Илья Маслов - Записки Курта Фалькенхорста

• Название: Записки Курта Фалькенхорста
• Автор: Илья Маслов
• Жанр: Философия

Повесть об Адольфе Гитлере и последних днях Третьего Райха.

---

— Ну, где там ваш доклад? Давайте его сюда. Вам повезло, что я не был занят!

Я спокойно опустил руку, в которой держал пакет:

— У меня есть приказ: только в руки фюреру.

Надо было видеть, как изменилось лицо моего нового собеседника! Сначала там отразилось непонимания (он явно привык к беспрекословному подчинению), затем — такая злоба, что я даже не воспринял ее сперва на свой счет. Он не пытался отнять у меня бумаги, но просто наклонился ко мне так, что я почувствовал, как от него несет спиртным и хрипло проговорил:

— Я знаю, что задумали эти пораженцы с Восточного Фронта! Они все продались русским! Нужна выдержка, решимость, а они плачут, что все потеряно! Если вы немедленно не отдадите мне писанину этой бабы Шернера, я прикажу вас расстрелять за пособничество изменникам! Тут же, во дворе!

"Да ведь он пьян!" — понял я, и не зная, как повести себя в данной ситуации по отношению к явно высокопоставленному чину, повторил:

— Мне приказали передать документы только лично фюреру.

Эти слова еще больше разозлили его, он почти закричал:

— Эти предатели хотят ввести фюрера в заблуждение, хотят подорвать его здоровье, как вы не понимаете? Отдайте мне бумаги! Я вам обещаю, что если они окажутся дельными, я передам их фюреру. Ну же!

Однако моя решимость исполнить приказ генерал-полковника Шернера только окрепла: я понял, что именно о таком предупреждал меня он, когда говорил о людях, скрывающих от фюрера ситуацию. Я сделал шаг назад и на кого-то натолкнулся — позади меня стояли два солдата СС, вооруженные автоматами. Мой собеседник снова протянул руку по направлению ко мне:

— Последний раз прошу вас подчиниться, офицер! Ваша верность доказывает, что вы истинный германец, но вы должны быть верны Гитлеру, а не банде заговорщиков и большевистских агентов, пробравшихся в штабы на Восточном Фронте! И…

— Что здесь происходит?

Я обернулся на хриплый голос. Мельком я заметил, как вытянулись в струнку оба автоматчика, как мрачно потупился тот, кто требовал от меня бумаги, но мне уже не было до этого дела — мое внимание целиком было приковано к человеку, который приближался к нам от противоположного конца коридора.

Конечно, я сразу узнал его — еще по голосу, хотя фюрер был совсем не похож на того, прежнего, которого мы все помнили. Сначала мне показалось, что передо мною — старик, растерявший всю былую неукротимую энергию. Тусклые глаза смотрели как будто в никуда, поступь была неуверенной, словно фюреру стоило огромных усилий концентрировать свое внимание на нас, руки ощутимо подрагивали. Холодный ужас сковал меня, зрелище обремененного болезнями и минувшими годами человеческого тела и осознание того, что передо мною стоит вождь, которого вопреки всему боготворит Германия, поставило мой рассудок на грань паники… Но Адольф Гитлер подошел ближе — и у меня словно открылось второе зрение.

Прежде исходившая от фюрера уверенность, граничившая с бравадой, сменилась мрачной, ледяной решимостью. Он похудел, заострившийся нос и бледность придавали ему болезненный облик, но вовсе не заставляла казаться беспомощным. Было ясно, что той Силы, с помощью которой Адольф Гитлер вершил историю, в его теле все еще хватало с избытком. Да, чувствовалось, что груз, который он несет, невероятно тяжел, но спина его была по-прежнему прямой, как стержень. Военная форма идеально шла ему — трудно представить, что что-то кроме нее могло подчеркнуть выдержку и властность этого человека. Всего же удивительней показались мне его глаза.

Когда-то их называли нысыщенными голубым цветом, напоминавшим о горных озерах в солнечные дни. Когда он говорил свои знаменитые речи, когда его охватывали ярость или гнев, его глаза заволакивала грозовая синева… Теперь же в них поселилась печаль, и вместе с ней — твердость, но не прежняя, восторженная, внушавшая уверенность в победе, а иная — я видел такие глаза у пулеметчика, который вызвался в одиночку задержать русских, чтобы его товарищи успели отойти и унести раненых. Цвет глаз Гитлера в те дни я не могу описать. Одно могу сказать точно — в те часы, когда его взгляд не застилала тусклая апатия, они буквально пылали огнем. После войны я читал, что многие высокопоставленные чиновники и генералы Райха, даже знавшие фюрера много лет, не могли спорить с ним. Еще бы — когда он смотрел на них этими горящими глазами, излагая новые невероятные замыслы!

