Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6443 ( № 50 2013)

• Название: Литературная Газета 6443 ( № 50 2013)
• Автор: Литературка Литературная Газета
• Жанр: Публицистика

"Литературная газета" общественно-политический еженедельник Главный редактор "Литературной газеты" Поляков Юрий Михайлович http://www.lgz.ru/

---

При этом огромный массив глаголов на -ся не является собственно-возвратным, т.е. не обозначает действие, направленное на себя, а может иметь самые разные самостоятельные значения. Например, «признать» и «признаться»: признать его лидером, а признаться – в чём-то, в любви или в обмане. А если от некоторых глаголов частицу -ся оторвать, то окажется, что и слов-то таких нет: «придираться» и « придирать », «сомневаться» и « сомневать », «усмехать/ся», «улыбать/ся», «ошибать/ся» и много подобных. У таких глаголов нет собрата без -ся, а значит, и нет категории возвратности/невозвратности. Вы же не скажете, что улыбаться – это «улыбать себя», а признаться – это «признать себя». Поэтому не надо навязывать это значение (что-то делать с собой) каждому глаголу с частицей -ся. Относится это и к глаголу «извиняться». Он означает только «приносить извинения, просить прощения у кого-то», а не «извинять, прощать самого себя». Иначе было бы и «рыться» – это рыть самого себя, и «ругаться» – ругать исключительно собственную персону, и «плеваться» – оплевать лично себя, нехорошего.

Почему-то глаголы «возмущаюсь» и «удивляюсь» (примерно той же эмоционально-ментальной группы, что и «извиняюсь») произносят спокойно и не думают (и правильно), что это «удивляю себя» и «возмущаю себя». А вот «извиняюсь» попало в опалу, и ему приписывается нелепое значение «извиняю себя».

Так что говорить «извиняюсь» с точки зрения грамматики абсолютно корректно. Но[?] есть привычка, есть традиция, в которой несправедливо закрепилось негативное и неправильное, так сказать «простонародно-грамматическое», вернее псевдо-грамматическое, толкование этого глагола. Поэтому даже те люди (наверное, по большей части всё-таки гуманитарии), которые понимают, что никаких реальных запретов на это употребление нет, избегают его. Они, скорее, скажут так: «Я приношу свои извинения» или просто «извините». Вот такая несправедливость. А что поделаешь! Победа «народной грамматики».

Но хотя бы не поддавайтесь, «не ведитесь» на народное же толкование-утверждение, что говорить «зв[?]нит» правильно, потому что «проверочное слово звон». Тогда надо было бы говорить и «на стóле», потому что «стол». Никакие словоформы или родственные слова не показывают, куда надо ставить ударение. Неужели трудно заметить (если уж не выучить), что в русском языке подвижное, не закреплённое на каком-то определённом слоге ударение. Сравните: «ст у л» на «сту[?]ле», но «ст о л» на «стол[?]». Оно может передвигаться или оставаться на месте по законам, которые сейчас уже не актуальны, просто это так, и всё. И проверочные слова тут не нужны, да и подходят они только для корней слов с безударными гласными. Не понимая, видимо, этих закономерностей, наши «сверхпятёрочники» по ЕГЭ, поступившие на один из самых престижных гуманитарных факультетов Москвы, пишут «врочи» и «прочетала» (пример из газеты «МК»). Но неужели такие слова надо ещё чем-то проверять?!

Коснёмся ещё одного пресловутого глагола на -ся, а именно – «убираться» . Е-е-сть такой глагол! В значении «покинуть помещение», «убраться восвояси». И императив «убирайся!» – то есть «пошёл вон!». А вот в значении «навести порядок» его нет, не существует! А как сказать? Нет проблем, пожалуйста: «Я убрала квартиру», «Мы убрали офис после вечеринки». У Михаила Задорнова когда-то была шутка: объявление в столовой – «Поел, убирайся сам!» И вот телезрительница Кристинка посмеялась-посмеялась, а потом звонит телезрительнице Анжелке: «Чё делаю? Да ничё. Вон убралась и в телик пялюсь». Неискоренимо.

В телефильме «Охота на изюбря» вполне интеллигентная молодая секретарша говорит: «А он никогда в ящиках убираться не велел». И никто её во время съёмок не поправил, и так сойдёт! «Убираться» в столь малом помещении, как «ящики», – безусловная инновация, так что этот глагол-уродец завоевал ещё одну нишу.

Давно-давно в одном фильме звучала песня: «Встану рано поутру, всё я в доме приберу: я полы подмету, вымою посуду, и воды принести я не позабуду». Запомнить поможет рифма: «поутру – приберу», а не «поутрусь – приберусь». Прибрать и убрать – одно и то же действие, хотя «убрать» предпочтительнее, благозвучнее. Но всё-таки можно сказать и так: «Я прибрала квартиру, мы прибрали офис». А вот «Я убралась и прибралась» – малограмотно.

