Тео Варле - Остров Фереор

• Название: Остров Фереор
• Автор: Тео Варле
• Издательство: Государственное издательство
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1928

Французская альтернативная история начала 20-го века. Франция после Первой мировой войны. Инфляция, бедность, погода мерзкая... И тут в Атлантике обнаруживается новый остров... Ну и про любовь, конечно.

(При создании fb2 сохранена грамматика оригинала — Гриня)

---

Уцепившись за носовую платформу верхней палубы, забрызганный пеной, с горящими от бешеных порывов мистраля глазами, я смотрел на удаляющиеся берега Франции и думал о Фредерике.

Я начал испытывать первые приступы морской болезни, когда раздался резкий свисток. Матрос, тронув меня за плечо, попросил спуститься на нижнюю палубу.

Там я нашел в сборе весь штаб и весь ученый персонал. В центре стояли морской офицер и капитан Барко.

— Господа, — объявил последний, окинув нас блестящим гордостью взглядом, — господа, мы не идем к южному полюсу. Республиканское правительство поручает нам другую миссию, и я имею честь представить вам господина де-Сильфраж, капитана корвета, который является носителем министерских приказаний,

Нам поручено исследовать новый остров, временно названный островом N, который вынырнул три дня тому назад среди Атлантики благодаря подводному вулканическому извержению,

IV. ОСТРОВ N.

Первые четыре дня плавания оставили во мне воспоминание лишь об ужасно мучительной дурноте. Меня трясло в моей койке, как на тех колесницах с сумасшедшими движениями, которыми изобилуют ярмарочные карусели. Я как сейчас вижу перед собой полупортик моей каюты, вздымающийся к белесому небу и в ту же минуту опускающийся в какую-то бездонную пропасть на дно морское, погружающую мою каюту в жуткий могильный мрак. Я вижу лицо юнги, который навещал меня, тщетно уговаривая поесть, и Лефебура, с непромокаемого плаща которого ручьями текла вода. Лефебур бросал мне в приоткрытую дверь:

— Ну что, дружище, все такой же кислый? Ты не расположен еще притти полечить этих господ, твоих товарищей по науке?

Все могли бы скончаться, и в то время это меня ничуть не обеспокоило бы. Единственным серьезным несчастьем за эти четыре дня было исчезновение геолога Вандердааля, которого волной смыло в море. Но тут я все равно ничем бы не мог помочь и только искренно пожалел, когда узнал о безвременной гибели моего симпатичного и несчастного земляка.

Не я один испытал мучения морской болезни, которая произвела большие опустошения в рядах ученых; три места за столом в кают-компании пустовали еще, когда я наконец 12 сентября явился к завтраку. Море было еще не спокойно, но меня больше не укачивало, и я чувствовал волчий аппетит.

Согласно господствующему на всех судах во время дальних зимних плаваний обычаю, в целях теснейшего объединения всех членов экспедиции, для более успешного сопротивления холоду и для создания атмосферы товарищества и сплоченности людей против враждебной им природы, все семнадцать членов штаба (за исключением находящихся на вахте) и весь ученый персонал кушали за одним столом, возглавляемым то капитаном корвета, то капитаном Барко.

— А я думал, что вы не боитесь качки, доктор? — заметил последний с иронией при моем появлении.

Но этим только и ограничилась вся его месть, и я должен сказать, что впоследствии его недовольство моим назначением скрылось под безукоризненной вежливостью, обычно свойственной ему, за исключением редких приступов гнева, когда он становился необыкновенно груб, и в ругани, — он ругался исключительно на английском языке, — превосходил любого американского боцмана.

Мой насмешливый друг Лефебур стоял на вахте, а соседи, минералог Грипперт и радиотелеграфист Мадек, ограничились безобидными шутками.

Открытие острова, к которому мы плыли, было, на первый взгляд не менее героической целью, чем наше первоначальное назначение, и интерес предприятия поддерживал в публике миролюбивое и терпимое настроение. Кроме того, ученые видели во мне собрата, а моряки относились к судовому врачу, лицу, почитаемому почти наравне с «командиром, после бога», с уважением, к которому мы не привыкли на суше.

Мы подходили к вероятному месту нахождения острова. Но указания долготы и широты, данные пароходом «Шамплайн», оказались ложными; втечение двух суток тщетно продолжались наши поиски наугад, в северном направлении…

Несмотря на то, что буря ослабела, и лишь мертвая зыбь волновала водную поверхность, море было совершенно пустынно под черным небом. Трансатлантическое сообщение еще не было восстановлено после циклона; да, впрочем, если верить радио, морские силы Соединенных штатов были «практически уничтожены», а силы европейских стран сильно пострадали.

