Ярослав Ивашкевич - Хвала и слава Том 1

• Название: Хвала и слава Том 1
• Автор: Ярослав Ивашкевич
• Издательство: Художественная лтература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1974

В книгу вошли первые семь глав романа польского писателя второй половины XX века Ярослава Ивашкевича "Хвала и слава". По общему признанию польской критики, роман является не только главным итогом, но и вершиной творчества автора.

Перевод с польского В. Раковской, А. Граната, М. Игнатова (гл. 1–5), Ю. Абызова (гл. 6, 7).

Вступительная статья Т. Мотылевой.

Иллюстрации Б. Алимова.

---

Но Казимеж ничего не ответил. Он снял со своих плеч ее руки в серых перчатках и в полном молчании поцеловал сначала одну, потом другую.

VI

В особняке на Брацкой парадные комнаты находились внизу, на втором этаже помещались спальни обеих княгинь и Алека, а третий этаж был рассечен надвое длинным коридором, в который выходили небольшие спальные комнаты. Из коридора можно было пройти в кухню и на черную лестницу. В одной из этих маленьких комнат, угловой, жил Януш. Генрик Антоневский, пребывавший на излечении в Уяздовском госпитале в Варшаве, вечерами частенько захаживал к нему. Он был ранен в руку, но рана уже зажила, и вскоре ему предстояло вернуться на фронт. Проходил он обычно через кухню, потому что не терпел «холуев», как он выражался, открывавших парадную дверь. На кухне он был уже со многими знаком, а панна Текла всегда сердечно его приветствовала:

— Дома, дома Януш. Проходите к нему, пожалуйста, уж больно он одинок.

При этом она тяжело вздыхала. Генрик дружески приветствовал всех, кто был на кухне, и по коридору проходил в комнату Януша. Болтали они обычно допоздна. Около десяти Генрик вскакивал.

— Боже мой, у меня увольнительная только до десяти!.. — восклицал он и начинал прощаться, но это отнюдь не означало, что беседа окончена. Януш нередко провожал его через площадь Трех Крестов и по Вейской улице до госпиталя.

В один из вечеров Генрик застал Януша за работой: он жег какие-то бумаги и наводил порядок в своем письменном столе. В маленькой комнате было необычайно жарко. Июльский вечер не приносил прохлады.

— Ну вот, — сказал Генрик, — сегодня я выписался из госпиталя и получил отпуск на неделю.

— Отпуск? Сейчас? Но ведь всякие отпуска, насколько мне известно, отменены.

— А мне повезло, — сказал Генрик, — и притом ведь под лежачий камень вода не течет… Нет, нет, — возразил он, поймав на себе укоризненный взгляд Януша, — отпуск у меня совершенно законный. Только, признаться, я его выпросил.

Януш, сидевший у стола, повернулся к нему лицом. Закатные лучи летнего солнца ярко сверкали на оконных стеклах.

— И как же ты намерен провести этот отпуск?

— Знаешь что? Поедем в Закопане…

Януш воздел руки к небу:

— Дружище! О чем ты думаешь? Как раз завтра я собираюсь записаться в армию.

— Запишешься неделькой позже.

— А не будет ли это слишком поздно?

— Через неделю? Конечно, нет.

Он уселся напротив Януша и просительно поглядел на него.

— Ну, пожалуйста, Януш. Без тебя я не поеду!

— Так уж хочется тебе в Закопане?

— Очень хочется. Я давно там не был. Сейчас в Закопане пусто. Да и пробудем мы там не больше четырех дней.

— Тогда вот что, — уступил Януш, — возьмем с собой Эдгара!

— Нет, нет, ни за что! Я хочу походить по горам.

— Но я никогда не ходил.

— Тем лучше. Я научу тебя, обязательно. Едем. Поезд уходит в одиннадцать.

— Сегодня?

— Ну да. Мне и ночевать-то негде.

— Ты мог бы переночевать у меня.

— Нет, нет, жалко терять время. Сунь в чемодан что под руку попадет, и поехали.

— Но у меня даже денег нет. Всего каких-нибудь пятьсот марок в кармане.

— Этого, пожалуй, хватит. Впрочем, у меня ведь тоже есть кое-что. Ну, Януш?

— Ладно. До чего же ты умеешь уговаривать.

— Когда-то я уговорил тебя отправиться под Канев. Жалеешь?

— Жалею, как вспомню, что Юзек…

— Да, это верно. — Генрик нахмурился, но ненадолго.

— Нужно предупредить сестру. Я сейчас вернусь, — сказал Януш и вышел.

В коридоре и на лестнице было уже темно. Он на ощупь спустился на второй этаж и без стука открыл дверь в маленькую гостиную сестры. Комната освещалась одним большим торшером. Под лампой в глубоком кресле сидела Мария, а перед ней склонился какой-то мужчина, прижавшись головой к ее коленям. Его смоляные волосы были так взлохмачены и так длинны, что Януш в первое мгновение не узнал Спыхалу. Януша не заметили, и он в нерешительности застыл на месте.

Билинская погрузила обе руки в черные волосы Казимежа и спокойно произнесла:

— Kazi, ne pleurez pas, mon cher[38], все будет хорошо.

