Александр Варшавер - Тачанка с юга

• Название: Тачанка с юга
• Автор: Александр Варшавер
• Издательство: Детская литература
• Жанр: О войне
• Год: 1978

В повести рассказывается о юноше, который в 1919 году попадает в украинский город и становится свидетелем крупных событий. Сначала он помогает чекистам, а потом, уже сам став чекистом, участвует во многих опасных, ответственных операциях.

Для среднего и старшего возраста.

---

— «Кошон»… «кошон»… Я, ваше благородие, понимаю, что такое «кошон»!

— Ну, брат, если понимаешь, то ты не кошон! — не промедлил с ответом Борода и тотчас стал рассказывать: — В Петрограде, в подвале дома, где жил Саша, был оборудован тир, и Саша со своим старшим братом постоянно там упражнялись. Теперь, после болезни, ему, может, и не удастся показать свое искусство.

— Как, Саша, попробуете? — громко спросил Аркадьев.

— Попробую.

Мне подали обрез. Обрезы у нас в мастерской не считались оружием. Однажды, когда я попробовал выстрелить из обреза, сильная отдача чуть не вырвала его из моих рук. С двадцати шагов я не попал в ростовую мишень, а Лукич сказал: «Это ведь не целевое оружие, а бандитское!»

Я повертел обрез в руках и, возвращая его, сказал, что из такого огрызка мне стрелять не приходилось, а вот если Василь Карпович даст карабин, то я, может, и разобью мишень.

Бабаш неохотно дал мне карабин, и я, не обращая внимания на соленые остроты «повстанцев», первым же выстрелом, шагов с сорока, разбил глечик. Поставили второй. Я отошел еще шагов на двадцать — и глечик вдребезги. Аркадьев захлопал в ладоши. Темный глечик — мишень несложная: он отлично выделяется на фоне неба. Третий глечик я поразил примерно с расстояния ста шагов и отдал карабин Бабашу.

Повстанцы заговорили:

— Ну и стрелец! Ну и чертяка!

— Этот хлопец, если возьмет на мушку, то уже не станцуешь!

После меня стреляли Аркадьев, Борода и Бабаш. На земле у шеста уже выросла груда черепков, когда хозяйка прекратила стрельбу. Она заявила, что глечики не делает, а покупает на базаре. Аркадьев с Бородой ушли в дом, «повстанцы» возвратились к недопитой самогонке. Только сейчас я понял, что это за люди.

Оказывается, они были связными у Аркадьева с атаманами мелких банд. Не обращая на меня внимания, эти «мирные дядьки» похвалялись своими «подвигами». Из их рассказов, по-пьяному откровенных, вырисовывалась страшная картина деятельности аркадьевской банды. «Повстанцы» говорили, что в селах им приходится применять плети: иначе не достать ни лошадей, ни подводчиков, ни крохи сена. Гусар жаловался, что сейчас в свой отряд он не может собрать больше десяти — пятнадцати человек, а раньше, при Петлюре, у него меньше сотни никогда не бывало. Седоусый дядько с раскосыми плутоватыми глазами рассказывал, как его поймали чекисты и посадили в тюрьму.

— Ну, и как там? Голодом морили? Били? — допытывались «повстанцы».

Дядько степенно разгладил усы.

— Та не! И борща давали, и хлеба, только было страшно. Думал, что расстреляют. Но со мною по-хорошему поговорили, разобрались, что я никого не убивал, а только по своей несознательности был среди повстанцев…

Бандиты рассмеялись.

— И тебе поверили? Тоже скажет человек: «по несознательности».

Дядько перекрестился.

— Ей-богу, поверили! Взяли подписку, что я не пойду насупротив Советов, и выпустили.

— Ну, а теперь ты как — сознательный? — спросил кто-то.

Дядько хитро прищурился и под общий смех заявил:

— Пока меня не поймали, так я сознательный! А как поймают — посмотрим!

В один голос бандиты жаловались на чекистов: «Не стало от них никакого покою!» Упомянули Бороду. Я похолодел: а вдруг кто-либо из бандитов его видел и сможет узнать? Один «повстанец» рассказал, что он слыхал от людей:

— Когда Борода ловил батьку Козуба, царство ему небесное, — рассказчик и слушающие перекрестились, — то того сатану-Бороду убили.

Разговор зашел и о нас.

Гусар возмущался:

— Знаете, хлопцы, что этот приезжий сказал своему цуцыку?

— Откуда же нам знать, — загалдели бандиты. — Он же не по-нашему сказал!

— То-то и оно, — продолжал Гусар. — Он сказал: «кошон». А по-французски это, как по-нашему — свинья! Когда я служил в гусарах, еще до войны, то мой эскадронный, князь Вельский, чуть не так, сразу кричал: «кошон» — и по морде. Этот есаул, наверно, из таких же. Нет, не будет нам добра, если придет на Украину Врангель с офицерами да генералами.

Гусара поддержал подошедший к «повстанцам» Бабаш:

— Все они такие: что твой князь, что этот есаул! Они, ахфицеры, друг за дружку горой стоят. Как он прибыл, так Александр Семенович в мою сторону и не смотрит. Все с есаулом шепчутся, перемигиваются да вспоминают старое.

