Андре Моруа - Наполеон. Жизнеописание

• Название: Наполеон. Жизнеописание
• Автор: Андре Моруа
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002

Великие судьбы непредсказуемы. Кто бы мог предугадать в 1769 году, что только что родившийся корсиканский мальчик создаст со временем во Франции Империю и будет раздавать братьям троны Европы? Кто бы мог предвидеть в 1794 году, что молодой лейтенант, даже не вполне француз, станет в 1800-м хозяином страны? Кто бы дерзнул утверждать в 1810 году, что пять лет спустя эта блистательная звезда померкнет? Кто бы мог вообразить в 1815-м, что шесть лет изгнания станут пьедесталом для самой ослепительной посмертной славы века? И кто тогда думал, что этот человек, двадцать лет водивший французов в бой, к победе, а потом к поражению, останется дорог их сердцам, а его легенда будет одной из самых прекрасных в истории?

---

С мая по июнь 1815 года император собрал 500 000 человек, союзники — более миллиона. Кроме того, Веллингтон спровоцировал новые беспорядки в Вандее. Это парализовало 25 000 человек, которые могли бы стать ценным подспорьем. Столкновение произошло при Линьи 16 июня, потом на унылой бельгийской равнине Ватерлоо 18 июня 1815 года. Диспозиции Наполеона были великолепны. Еще долго будут обсуждаться ошибки Нея, Груши, а также самого императора, который, победив при Линьи, не стал преследовать пруссаков на заре следующего дня. Упорная оборона Веллингтона отбила героические атаки Старой Гвардии. Вечером после Ватерлоо последняя французская армия отходила к Парижу побежденной. Теперь вся Франция требовала отречения. Наполеон сначала навестил свою падчерицу Гортензию в Мальмезоне, а потом отправился в порт Рошфор и на остров Экс. Он мог бы прорваться через блокаду и уплыть в Соединенные Штаты. Почитатели предлагали ему убежище в Новом Орлеане. Он предпочел сдаться англичанам. Бежать, спрятавшись в трюме, с риском быть там арестованным, он считал недостойным себя. Сдаться же без всяких условий злейшему врагу было жестом в стиле Плутарха. Он знал, что его письмо принцу-регенту станет украшением истории. «Ваше королевское высочество, став мишенью для мятежных группировок, раздирающих на части мою родину, и снискав вражду великих держав Европы, я завершил свою политическую карьеру. Как Фемистокл, я ищу приюта у очага британского народа. Я вверяю себя его законам и прошу покровительства у Вашего королевского высочества как самого могущественного, самого непримиримого и самого великодушного из моих врагов».

Английские министры руководствовались не столько законами гостеприимства, сколько соображениями осторожности. Опыт острова Эльба излечил их от благодушия. Они решили отправить генерала Бонапарта на Святую Елену маленький островок, затерянный в океане «далеко за Африкой». Несколько преданных людей пожелали последовать за ним в изгнание: Монтолон, Бертран, Гурго, Лас Каз, Маршан. Когда на борту «Нортумберленда» спутники Наполеона говорили об «императоре», английский адмирал делал вид, что не понимает: «На судне нет императора». Ни император Австрии, выдавший за Наполеона свою дочь, ни император России, так часто называвший его братом, не могли бы отказать ему в этом титуле, не показавшись смешными. Англичане, никогда не признававшие победоносную Империю, обращались с пленным императором сурово. Деревянные бараки, где разместили Наполеона и его спутников в Лонгвуде, были построены для скота. Тюремщик Хадсон Лоу, человек с лицом висельника, был мелочен и ничтожен. Но дурное обращение послужило осуществлению последнего замысла императора. На острове Святой Елены у этого гениального режиссера оказались в руках все составляющие пятого акта. «Несчастьям тоже присущи героизм и слава. Моей карьере недоставало невзгод. Если бы я умер на троне в облаках собственного всемогущества, для многих мой образ был бы неполон. Нынче, благодаря несчастью, я наг перед судом людей».

Наг? Не совсем, ибо полная объективность по отношению к самому себе человеческой природе не присуща. Наполеон на острове Святой Елены знал, что окружен неутомимыми биографами, готовыми опубликовать любое из его воспоминаний, и, с вполне естественным кокетством, принял перед лицом потомков наиболее привлекательную позу. Он хочет нравиться и в самом деле нравится неожиданной свежестью мысли и чувства и какой-то необъяснимой, вновь обретенной молодостью. В «Мемориале» Лас Каза лейтенант Бонапарт спасает императора Наполеона. В Лонгвуде, листая атласы, он надолго задумался, наткнувшись на карту Корсики. Там все было лучше. Даже запах у земли там был особый. «Одно сознание, что я на Корсике, — говорил он, закрывая глаза, — и ничего другого не было бы нужно». Ее он не нашел нигде больше. Не только корсиканское дитя, но и младший лейтенант в нем не умер. Он был консулом, императором, повелителем мира; он спал с дочерью Цезаря и остался выслужившимся солдатом. На острове Святой Елены эта детская непосредственность помогла ему пережить резкий переход от дворца к ангару. На своей скале он часто думал, что предпочел бы жить в Париже на двенадцать франков в день. Ужинать за тридцать су, бывать в литературных кафе и библиотеках, ходить в партер «Комеди-Франсез». Одного луидора в месяц хватило бы, чтобы оплатить жилье. Он не так уж сильно отличался от Стендаля, и тот это отлично чувствовал.