И совсем о другом. Это нелепое «присаживайтесь!» вместо нормального «садитесь». Здесь уже не до грамматики. Здесь пахнуло языком зоны, её табу и суевериями. Не самая смешная шутка Жоржа Милослав­ского из искромётного «Ивана Васильевича…» – «сесть я всегда успею» – живёт и побеждает и подпитывается сами знаете какой обстановкой (кстати, криминальной, а не криминогенной, т.е. порождающей криминал). Почти в каждом сериале обыгрывается подобная интерпретация великого и ужасного глагола «садиться – сесть». Боятся его настолько, что вполне цивилизованные герои предлагают уже «присесть в мою машину» (например, т/ф «Дело Крапивиных», «Двадцать лет без любви» и др.). Это как же – зад в машине (на краешке сиденья, что и является смыслом этого глагола)? Всё, можно ехать!

Сам по себе глагол «присаживайтесь» – вполне литературен и употребляется в тех ситуациях, для которых и предназначен: «Присядь, передохни!», «Присядем (на лавочку), поговорим», «Присаживайся рядышком, тут ещё есть место (уместимся)» и подобное. Но: «Садитесь, пожалуйста», «Проходите, садитесь» – на стул, в кресло, на диван, и уж тем более в машину. Не бойтесь, только из-за этого глагола вы в тюрьму не попадёте. Иначе наплыва «сидящих» не выдержала бы даже наша славная пенитенциарная система.

Всё изложенное выше – лишь маленький кусочек огромного, в жутких розочках , торта под названием «Безграмотность». «Сладкое верблюдо», – как говорил один из героев вечных и прекрасных «Двенадцати стульев». И у нас подобных примеров – в разы больше . Надеемся, что курсив подсказал – это тоже уродец новояза.

Теги: русский язык , словоупотребление

Учитель разных поколений

Александр Матвеевич Пешковский писал: "Если бы литературное наречие изменялось быстро, то каждое поколение могло бы пользоваться лишь литературой своей да предшест­вовавшего поколения". Но существует тонкая связь между новаторством и традициями, благодаря чему достигается единство духовного и языкового пространства, сохранению и развитию которого посвятил свою жизнь этот замечательный русский лингвист и филолог. В этом году исполнилось 135 лет со дня его рождения и 80 лет со дня смерти.

Способный, разносторонне начитанный, желающий знать как можно больше, А.М. Пешковский окончил с золотой медалью гимназию в Феодосии, затем учился на естественном и историко-филологическом факультетах Московского университета, а также в Берлинском университете, где осваивал естествознание. После преподавал в Москве и Днепропетровске, к сорока годам стал профессором МГУ. Но главную свою книгу - «Русский синтаксис в научном освещении» – учёный написал в те годы, когда работал учителем русского и латинского языков в гимназиях Москвы. Она и предназначалась для его учеников, потому, может быть, в ней так много метафор и сравнений. Это поэтический взгляд талантливого человека на жизнь языка. Книга была высоко оценена А.А. Шахматовым и выдержала около десяти переизданий. Каждое из них тщательно перерабатывалось автором.

Уровень преподавания рус­ского языка не устраивал молодого учителя – и он взялся за написание научных и методических статей. В 1920-х годах появляются учебники для младших школьников – «Наш язык», «Первые уроки русского языка». Преподавателям адресована книга «Школьная и научная грамматика», ставшая методическим приложением к «Синтаксису». В 1925 году выходит в свет сборник статей «Методика родного языка, лингвистика, стилистика, поэтика». Учёный размышляет о преподавании грамматики и правописания, о теории слова, о различиях стиха и прозы, о фонетике и фонетической транскрипции.

В юности он был дружен с Максимилианом Волошиным. А учеником его был Вадим Шершеневич, посвятивший учителю раздел «Ломать грамматику» в своих «Листах имажиниста»: «<[?]> так радостно встретить каждую неправильность грамматики, каждую аграмматичность». Это неслучайно, ведь именно Пешковский использовал в преподавании «отрицательный» языковой материал – ошибки. Порой нарушение нормы способствует развитию языка, движению и развёртыванию его традиций.

Одним из первых применял лингвистический эксперимент. Знаменитый пример, описанный учёным, и сейчас воспринимается студентами с неизменным интересом. Он предложил своим ученикам сравнить две фразы: «Чуден Днепр при тихой погоде» и «Красив Днепр при тихой погоде». Более «простое» в стилистическом плане слово «красив», а также перенос ударения на второй слог лишают известную фразу музыкальности и ритмичности, тех признаков индивидуального стиля, которые свойственны Н.В. Гоголю. В современной стилистике этот приём стал ведущим.