Со времени отъезда из Марселя, из сведений о Франции и Америке, воспринятых нашей антенной, мы почерпнули мало нового, кроме описаний колоссальных бедствий, причиненных на океане «вулканическим извержением». Во всех странах была организована подписка в пользу жертв циклона; об этом говорилось гораздо больше, чем об острове N.

Выражали даже сомнение по поводу его существования, и газеты называли это сообщение уткой. Несмотря на это, в Совете Лиги наций, по предложению французского делегата, обсуждался вопрос о том, какому государству будет вручен мандат этой вновь открытой территории. Но так как мы посылали всю свою корреспонденцию «секретным шифром», радиостанции не выдавали публике секретного назначения «Эребуса II», и мы в полнейшем «инкогнито» плыли к острову, имея преимущество в несколько дней в том неправдоподобном случае, если бы у какой-нибудь другой нации также нашлось оборудованное судно, готовое к отплытию в полярные моря.

Наконец 14 сентября мы были в виду острова N, в двухстах милях к северо-западу от указанного места. Небо было облачное, погода пасмурная. Был резкий холод, несвойственный этому времени года. Сильный норд-ост обдавал нас своим ледяным дыханием; сильный дождь порывисто хлестал наши лица, несмотря на поднятые капюшоны плащей. В промежутке между двух «склянок», около полудня, раздался крик: «Земля у левого борта!» Когда профаны смогли наконец различить ее, они увидели нечто вроде снежного конуса, возглавляющего черные утесы, резко выделяющиеся на фоне свинцового неба.

Остров имел приблизительно шесть километров в длину, а конус — девятьсот метров высоты. Но больше всего поразило нас то, что над вершиной его не видно было ни паров ни дыма.

— Это все-таки забавно, — бурчал Лефебур (мыс ним приютились за причальным плотом у рубки, которая немного защищала нас от дождя и ветра). — Это очень странно для вулканического острова. Я видал один такой в 1909 году, в Зондских островах, недалеко от знаменитого Кракатоа. Ну что же, он был не более нескольких сот метров длины и еле выделялся над уровнем моря. Можно было подумать, что это спящий кит… Но тот-то дымился, уверяю тебя, он дымился, как десять фабрик, дымился через все поры, даже спустя месяц после его появления.

Подвигаясь прямо к острову, «Эребус II» замедлил ход. Оба капитана с биноклями в руках тщательно изучали поверхность острова, подыскивая подходящее для причала место. На мостике, рядом с ними, рулевой с приемниками измеряющего глубину аппарата на ушах громко выкрикивал цифры.

Капитан Барко с минуты на минуту ожидал появления плоской возвышенности, на которую, логически, должен был опираться новый остров. Ничего подобного; глубина держалась от трех тысяч восьмисот до четырех тысяч метров.

Тем временем остров стал ясно виден даже невооруженным глазом. Конус, свободный от снега в своей нижней части, оказался тёмнокрасным, с желтыми крапинками и совершенно другой породы, чем цоколь, состоящий из черной скалы, изборожденной жилами. Одна из них делала возможным доступ к плоскогорию, окружавшему основание снежного конуса.

Лефебур обратил мое внимание на странную форму последнего:

— Точная копия силуэта мыса Корковадо в Рио-де-Жанейро, когда смотришь на него с бульвара Бота-фого. Силуэт только, не цвет… Из чего, чорт возьми, состоит он, этот-то Кормовадо? Можно бы поклясться, что он из красного дерева с золотой инкрустацией.

Так как до наступления темноты оставалось не более двух часов, нечего было и думать обойти остров, чтобы найти более благоприятное место для высадки. В своем нетерпении (разделяемом, впрочем, всеми) ступить на эту новую землю капитан направил судно к ближайшей извилине черных утесов.

Мы были от них на расстоянии всего лишь полумили.

— Четыре тысячи пятьдесят метров, — объявил рулевой.

— Это совершенно неправдоподобно! Это невероятно! — воскликнул капитан. — Что же этот остров вынырнул из глубины, как вершина базальтовой горы, или как стержень колонны? Если так будет продолжаться, нам даже нельзя будет бросить якоря.

Действительно, на всем видимом прибрежьи не было ни одного рифа, ни одного осколка срытых подводных камней; морской прибой ударялся непосредственно о подножие вертикальных утесов, обнаженных, как свежий обломок.

В небольшом подобии бухточки глубина оказалась все еще в четыре тысячи метров. «Эребус II» остановился.

В море была спущена моторная шлюпка. Капитан назначил одного механика и четырех матросов, Лефебура, Грипперта, инженера Фреснеля и меня, чтобы сопровождать де-Сильфража и его самого в этой первой высадке.