Он начинал жизненный путь как литератор; он завершает его, диктуя, как обещал солдатам Фонтенбло, историю их великих свершений. Записывают Лас Каз и Гурго. У него есть одна неизменная черта — жажда чтения. Он просит читать ему Евангелия и восхищается красотой Нагорной проповеди. Охотно слушает Корнеля, хотя и знает его наизусть. Да и сам он разве не выдающийся писатель? Иногда его фразы отточены и резки, как у Тацита: «Но как ответили в Англии на это великодушие? Сделали вид, что готовы принять врага в гостеприимные объятия, а когда он отдался им по доброй воле, уничтожили его». Падение прекрасно в своей внезапной суровости. Но в еще большей степени солдат, чем писатель, он судит о шедеврах с точки зрения знатока военной и политической техники. В «Митридате» Расина он не одобряет план кампании: «Может, как рассказ это красиво, но лишено всякого смысла как военная концепция». Читая Библию, он останавливается на каждом названии местности, чтобы рассказать о каком-нибудь из своих сражений. Он любит «Одиссею», но осуждает Улисса: «Монархам не подобает драться, как нищие».

Не подобает драться также и людям, окружающим монарха. Между тем на острове Святой Елены скука, убогие условия жизни и ревность раздирают небольшую группу мужчин и женщин, единственное связующее звено между которыми император. У молоденького Лас Каза прекрасная душа, но он оставил семью во Франции и уедет, как только получит все, что ему нужно, и соберет материал для «Мемориала». Бравый вояка Гурго претендует на исключительное право любить императора и грозит дуэлью Монтолону. «Он ополчился не столько на соперника, сколько на соперницу, г-жу де Монтолон, увядающую красавицу, которую имел основания подозревать в небескорыстных визитах в императорскую опочивальню» (Максимилиан Вокс). Наполеон старается его усмирить, треплет за ухо, называет «Горго… Горготто», делится с ним своими тревогами. «Вы думаете, у меня не бывает жутких моментов, когда, проснувшись среди ночи, я вспоминаю, кем я был и кто я теперь? Как медленно течет время! Какой крест! Нужно мужество, чтобы жить здесь». После ссоры со своим богом Гурго тоже покидает остров Святой Елены.

Потом свидетелей остается мало. Есть «Тетради» Бертрана, «Воспоминания» Маршана и «мамелюка» Али Сен-Дени. В них вырисовывается жизнь однообразная и тяжелая. Этой маленькой группке людей, поглощенных воспоминаниями и сожалениями, трудно удержаться на той высоте духа, что соответствовала бы ее положению. Император ожесточается. Да и как иначе? Он болен, стал желтым, одутловатым; он страдает от неудобства узкой кровати, от отсутствия физических упражнений, от растущей уверенности, что никакого «возвращения с острова Святой Елены» не будет. Иногда он приходит в себя и весьма успешно угрожает ружьем тем, кто хочет нарушить покой его последнего жилища. Или же он, как прежде, засыпает окружающих вопросами. Но его ум — эта удивительная машина по сбору информации — теперь работает вхолостую. Он повторяется; он позволяет себе прибегать к грубым выражениям, почерпнутым в первых военных лагерях; увы, он все меньше похож на тот идеальный образ, что родился под пером юного Лас Каза. Близится момент развязки.

Хадсон Лоу удалил от него доктора О'Мира, который не был ему неприятен; Наполеон отказался от услуг английского военного врача; мать и кардинал Феш прислали корсиканских врача и священника. Врач никуда не годился; священник ничего не добился. Император жестоко страдал и не принимал никакой пищи. Умирал ли он, как отец, от опухоли в желудке? Так считалось долгое время. Доктор Ги Годлевски, проведя расследование на острове Святой Елены, диагностировал язву, вызванную отвратительной пищей и в особенности горем. Наполеон умер 5 мая 1821 года. Над островом бушевала гроза. Маршан завернул его в плащ Маренго. Монтолон и Бертран хотели выбить на могиле одно слово Наполеон. Хадсон Лоу потребовал: Наполеон Бонапарт. Монарх или генерал? Достичь соглашения было невозможно, и камень остался чистым. Далеко-далеко, в Европе, в момент его кончины юный Лас Каз вдруг услышал страшный удар грома. Началась легенда.

Легенда — это то, «что должно быть сказано», а мы должны сказать вместе со Стендалем, что Наполеон был «великим человеком». Когда окинешь взглядом эту удивительную судьбу, иногда возникает соблазн, как и он, приписать какую-то часть удачи генералу Случаю. «Великих людей делает успех», — говорил он. Но случай не мог бы быть столь постоянным. У всех могущественных вождей есть общие черты, без которых они не могли бы достичь такого влияния. Прежде всего, они ни во что не ставят то, к чему страстно стремятся обыватели. Никогда ни один лидер не имел столь обширных богатств и не пользовался ими так мало, как Наполеон. Затем, гениальные люди в действии видят вещи такими, как они есть, а не такими, как им хотелось бы. На протяжении всей триумфальной фазы своей карьеры Наполеон был реалистом и в грош не ставил всевозможные системы. Позже он пошел на спад, «потому что перестал сбиваться с пути». В глубине души он сохранил величие. Поскольку он не ждал от людей совершенства, то довольно легко прощал им промахи. «Есть пороки и добродетели, обусловленные обстоятельствами…» — говорил он. «Дурной поступок совершает человек, который по сути своей честен». Ум быстрый и разносторонний, невероятная работоспособность, интеллектуальная честность, никаких иллюзий в отношении людей, искусство соблазнять их без лести — вот что способно удержать удачу. Наверное, причина его конечного поражения кроется в чересчур богатом воображении. Его планы были великолепны, но слишком многочисленны. Высшее искусство состоит не в том, чтобы преуспеть, но в том, чтобы остановиться.