Фюрер подошел к нам и повторил:

— Что здесь происходит, Мартин? Кто этот человек? — он указал на меня.

В эту секунду меня словно кто-то подтолкнул. Прежде, чем человек, хотевший забрать у меня пакет, ответил, я сделал шаг вперед:

— Мой фюрер! Эти бумаги я должен был передать вам лично в руки.

Гитлер с интересом посмотрел на меня. На миг показалось, что его взгляд проникает в самую глубину личности, в мысли и чувства. Он протянул руку за пакетом, и я отдал ему документы. Тот, кого фюрер назвал Мартином, все-таки попытался возразить:

— Мой фюрер, это рапорт от пораженцев с Восточного Фронта! Стоит ли вам…

Но Гитлер повернулся к нему и с неожиданной силой в голосе ответил:

— Я пока еще главнокомандующий германского вермахта! И могу сам — он сделал ударение на слово "сам" — принимать решения. Если мне понадобится твой совет, я тебя позову.

Он снова повернулся ко мне и жестом пригласил меня следовать за собою. На немой вопрос Мартина он ответил:

— Если этот человек так точно исполнил приказ своего командира, он чего-то стоит. Я хочу выслушать мнение очевидца, а не наших штабных полководцев!

Мне ничего не оставалось, как последовать за фюрером. Бросив последний взгляд на Мартина, я ожидал увидеть злобу или неудовольствие на его лице — хотя бы по отношению ко мне, но увидел только бесконечную преданность и восхищение, затмевающие все другие чувства. Такое влияние мог оказывать фюрер даже на тех, кто в его отсутствие плел против него интриги! Воистину, это было за гранью способностей обычного человека.

Помещение, в которое я попал вслед за фюрером, было не слишком большим. Вся мебель состояла из большого прямоугольного стола и стульев, у стены же напротив двери располагался пустой стенд — видимо, для карт и диаграмм. Электрический свет был так ярок, что даже немного резал глаза. Видимо, здесь фюрер только принимал доклады своих военачальников.

Гитлер, казалось, совершенно забыл обо мне. Он сел во главе пустого стола и, разорвав пакет, погрузился в чтение бумаг. Я не решился сесть без разрешения, и потому остался стоять рядом с дверями. Бумаг было много, и у меня даже начали затекать ноги, но зато мне представилась возможность увидеть, как фюрер ведет себя за документами. Выражение его лица не менялось, но в то же время я легко мог понять чувства, которые он попеременно испытывал при чтении — дело тут по-прежнему во взгляде вождя, в его глазах. Какие-то неуловимые изменения в их глубине нарушали бесстрастность его усталого лица. Было ясно: фюреру не слишком нравится то, что сообщают ему Шернер и другие генералы, но в то же время никаких сюрпризов тайный пакет не преподнес. Прошло около получаса, когда Гитлер отложил, наконец, бумаги, и погрузился в раздумья, подперев подбородок кулаком. Я по-прежнему молчал, стоя на одном месте. Фюрер, по-прежнему не говоря ни слова, встал из-за стола и начал расхаживать взад-вперед возле пустого стенда. Затем он остановился, посмотрел в мою сторону — и словно только тут вспомнил о моем присутствии:

— Как вас зовут, офицер?

— Курт Фалькенхорст, в чине…

— Ладно, это уже не имеет сейчас никакого значения! — прервал меня он. Было видно, что даже разговаривая со мной, он продолжал обдумывать какую-то мысль, и это поглощало часть его внимания. — Вы хорошо знаете ситуацию на Восточном Фронте?

— При штабе Шернера я делал доклады о положении на передовой.

— Ясно. — фюрер снова принялся расхаживать, прервав разговор на какое-то время, а затем снова продолжил. — Шернер вам очень доверяет, если послал ко мне с этими бумагами…

— Я офицер вермахта. Я не мог не исполнить приказа командира.

Гитлер еще раз посмотрел на меня так, словно желал проникнуть в мои мысли. Видно было, что ему стоит больших усилий задать следующий вопрос. Но фюрер все-таки спросил:

— Значит, вы разделяете мнение генералов Восточного Фронта о безнадежности положения там? Нам не остановить русских? Ведь так вы считаете?

Я уже догадался, что в разговоре с фюрером я должен быть максимально искреннен — любую ложь этот удивительный человек немедленно бы почуял. Поэтому я сказал ему то, что в иной ситуации предпочел оставить при себе:

— Солдаты готовы защищать Германию до последней капли крови, мой фюрер. Однако недостаток боеприпасов и техники в любом случае заставляет наши части отступать, вне зависимости от того, приказано ли им отходить на новые рубежи или обороняться. В каждом бою мы теряем людей, ничего не выигрывая взамен. Пожалуй, преданность Родине — единственное, на что можно положиться в частях, сражающихся с русскими! Да и воздушные налеты на станции обеспечения делают свое дело, а противопоставить нам нечего…