Юрий Шамшурин - В тайге стреляют

• Название: В тайге стреляют
• Автор: Юрий Шамшурин
• Издательство: Лениздат
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1969

Повесть Ю. Шамшурина посвящена событиям гражданской войны в Якутии. Коренное население — якуты-охотники, обманутые местными богатеями-тойонами, — вступает в белоповстанческие отряды. Неграмотные, забитые бедняки, опутанные религиозными и родовыми предрассудками, первое время не понимают, что борются против власти трудового народа. О постепенном пробуждении их классового самосознания и повествует книга «В тайге стреляют».

Ю. Шамшурин много лет прожил в Якутии и хорошо знает жизнь и обычаи этого края.

Первая часть повести под тем же названием выходила в 1967 году в издательстве «Советский писатель».

---

У калитки Назарка остановился, привалился спиной к стене и полной грудью вдохнул настоенный на живительных ароматах тайги воздух. Затем не спеша, чтоб не отдавало в голове, пошагал к Совету. Немного погодя Назарка почувствовал облегчение и прибавил шагу.

На перекрестке ему повстречалась Орская. В руках девушки была корзина с бельем. Видимо, ходила на берег полоскать. С плетеного днища срывались и сверкали на солнце капельки воды.

— Здравствуй, Назар! — приветствовала она парня, как старого доброго знакомого.

— Здравствуйте, Нина! — учтиво ответил Назарка и неизвестно отчего заробел.

— Зачем на «вы»? Мы не из белой кости! Давай лучше запросто, по-дружески, — на «ты»!

Она энергично тряхнула Назаркину руку. Простенький платок съехал на затылок. Ветерок тотчас забрался в слегка вьющиеся волосы и начал перебирать их, разделяя на отдельные пряди.

Назарка промолчал и смущенно улыбнулся.

— Как твоя рана? — не дожидаясь ответа, спросила Нина.

— Зажила. Повязку сняли. Только шевелить сильно внутри что-то мешает.

При дневном свете в тесноватом поношенном пальтишке девушка казалась тоненькой и хрупкой. Под глазами соболиной роспушью шевелились тени от длинных ресниц. На верхней губе чуть заметно проступал золотистый пушок. А может, это солнечные лучики пристали к нежной, чуть тронутой загаром коже?..

— Хотела белье полоскать, да вода уж больно грязная. Половики только и промыла. Дома придется карусель разводить... Маманя у меня хворая, сама все делаю.

Назарка не заметил, как они миновали Совет. Он медленно переставлял ноги и слушал девушку. На душе у него было хорошо и чуточку тревожно. На углу Нина остановилась, перевесила ношу на другую руку. Назарка смотрел на девушку, и с губ его не сходила улыбка.

— Мне сюда сворачивать, — со вздохом произнесла Нина. — Тороплюсь. Обед готовить пора... С того письма от отца что-то больше ничего нет... До свидания, Назар!

Назарка пожал протянутую руку и опять ощутил на своей ладони ороговевшие бугорки мозолей. Он долго смотрел вслед удаляющейся девушке. Неизвестно отчего вздохнул и направился к себе обедать, хотя есть совершенно не хотелось...

Чухломин размашисто писал, громко стуча ржавым рондо в почти пустую чернильницу. Он так низко склонился, что свесившаяся прядь волос касалась бумаги. Затененная жестяным колпаком лампа озаряла половину его лица.

Минул месяц с того дня, как Чухломин взял Назарку к себе. Назарка раздобыл себе стол на тонких точеных ножках с выдвигающимися ящиками. Он установил его между перегородкой и выступившей на аршин от стены печью. Вечерами неяркие лучи усталого солнца освещали темный закуток. Высвеченные паутинки напоминали золотые нити, которыми якуты расшивали одежду. Сидеть здесь Назарке нравилось. Он долго смотрел на увлеченного писанием Чухломина, вспоминал мягкий приятный голос Нины и ее улыбку. Если честно признаться, работать этим вечером не хотелось. Усилием воли он выкинул из головы посторонние мысли. Все, что находилось за пределами кабинета, на время перестало для него существовать.

Прежде чем приступить к допросу, Назарка внимательно, вчитываясь в каждую строку, просмотрел предыдущие показания захваченного в недавней стычке белобандита. Задумался, катая меж пальцев шарик из промокашки. Потом прошел к двери, приоткрыл ее и попросил:

— Приведите Ярангина!

В ожидании пленного оглядел себя, затянул потуже ремень, расправил на гимнастерке складки. Немного погодя в комнату боком, точно стесняясь, вошел низкорослый коренастый мужчина. Круглая голова его была обсыпана колечками рыжеватых волос. На левое плечо небрежно наброшен лопнувший в нескольких местах полушубок. В распахнутой рубашке виднелась грудь с вытатуированной мордой какого-то чудовища.

— Садитесь, Ярангин. Это ваша настоящая фамилия?

Тот медленно, с кряхтеньем опустился на табуретку и смиренно сложил руки на коленях. Весь вид его выражал покорность и благочестие. В ожидании ответа Назарка нетерпеливо глянул на него.

— Стало быть, наша, ежели мы так нарекли себя, — ответил он и почесал поясницу.

