Николай Губернаторов - Скрытые лики войны. Документы, воспоминания, дневники

• Название: Скрытые лики войны. Документы, воспоминания, дневники
• Автор: Николай Губернаторов
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 5-203-01934-7

В сборник вошли документы, воспоминания, дневники, которые ранее не публиковались по идеологическим, этическим и иным соображениям. Ветеран войны генерал КГБ Н. В. Губернаторов знакомит с архивными документами о борьбе военной контрразведки с германским абвером, об особой команде «Гемфурт», состоявшей из мальчишек, подготовленных для диверсий в тылу советских войск. Ни один из них не оказался предателем. О своей фронтовой юности вспоминает дочь полка Любовь Аветисян, в 14 лет ставшая связисткой; офицер В. Г. Пугаев рассказывает, как и за что его лишили звания и наград. Завершается сборник «Солдатским дневником» разведчика Г. Т. Лобаса. Книга проникнута пафосом патриотизма и верности Родине.

---

Иногда я приставала к ней: «Оль, расскажи, о чем вы с ним говорите?» «Обо всем», — отвечала она. А я хотела конкретного. Она не могла, а я не понимала, что невозможно передать словами любовь. Однажды Оля пояснила: «Когда полюбишь — узнаешь».

Демобилизовавшись, Оля и Володька уехали вместе на Украину.

Верочка

Хохлушка-хохотушка, заводила, непоседа, девчонка-озорница. Она очень смешно выглядела в военной форме — маленькая и толстенькая, как колобок. Стараясь скрыть свою полноту, она туго перетягивала ремнем талию, чем еще больше подчеркивала свои формы.

Вера совсем не умела «соблюдать дисциплину». Не задумываясь о последствиях, она «откалывала номера» в самых неподходящих для шуток ситуациях. Например, при построениях и команде «Смирно» могла прыснуть от смеха, ущипнуть или пощекотать рядом стоящего. Никакие дисциплинарные взыскания не могли надолго вразумить ее. Она не умела ходить в строю — «путала ноги», тем сбивая и других, делала неправильные повороты, короче, вела себя как озорная девчонка, а не солдат.

Конечно, Верочка не совершала никаких проступков, за которые могла понести строгое наказание, она просто развлекала себя и других. И ей это вполне удавалось.

Особенно часто она развлекала нас таким образом. У нее была уникальная способность — влюбляться. Сразу, «с разбегу», как говорила сама, и так же сразу разлюбить. Помню, как вбегала она в общежитие и кричала нам в восторге: «Ой, девчонки! Какого парня я встретила!» И начиналось перечисление его достоинств. Конечно, он был необычайно красив, умен, талантлив, добр, храбр и прочее. Узнала она обо всем этом буквально за какой-нибудь час. Заверяла, что не может без него жить. Любовь, так сказать, с первого взгляда, с первого вздоха. И совсем неважно, что этот необыкновенный красавец даже не догадывался о ее чувствах и, бывало, не знал о ее существовании. Но проходила эта эйфория чувств на второй или третий день. С таким же пылом наша Верочка развенчивала своего кумира, начинала приписывать ему грехи всего мужского населения Земли. Клялась и заверяла нас: «Да чтоб я еще раз на кого-нибудь посмотрела…» Но этой клятвы хватало на очень короткий срок. И повторялось все сначала, только с еще более горячими заверениями в том, что «это совсем, совсем другое…».

Мы не принимали всерьез ни одно из многочисленных ее увлечений, да и она сама к ним относилась скорее как к незначительным эпизодам. Словом, увлекающаяся, ищущая приключений натура.

С Верочкой случались невероятные истории. Как-то раз довелось ей дежурить часовым у какого-то объекта — «стоять на посту». Ночь была темная, хоть глаз выколи. Такие ночи часто бывают на Украине. И вот охраняет она этот объект и слышит шаги. «Стой, кто идет?» — окликает она. В ответ — молчание. А шаги, медленные и тяжелые, все ближе и ближе. Она опять: «Стой! Стрелять буду!» Темнота, молчание, а шаги совсем рядом. Что делать? «Я от страха присела, — рассказывала потом Верочка, — и на фоне неба вдруг увидела прямо перед собой корову!»

Шуток по этому поводу было предостаточно. Сначала она сердилась, а потом выбрала правильную тактику — смеялась вместе со всеми.

Но однажды Верочка чуть не доигралась. Слава Богу, обошлось, а могло бы трагически окончиться для кого-то из нас.

Охраняла она на сей раз наш узел связи. Естественно, ночью. Дело было летом. Окна домика, где располагался узел связи, были распахнуты, и Верочка с винтовкой вертелась около открытых окон. Стоять спокойно она вообще не умела, а тут свои девчата, начальство далеко — все условия для приятного времяпровождения. Хохочет, прыгает, вертится. Мы — зрители, наблюдающие из окон.

И вот она, вытянув руки, начинает жонглировать-манипулировать тяжелой винтовкой. Она, естественно, по законам физики вырвалась из рук, отскочила, ударилась обо что-то и — прозвучал выстрел! Конечно, никто такого не ожидал, оттого испуг наш был во много раз сильнее, чем от обычного выстрела.

