Электрон Приклонский - Дневник самоходчика: Боевой путь механика-водителя ИСУ-152

• Название: Дневник самоходчика: Боевой путь механика-водителя ИСУ-152
• Автор: Электрон Приклонский
• Издательство: ЗАО Центрполиграф
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9524-3516-2

 Дневники Электрона Приклонского, кавалера нескольких орденов Отечественной войны, – увлекательный и честный рассказ о военных буднях механика-водителя тяжелой самоходной установки ИСУ-152. Молодой офицер принимал участие в боевых действиях на территории России, Украины, Латвии, Эстонии, Польши, сменил несколько боевых машин, каждый раз оставаясь в живых лишь чудом. Самоходка стала его верной боевой подругой и родным домом. Но тяжелая машина была исключительно трудна в вождении и требовала ежедневного технического обслуживания. Технику-лейтенанту Э. Е. Приклонскому не раз приходилось вызволять ее из болот и проталин, вытаскивать из кюветов, восстанавливать узлы и агрегаты буквально из обломков. Фронтовые хроники содержат массу тактических примеров использования тяжелой самоходной артиллерии в различных видах боя.

---

Несчастливое, черт возьми, число! Надо же было, как нарочно, именно сегодня узнать последние новости. Много всего: и хорошего, и грустного. Запишу по порядку. Дня три назад нами обложен со всех сторон Кенисберг – раз! Второе – Федька Сидоров вернулся! Вместе с экипажем. Пешком, так как пришлось своими руками сжечь машину, застрявшую при «драпе» из Эльбинга, чтобы она не досталась фашистам. Экипаж у него прекрасный, а в такой дружной компании можно, оказывается, даже с того света вырваться. Хуже дело у Махнева и Кунгурова («потомка Чингисхана» и нашего вызволителя в Латвии). У них сильно охладились двигатели (прогревать их под самым носом у противника нельзя было), и, когда немцы неожиданно контратаковали, оба экипажа с боем отступили, оставив свои машины. Фашистов вскоре оттеснили на исходные, но они успели сжечь обе самоходки.

Полк наш уже пополнялся, пока мы «загорали» в Заальфельде, несколькими машинами из других полков, но все равно на сегодня у нас имеется только две трети боевых единиц, считая самоходки Шевырева (у него где-то далеко отсюда вышел из строя мотор) и Ф. Речкалова, застрявшего вообще неизвестно где.  

За время нашего отсутствия не стало многих отличных ребят. Только из тех, кого хорошо знаю, погибли в боях: Иван Конышев, Миша Корешков, Василий Зубарев (полный тезка другого В. Зубарева, убитого на Правобережной Украине, в Киевской области, весною прошлого года) и еще один механик-водитель, Зискунов. И Васи Егорова больше нет... Это случилось, как упорно твердят все в полку, по вине обормота Павлова. Хотелось бы знать, как ему теперь спится.

Из экипажа Миши Корешкова чудом спасся лишь один заряжающий Толя Морозов, что заменил на нашей машине в Эстонии Гришу Перескокова, раненного 21 сентября. У Толи перебиты ниже колен кости обеих ног.

Сегодня новые потери: тяжело ранен мехводитель Загребайлов, контужены Федя Буянов и Нил Цибин, мой друг и водитель, с котором в одной машине я воевал в качестве командира машины в августе – октябре на 3-м Прибалтийском. После зимней формировки командиром у Нила стал гвардии лейтенант Саша Ципляев.

Машину их в сегодняшнем бою подожгли на совершенно открытом месте, прямо на шоссе. Двоих из экипажа, заряжающего и замкового, уложило наповал, остальных контузило. Сильнее всех – командира Ниловой машины, яростно-рыжего Сашку, который совсем потерял дар речи.

Когда в районе переправы поутихло, Нил в темноте разыскал мою машину и рассказал, как они загорелись и как уносили ноги.

После взрыва в моторном отделении упали на днище заряжающий и замковый, сраженные осколками. Моторную перегородку вышибло, и пламя ворвалось в боевое отделение. Оглушенный Нил тяжело повернулся на своем сиденье и увидел в люке над собой сапоги наводчика, потом вместо них появилась голова. Наводчик что-то кричал и протягивал Нилу руку. Нил не дотянулся и, зацепившись за спинку сиденья, свалился на убитого заряжающего. Ладони водителя скользнули по залитому кровью днищу. Пламя жарко дохнуло ему в лицо. Нил вскочил на ноги и ухватился за руку товарища. Тот вытащил его наверх. Вслед за наводчиком Нил свалился мешком с башни в придорожную канаву, заметенную пухлым снегом, и стал кататься в сугробе, чтобы потушить огонь на комбинезоне. Наводчик, лежа рядом, помогал, сгребая на него снег. Командира возле машины они не обнаружили. Покричали на четыре   стороны, но даже собственных голосов не расслышали из-за грохота артиллерийского боя. Сориентировались и поползли по дну кювета, распахивая снег; головы поднять нельзя было: над полем и над шоссе густо неслись пули, взвизгивали, верещали и жужжали осколки. Осатаневшие фрицы били даже по горящей самоходке Цибина.

Вдруг Нил (он полз впереди) сильно ткнулся во что-то танкошлемом. Вскинул голову: перед самым носом у него рыжие Сашкины космы, припудренные снежком. Командир полз почему-то навстречу, от своих к немцам. Он тоже поднял лицо, очень бледное, с особенно четкими из-за этого крапинками веснушек, мокрое от растаявшего снега.