— Рассказывайте! — попросил Назарка Ярангина, переставил поудобнее лампу и придвинул поближе к себе лист бумаги.

— А что мне балакать? — прикидываясь простачком, спросил пленный. Он хмыкнул и гнусаво продолжал: — Нам многое повидать в жизни довелось. Мы и фабричными были, и в старателях фарту искали... Время теперь такое сумбурное накатило. Лихолетье! Сказывают, в Библии про то писалось. В священной книге обману не будет.

— Нет, про другое говорить надо, — перебил его Назарка. — Много раз вашу банду догонял красноармейский отряд. Однако вы рассыпались, будто брусника, по тайге. Потом опять собирались вместе и опять начинали грабить и убивать... Мне нужно знать: где у вас место встречи?

Ярангин повернулся боком к столу, сжал рот и угрюмо насупился. Назарка подождал и сказал:

— Почему вы молчите?.. Божии книги я не знаю. Отвечайте, что спрашиваю!

— А мы не понимаем, чего вы пытаете. Мы в отряд случайно попали. Никакого насильства не было. На свободных санях начальство разрешило подъехать. По пути нам было... Мы в тайге по ключам золотишко промышляли. Наше дело сторона. Белые, красные — мы тут мало что кумекаем!

— Кто это мы?

— Наличность наша.

— Ехали мы, подъехали мы и часы одного красноармейца в свой карман сунули! — в тон ему досказал Назарка. — Недосмотрели, или как, ваша наличность?

— Мы их нашли.

— В снегу?

— Точно не помним. Вроде бы в снегу, вроде бы не в снегу... Запамятовали.

— Какого это было числа?

— Не помним... Попутчики славные были соколики. Спиртиком нас потчевали. Пьяненькие мы были. Им и золотишко, какое было, спустили. Вроде как бы в обмен за натуру. Может, кто из них часики эти потерял, а мы подобрали. А может, по хмельной доброте пожаловали или за будь здоров дали. У них разных таких вещичек полно. Не шибко-то берегут.

Назарка подошел к зарешеченному окну. Сквозь железные прутья распахнул створку. Засунул руки глубоко в карманы и широко расставил затекшие от долгого сидения ноги. Он жадно вдыхал ночной захолодевший воздух, и в груди становилось просторнее. С реки доносило журчанье, бульканье, шелестящий шорох и позванивание — по заберегам струилась вода, сталкиваясь, плыли отдельные льдины, задевали затопленные кусты тальника.

— Что он крикнул, когда его убивали? — резко обернувшись, спросил Назарка.

— Он... ничего... нет. — Пленный покраснел, беспокойно задвигал пальцами. Спохватившись, быстро добавил: — Кто он? Мы ничего не знаем! Мы — попутчики!

— Почему стрелял в спину? — не давал опомниться Назарка. — Боялся? Страшно людей убивать!

Ярангин начал волноваться. Благодушно-глуповатое выражение исчезло с лица. Глаза беспокойно забегали с предмета на предмет, словно прикидывали их на вес.

Чухломин оторвался от писанины и с живейшим интересом наблюдал за допросом, глухо покашливая и подкручивая усы.

— Я не стрелял в спину!.. Тьфу, господи! Чего вы ко мне прилипли? — вскакивая, вдруг истерически закричал Ярангин. — Мы — старатели! Наше дело — котомка да лоток!

— Ах да! — серьезно произнес Назарка, — Правильно, вы выстрелили ему не в спину, а в затылок. Так и сподвижник ваш показал... Алас в тайге не скроешь!

— Какой сподвижник? — насторожился Ярангин, стараясь унять нервную дрожь в теле, но пятки непроизвольно стучали об пол. — Врешь ты, паскуда!.. Почему мучаете безвинного человека? Мы же из старателей, вроде бы из рабочего класса. Тоже терпели при старом режиме!

Назарка слушал Ярангина и свертывал из газетного лоскутка папиросу, с преувеличенным старанием склеивая ее языком. Тот умолк, инстинктивно отодвинулся от стола.

— Кто? — напористо спросил Назарка, стрельнув струйкой дыма. — Если сильно забыли, могу напомнить. Зовут его Васька. У него и прозвище есть. Он не шибко-то запирался. Не хитрил, как вы, не показывал из себя «февраля»[60]. Когда я показал ему вот это, — рассчитанно замедленными движениями Назарка начал выдвигать боковой ящик. В напряженной тишине пронзительный визг пересохшего дерева задевал за нервы. Пошарив рукой, он вынул массивные серебряные часы с обрывком цепочки. Погнутая крышка, прикрывающая стекло, беспомощно отвисла.

— Когда я показал их, — продолжал Назарка, — он сразу узнал и сказал, будто вы стреляли, а он стоял в стороне и винтовку перезаряжал. И что выкрикнул красный боец, не разобрал.

— Сволочь! — скрежетнул зубами Ярангин.

На лице его выступил пот, крупный, будто волчья картечь. Остро пахнувшие шарики скатывались, оставляя на щеках блестящие бороздки. В морщинах пот казался стальными проволочками, вделанными в кожу.

— А когда убили, начали обшаривать, — продолжал Назарка размеренно, не повышая тона. — С убитого красноармейца и взяли эти часы, а цепочку оборвали!