Выстрел в военное время, да еще ночью — сигнал тревоги. А что за этим следует, можно представить. Немедленно появился отряд, поднятый по тревоге. Перепуганную насмерть часовую увезли куда-то. Но и на сей раз обошлось. Тому способствовали обстоятельства. Наутро наша часть срочно снялась с места, и мы уехали на другой участок. Обстановка на фронте осложнилась, и Верочкина шалость отошла на задний план.

Ох, Верочка-хохлушка! Я уже говорила, что она вообще ничего не боялась. Мы заражались ее оптимизмом. Помню, как-то шли на дежурство лесной опушкой в соседнее село, и обстреляли нас из лесу бандеровцы. В таких случаях мы, естественно, падали на землю, искали какое-то укрытие — бугорок или ямку. А Верочке хоть бы что! Она прыгала, кривлялась, кричала бандеровцам в лес проклятия, ругала их на чем свет стоит! И это ей сходило!

Она твердо заявляла нам, что знает свою судьбу: ей в этой жизни предстоит нарожать штук пять-шесть деток! Так что умирать она не собирается. Всегда любила петь: «Помирать нам рановато, есть у нас еще дома дела…»

И в самом деле, демобилизовавшись после войны, уехала она в свою родную Украину и нарожала деток. Таких же, наверное, веселеньких.

Наш старшина и повар Филипп

Нам очень повезло со старшиной. Этот добрейший человек прошагал и проехал с нами от Сталинграда до Восточной Пруссии.

Среднего роста, плотный, крепкий, подтянутый и очень подвижный. Нос — пуговка, глаза — щелочки, а вот голос! О! Настоящий командирский голос! Команды отдавал он четкие, ясные, уверенные. И мы их выполняли четко и беспрекословно.

До сих пор слышу его голос по утрам, особенно когда не хочется вставать: «Подъем!» — и сразу вскакиваю.

Старшиной он был по призванию. В чем заключались его обязанности по уставу как старшины роты — я не знала. Но делал он абсолютно все, как хороший хозяин в большой семье. Обустраивал наше временное жилье, обеспечивал самым необходимым, заботился о тепле, относительном уюте, обмундировании. Следил за выполнением распорядка дня, проводил утренние и вечерние построения. Он вникал во все наши проблемы, интересовался здоровьем, питанием, хотя для этого у нас были и врачи и интенданты. Никому не доверял нас, особенно девушек.

При постоянных перебазировках он следил за погрузкой и разгрузкой вещевого имущества. А в первую очередь старался поудобнее разместить нас на машинах. А о каких удобствах можно говорить, если грузовые машины заполнялись доверху, накрывались брезентом, а сверху — мы, укутанные в тот же брезент.

А в дороге чего только не случалось с нами!

Помню, как-то ночью трясемся по разбитой дороге, и вдруг я слышу глухой стук, падаю, стараясь при этом уцепиться за что-нибудь. Под руки попадается не то провод, не то веревка. Опомнилась и не соображу, где я. А лежу я на кабине грузовика, но кабина почти у земли, в яме. А кузов где? Кузов наверху, надо мной.

Где же девчата? Нас наверху было трое. А, вот они где! Барахтаются в грязи, встают, слава Богу, живые.

Шофер, слышим, кричит из кабины: «Девчата, вы живы? Где вы?» Отвечаем: «Здесь мы, здесь!» Открыть дверцу кабины он не может, заклинило. Через разбитое стекло кое-как вылазит. С ним в кабине сидел наш офицер-интендант. Спросонья и от страха он слова сказать не может, но тоже цел. Обошлось.

Колонна, следовавшая за нами, остановилась. Помогли вытащить машину, и опять дороги… дороги… дороги… Впереди бой. Видны вспышки на небе, слышатся глухо отголоски канонады и отдельные взрывы. Все обычно. Мы на фронте.

Вспоминается многое. Случилось опять же в дороге и еще одно событие, которое едва не окончилось для нас трагически.

Ехали вроде мы по нормальной дороге, даже почему-то не разбитой. Опять же ночью. Не помню, то ли луна освещала, то ли снег дорогу подсвечивал. А что для шофера может быть лучше: дорога просматривается хорошо, ни ям, ни ухабов.

Ехали на довольно большой скорости. Наша машина возглавляла колонну. Мы, девчата, как всегда, наверху. И вдруг я почувствовала какую-то тревогу, ничем пока не обоснованную. Вглядываюсь вперед, в дорогу, и она мне показалась какой-то странной, нежизненной, что ли. Совсем ненаезженной. На ней не видно ни одного следа. Стало жутко, как-то нехорошо на душе. Почудилось, будто едем в какой-то неизведанный край, таящий опасности. Девчата тоже почувствовали неладное, стали оглядываться по сторонам. От страха я нервно забарабанила по крыше кабины. Шофер резко затормозил, так что мы чуть не вывалились из машины, высоко подпрыгнули и попадали друг на друга.

Наш шофер выскочил, побежал назад навстречу идущим за нами машинам, замахал руками, чтобы остановились. Колонна затормозила. Мы сидим, ничего не понимая. Ребята побежали куда-то вперед, мы тоже выскочили и побежали за ними. И что же видим? Впереди, метрах в 30, глубокий овраг, а на дне его рухнувший мост.