– Ты куда?

Очумело тараща глаза на своего водителя, Ципляев попытался разминуться с ним, но Нил загородил дорогу:

– Поворачивай назад!

Однако Саша, странно всхлипывая и сопя, продолжал напирать головою на Нилово плечо. Нил, осердясь, стукнул командира по мокрому бледному лбу кулаком и, ухватив за ворот телогрейки, развернул упрямца в обратном направлении. Водителю и наводчику с трудом удалось заставить Ципляева ползти назад, даже подталкивать приходилось. Ватник на спине командира сильно тлел и едко дымил в глаза Нилу. Водитель содрал с командира расползающееся одеяние и только теперь почувствовал, что у самого припекает спину. Дальше оба ползли в одних гимнастерках.

– Быстрей, быстрей, черт рыжий! – ободряюще покрикивал Нил на товарища, тыча его кулаком в ватный зад, если движения Александра замедлялись.

Так все трое благополучно добрались до знакомой лощинки, полежали немного, отдыхая, и по ней отправились, низко пригибаясь, к своим. Когда лощина позволила им идти уже в полный рост, командир повернулся к товарищам и хотел что-то сказать, но у него только странно кривились губы, напрягалась шея, и, кроме невнятных отрывистых звуков, похожих на рыдание, Нил с наводчиком ничего не услышали... И все поняли. Нил ласково похлопал Сашу по спине и нахлобучил на голову друга, дрожавшего от озноба, свой теплый танкошлем. Разыскав тылы полка, они расположились, по обычаю, в РТО. Наводчик узнал про трофейный склад и принес оттуда несколько душегреек-безрукавок на заячьем меху.   

14 февраля

В этом самом одеянии и застаю вечером, когда перестрелка смолкла, своих друзей, сидящих возле костерка. Подогревшись для профилактики изнутри, они мирно беседуют с помощью блокнота и карандаша, передавая их по очереди друг другу.

После крепких объятий и поднесенной мне консервной банки со спиртом Нил принялся жаловаться на Сашку, который совсем извел своего механика-водителя, заставляя петь. Сначала Нил, решив, что к командиру возвращается слух, со старанием исполнял песни. Спел самые любимые, в том числе романс про белую чайку, застреленную жестоким охотником, затем пел подряд все песни, какие только приходили на память, однако лицо Ципляева оставалось неподвижно-внимательным и обидно-бесстрастным. В конце концов Нилу надоело выступать перед «глухим бревном», как он с досады выразился, да к тому же и несильный голос его совершенно сел с непривычки давать такие большие концерты. Отчасти, конечно, этому способствовали периодические прополаскивания горла «огненной водой». Песенный репертуар иссяк так же, как энтузиазм певца, и тогда осипший Нил задумал схитрить: стал беззвучно разевать рот и слегка раскачиваться, имитируя пение. Но Александр, пристально наблюдавший за движениями Ниловых губ, вдруг погрозил маэстро кулаком, выхватил из полевой сумки блокнот и через минуту протянул своему водителю записку. Нил дал мне прочитать ее. На неровно оторванном листке скачущими буквами было начертано: «А ведь ты врешь, Нил! Ты же не поешь, черт!» Ципляев, заметив, что я разглядываю, улыбаясь про себя, его цидульку, обиженно махнул рукой в сторону Нила: а еще другом называется!

Прощаясь со мной, Нил хмуро сообщил о гибели старшего сержанта Перескокова, заряжающего из нашего бывшего экипажа, на 3-м Прибалтийском. Гришу убило 6 февраля.

18 февраля

Приезжал в темноте начфин со злотыми. Кому и зачем они здесь нужны? Рачитель наших денег привез на передовую печальную весть: вчера на правофланговом участке убит наводчик отдельного экипажа гвардии старшина Митя Салов, с которым   мы вместе воевали на Ниловой машине в Эстонии и Латвии и которого я очень любил. Во время короткого затишья смелый экспедитор доставил почту прямо на огневые. Дмитрий обрадованно высунулся из люка и потянулся с башни за пачкой писем и газет. В этот момент рядом с машиной разорвалась немецкая мина. Экспедитор успел броситься на снег, а Салову, неудобно перегнувшемуся вниз, осколок пробил голову. Обидная смерть... И какие люди пропадают!

А сегодня нашего старого однополчанина, механика-водителя Лешку Панасенко, отправили в госпиталь с несколькими мелкими осколками в голове.

23 февраля

Никто в мире не скажет теперь, что Красная Армия не способна поставить на место любого агрессора. И величайшей гордостью за нашу славную армию, за народ наш героический переполнено мое сердце. Настроение хорошее, боевое, несмотря на неважное самочувствие: простыл, должно быть. Дуплетом выскочили чирьи на шее и на лице, голову ломит, кашляю.

28 февраля

Сегодня, впервые за много дней, вовсю светило солнце. Весна, да и только! Хорошо-то как! Ветер с моря, сильный и свежий, налетает упругими волнами. И какого черта не сиделось фрицам у себя дома?

Наш танковый корпус, как узнали мы из приказа, передан назад во 2-й Белорусский фронт. Это означает, что нам здесь сидеть долго. Во-первых, потому, что 3-му Белорусскому фронту, ведущему наступление, мы помочь уже не в силах (судя хотя бы по нашему полку), а во-вторых, и тот и другой фронты хотят иметь у себя на фланге броневой и притом еще драчливый щит.