— Но так не может больше продолжаться, — сквозь слезы произнес Казимеж.

Януш отступил на цыпочках, не закрывая за собой дверь. Он поднялся наверх и постучал в комнату Теклы. Старушка сидела у стола и при свете небольшой лампы латала скатерти. Она взглянула на него поверх очков. В этой маленькой белой комнатке всегда царил покой, и Януш любил заходить сюда вечерами.

— Тебе что-нибудь нужно, мальчик мой? — спросила панна Текла, снова склоняясь над работой. Игла так и сверкала у нее в руке. Януш даже забыл, зачем пришел. Ему захотелось хоть минутку посидеть в этой комнате. Над кроватью висел коврик из разноцветных лоскутков, обрамленных черным бархатом, — этот коврик запомнился ему с младенческих лет. Выше коврика висела гравюра с изображением Христа, расточающего благословения, а за гравюру была заткнута пальмовая ветка с перистыми листьями.

— Нет, нет, Бесядося, — ответил Януш, — просто тревожусь я.

— Чего тревожишься? Влюбился, что ли?

— Э, со мной это случилось давно, Бесядося. А вот что будет с Марысей и Казеком?

Панна Текла помолчала и еще быстрее заработала иглой. Потом сказала:

— А что может быть? Ничего не будет. И нечего тебе тревожиться. Все пройдет само собой.

— Ты так думаешь?

— Такое всегда приходит и уходит.

— Не всегда, — вздохнул Януш.

— Поживешь, увидишь. А тебе что кажется?

— Ничего. Только тут, по-моему, большая любовь.

— Старая княгиня тоже не одну большую любовь пережила, ну и что?

— А ты помнишь?

— Нет, не помню. Давно это было. То же самое будет и с Марысей.

— Понимаешь, мне кажется, что она не выйдет за него.

Панна Текла оторвалась от работы.

— Она? Марыся? — спросила с возмущением старушка. — Княгиня Билинская за Спыхалу? Да ты в своем уме, Янушек?

— Вот об этом я как раз и говорю. Не выйдет она за него.

— Подвернется кто-нибудь подходящий, почему бы и не выйти? Молодая, красивая…

— Жалко мне Казека.

— А мне нет. Мужик этакий! Не суйся, свинья, не в свой огород.

Януш засмеялся и взял Бесядовскую за руку.

— А в свой огород свинье можно соваться? Ой, Бесядося, что-то здесь не так.

Бесядовская тоже рассмеялась.

— А что Генрик? — вспомнила она. — Он встретился мне на кухне.

— Верно, верно, — смутился Януш. — Сидит у меня в комнате. Хочет, чтобы я поехал с ним в Закопане.

— Вот и отлично. Прокатись, это тебе на пользу пойдет. А то в этом доме духотища страшная.

— Но он едет немедленно. Через час…

— Ну и что с того? Что, тебя держит здесь кто-нибудь?

— Вот именно! Нет, ничто меня здесь не держит. Только денег нет.

— А я тебе дам. — Панна Текла отложила работу и направилась в угол, к комоду. — Сколько тебе? — спросила она, открывая шкатулку, стоявшую на комоде. — Двух тысяч хватит?

— Ты с ума сошла! Это же целое состояние. Как я верну тебе такую сумму?

— Вернешь, вернешь. Не сразу, так попозже. На старости лет я тебя всюду разыщу.

— Какая ты добрая!

Януш обнял Теклу и поцеловал ее в сморщенные щеки. Потом помчался в свою комнату. Генрик сидел все в той же позе.

— Едем, — сказал Януш, — едем. Теклюня дала мне деньги. Весь мир у наших ног…

— На целую педелю! — подхватил Генрик. — Ну, собирай манатки.

На вокзале была неимоверная давка. Только что выстроенный зал кишел пассажирами. Преобладала избранная публика, модно одетая, с шикарными чемоданами.

— Смотри, сливки общества улепетывают, — указывая на эти чемоданы, сказал Генрик.

Поезд на Закопане был набит до отказа. Пассажиры влезали в вагоны через окна с выбитыми стеклами, а кое-кто, воспользовавшись теплой погодой, устроился на буферных площадках и на крышах.

— Уж который год человечество путешествует таким вот образом, — философически заметил Генрик, когда они с разочарованными лицами проходили вдоль переполненных вагонов.

— И сколько лет еще будет так путешествовать… — отозвался Януш.

Но им повезло. В одном из головных вагонов они заметили высокую тормозную площадку, на которую нужно было взбираться по лестнице. Заглянули внутрь — площадка была пуста, но дверь оказалась закрытой. Тогда они обошли вокруг паровоза и заглянули с противоположной стороны; там дверь подалась. Площадка была тесная, вдвоем они едва умещались на ней, но к стене была прибита лавка, на которой немедленно улегся Генрик. Януш присел рядом. Свет вокзальных фонарей еле-еле проникал сюда, но все же освещал их лица — они будто фосфоресцировали в синем полумраке летней ночи. Белые и черные клубы пара и дыма из стоящего рядом паровоза временами заволакивали окошко. Никто не тревожил их здесь. Через каких-нибудь полчаса раздался заливистый свисток и поезд тяжело тронул с места.