает, таким образом, — раскрывает его мысль эмигрантский исследователь, — одинаковую любовь к началам и идеям свободы и власти, свободы и порядка, реформаторства и преемственности. Главная задача — и в то же время главная трудность — для носителей этой политической идеологии всегда заключалась в нахождении правильного «сочетания порядка и свободы в применении к историческому развитию и современным потребностям»{17}, — что, собственно, представляет собою отказ от догматизма во имя естественного развития живого национально-государственного организма. Размышляя, уже в эмиграции, о будущем Отчизны после ее освобождения от большевиков, Струве подчеркивал: «…У нас нет политических рецептов, а есть ясная и твердая мысль — России нужны: прочно огражденная свобода лица и сильная правительствующая власть»{18}, — и это вполне совпадало с позицией Деникина как по сути, так и в вопросе частном — пресловутого «непредрешенчества» судеб освобожденной страны.

Не меньше соответствуют деникинским взглядам и «ясное сознание и твердое убеждение» Струве, «что духовная крепость и свобода лица, мощь и величие государства в своих глубинах, основах и истоках восходят к непреложным религиозным началам. Отрываясь от этих начал, личность духовно никнет и мельчает, корни ее свободного бытия иссыхают. И государство, которое отнюдь не представляет просто технического приспособления, а есть некий таинственный сосуд национальной, духовной и жизненной энергии, испытывает ту же судьбу, когда отрывается от религиозных начал»{19}; и чтобы еще раз убедиться в близости взглядов, достаточно сравнить с этими высказываниями мысли, звучавшие в 1919 году в официальных документах, подписанных Главнокомандующим Вооруженными Силами Юга России, — «твердое убеждение, что возрождение России не может совершиться без благословения Божия и что в деле этом Православной Церкви принадлежит первенствующее положение, подобающее ей в полном соответствии с исконными заветами истории»{20}, и прямую апелляцию к религиозному авторитету: «Велико должно быть значение мудрого голоса Церкви и в настоящую тяжелую для государства годину, когда во многих местах его под напором большевизма и низменных страстей рухнули основы религии, права и порядка, и русские люди, забыв стыд и долг свой, глумятся над растерзанной и истекающей кровью Родиной. В такое тяжелое время глубоко отрадно вновь услышать голос Православной Церкви, и я верю, что по молитвам ее Господь Бог укрепит нас в нашем трудном подвиге и Десницею Своею благословит наше правое дело на благо и величие горячо любимой Матери России»{21}.

Применение к взглядам Антона Ивановича термина «либеральный консерватизм» кажется нам оправданным и еще по одной причине. Подобно тому, как в самом термине именем существительным является все-таки консерватизм, — и в мироощущении Деникина либеральная составляющая относится скорее не к глубинным основам, а к общественно-политическому темпераменту, который не раз побуждал его обладателя к громкому протесту и, в конечном счете, соотнесению себя с определенным политическим направлением (хотя и с непременною оговоркой: «…не принимая активного участия в политике и отдавая все свои силы и труд армии»{22}). В то же время противоположный лагерь — демонстративно-консервативный, присваивавший себе — не всегда оправданно — привилегию на патриотизм и «охранительство» (как «либеральная общественность» — патент на «выражение народных чаяний»), — также должен был оказаться для него во многом чуждым, несмотря на близость основополагающих государственнических идей.

Так, Деникин, конечно, разделял обеспокоенность кризисным положением вооруженных сил в первые годы после Японской войны, звучавшую в статьях М. О. Меньшикова — одного из ведущих перьев «правой» журналистики, перед лицом «бегства офицеров из армии» взывавшего: «Измените психологические условия офицерской службы — и бегство остановится. Сделайте службу интересной — и бегство остановится. Отодвиньте позор войны и верните почет, сделайте так, чтобы офицер не краснел в обществе и не чувствовал себя неловко даже в своем кругу, — и бегство остановится»{23}, — но вряд ли сам должен был «чувствовать себя неловко» и признавать справедливыми слова о «позоре войны», которая, как мы знаем, по его мнению была проиграна не военными, а политиками, не Армией, а «обществом»; и еще менее — поддерживать призывы сделать «мечтой хотя бы нескольких поколений» — «блестящую, победоносную войну», «панацею всех военных бед», к которой Меньшиков фактически рекомендовал «втайне готовиться […] всеми силами, всей жаждой духа»{24}.

Нам представляется, что налицо коренное различие в подходах к будущей войне — суровой необходимости для потомственного солдата Деникина (отсюда и его «духа не угашайте!») и отвлеченной, отдающей чуть ли не ницшеанством химере для штатского журналиста Меньшикова: профессиональный военный видит делом Армии служение в грядущих сражениях Отечеству, России, народу, в то время как публицист по сути дела приближается к утрированному лозунгу «война для Армии», когда и существование последней, и боевая слава, и прекращение «бегства офицеров» превращаются практически в самоцель.

Патриотизм Антона Ивановича вообще носил не умозрительный, выношенный в редакциях и кабинетах политиков и журналистов, а жизненный, если угодно, практический характер, — и в кризисные годы полковник Деникин, как в свое время и подпоручик Деникин, как в недалеком будущем и генерал Деникин, — не только сам был отнюдь не из тех, кто «бежал», не дождавшись, чтобы кто-то другой «сделал ему службу интересной», но и хорошо представлял себе — как строевой и штабной офицер и как военный писатель — тот преобладающий, несмотря ни на что, слой армейских подвижников, который вытягивал тяжелый воз военного строительства и чьими трудами служба, собственно, и становилась «интересной» не только для офицеров, но и для призванных по воинской повинности нижних чинов. Здесь в Деникине проявилось счастливое сочетание литератора — и труженика, способного свои доверенные бумаге мысли и взгляды воплощать в действительность; и, вспоминая через много лет сложные, но непосредственно связанные с жизнью и с будущей боевою работой задачи, которые он тогда ставил своим подчиненным (пока на полях маневров), старый генерал писал: «Надо было видеть, с каким увлечением и радостью все чины полка участвовали в таких внепрограммных упражнениях и сколько природной смекалки, находчивости и доброй воли они при этом проявляли»{25}.