10

Незаметно подступили сумерки. Я улегся в тачанке на охапке свежего сена. Мать Бабаша принесла мне подушку и летнее одеяло. Постояла, повздыхала над «бидной дитиной», перекрестила на «сон грядущий» и ушла. Где-то нестройными голосами пели пьяные. За стеной конюшни пофыркивали кони. Я уже задремал, как вдруг к тачанке подошли Борода и Аркадьев.

— Спит паренек, уморился! — сказал Аркадьев. — Зачем только вы тащили его сюда? Можно было захватить на обратном пути.

— А вдруг, ваше превосходительство, придется изменить маршрут, и мы не попадем в район Ростова? Тачанка не поезд. Поедем, как будет удобнее.

— Пожалуй, вы правы… — задумчиво протянул Аркадьев. — Вот еще что, Павел Афанасьевич, не зовите меня превосходительством. Здесь одинаково не терпят большевиков и нас, офицеров. Понимают, что с нашим приходом им несдобровать. Зовите меня по имени-отчеству. И еще попрошу вас… не говорите с Сашей по-французски. Мои люди не любят того, чего не понимают.

— Слушаюсь, Александр Семенович.

— Вот так лучше будет! Они ведь меня терпят только за мои военные знания и верность делу. Меня никакой комиссар не купит! А сами они на любую подачку идут, хоть за немцами, хоть за Петлюрой, а попадись такой «патриот» чекистам — сразу расплачется: «Ах, я насильно мобилизован! Ах, я душой с вами!» Тьфу! — Аркадьев плюнул и выругался.

— Это точно! — поддержал Борода.

— Я скажу вам доверительно, Павел Афанасьевич, мне большевики, хоть и ненавистны, но все же они порядочней всяких Петлюр и Скоропадских. Они хоть Россией не торгуют. Есть у большевиков еще какая-то большая вера, какой-то бог…

— Да что вы, Александр Семенович, — удивленно возразил Борода, — они же атеисты, безбожники! Какой у них бог!

— Я, Павел Афанасьевич, может, не так выразился. Бог не бог, а вера у них в свое дело прямо непостижимая. Попался тут недавно моим хлопцам один краснопузик, чекист. Уж его били, били, а он смеется. Живым в землю закопали, так и сдох, а пощады не попросил.

Борода скрипнул зубами.

— Что с вами, Павел Афанасьевич?

— Ничего, ничего, что-то крутануло в животе, — с усилием выговорил Кирилл. — Наверное, от этого проклятого самогона… Вот и прошло… Знаете, как ножом кольнуло. Никак к этой гадости не могу привыкнуть… Скорей бы тут кончать…

— А я уже всеми помыслами на юге. Этих вояк видеть не могу. Да и что можно сделать с отрядами в пятьдесят-сто человек! Мне бы тысчонки три! Собрать их в единый кулак да ударить по тылам Красной Армии!.. Но ничего не выходит: не хотят атаманы объединяться, а Махно — эта хитрая сволочь — уже к Советам примазался.

— Да, с нами Махно не гулять, — подтвердил Борода. — Его высокопревосходительство Петр Николаевич Врангель прямо так и сказал: «Махновцев в плен не брать, рубить их, как капусту, а самого Махно поймать, засмолить в бочке, а кто поймает — солдат или казак — произвести в офицеры, а офицера — в полковники».

— Так и сказал? — переспросил Аркадьев.

— Лично слышал, Александр Семенович, в Симферополе, в городском театре.

— Ну, а если полковник поймает? — Аркадьев засмеялся. — Как тогда?

— Так ведь полковники Махно ловить не будут! Это уж мы, мелкая сошка, разных бандитов ловим.

— Какая же вы, Павел Афанасьевич, мелкая сошка? Есаул, доверенное лицо у главнокомандующего! В ваши годы я еще в поручиках ходил да мечтал об академии, а ваше звание получил лишь после ее окончания. Ах, академия, академия! Сколько надежд на нее возлагалось!..

Они еще долго беседовали. Я засыпал и просыпался. Из обрывков разговора я понял, что речь идет о будущем России. Борода, якобы со слов Врангеля, рассказывал, что Россия будет единая и неделимая и что будет диктатура или ограниченная монархия, но не обязательно из дома Романовых.

— Уж не себя ли метит Петр Николаевич? — оживился Аркадьев.

— А почему бы и не себя? Петр Четвертый!

— Дал бы бог своего человека на престол российский! — вздохнул Аркадьев. — Только не пустят его генералы, передерутся! Да и Антанта едва ли согласится спихнуть Романовых. Их вон сколько — живых: и Михаил, и Кирилл, и Николай Николаевич, да говорят, что Анастасия спаслась в Екатеринбурге[9] и ныне находится в Японии… Нет, не пустят Петрушу в цари, не пустят! Жаль… Мы с ним большие друзья…

Я снова уснул, а проснувшись, услышал:

— Я не возражаю, Александр Семенович, пусть едет. Только зря это. Фигура он заметная, а нам проскочить нужно, как мышам. Насчет вашей охраны, думаю, что не дам вас в обиду! Да и документы у нас надежные.