Степан Ракша - Днепровцы

• Название: Днепровцы
• Автор: Степан Ракша
• Издательство: Воениздат
• Жанр: О войне
• Год: 1959

В книге рассказывается о том, как в годы гражданской войны и иностранной военной интервенции крестьянская беднота Северной Таврии боролась за власть Советов, как создавались там красногвардейские и партизанские отряды, которые потом объединились в 1-й Днепровский крестьянский полк, и как этот полк в составе Южной группы войск Украинского фронта совершил летом 1919 года героический поход на соединение с Северной группой (дивизией Щорса).

С. И. Ракша член КПСС с 1917 года, активный участник описываемых в книге событий, красногвардеец, партизан, а затем начальник связи и секретарь партбюро Днепровского полка, ныне персональный пенсионер.

---

Все эти россказни исходили от разведчика Клименко. Он снова побывал в Киеве и потом гоголем расхаживал по Дарницкому лесу, где был расположен наш полковой резерв, направо и налево сыпал разными былями и небылицами.

Спустя несколько дней полк двинулся на Киев и вступил в город без боя. Появившись ночью на его слабо освещенных улицах, мы застали тут только несколько разрозненных групп пилсудчиков и петлюровцев, перепившихся и дравшихся между собой из-за подвод, да какую-то заставу, впопыхах забытую своим командованием. Солдаты этой заставы — польские мобилизованные крестьяне — встретили нас мирно и заявили, что давно уже ждут смены, а ее все нет и нет и по телефону почему-то никто не отвечает.

Из Киева полки нашей дивизии выступили с кумачовыми полотнищами, на которых было написано: «Смерть Антанте!», «Вперед за Советы!». Первое сопротивление встретили только на реке Уборть, где мы потоптались около суток, после чего опять началась погоня, и продолжалась она без передышки до реки Горынь. Тут потоптались немного подольше — пилсудчики отбили две наши атаки, пришлось подождать, пока подойдет артиллерия, и с ее помощью быстро форсировали Горынь. После этого наступали без остановки до реки Стырь. Здесь похоже было, что белополяки решили драться всерьез, но опять мы взяли верх и, переправившись через Стырь, скомандовали им: «Руки вверх! Выходить из блиндажей по одному».

Дальше до Западного Буга наше продвижение задерживали только собственные тылы, все время где-то застревавшие, отчего мы по нескольку дней оставались без провианта, а иногда и без боеприпасов. В батальонных повозках все запасы иссякали, а у местного населения тех разоренных и обобранных мест ничего нельзя было достать, кроме молока, да и то лишь в обмен на соль.

Люди уставали, голодали, но война быстро шла к концу, и никто не жаловался на изнурительный поход. Хвалили погоду, местность.

— Тепло, а не знойно, не то что у нас, на юге, в эту пору. Легко дышится тут в лесах. И речек много — есть где помыться.

Хвалили трофейные френчи французского фасона и английские шинели, в которые многие уже нарядились.

В пути нас нагнала 25-я Чапаевская дивизия. На Западном Буге, не доходя города Хелм, чапаевцы первыми пошли в атаку. Мы видели, как они с криком «ура» бросились в воды Буга. Потом в полку говорили:

— Интересные люди эти чапаевцы! Даже у пожилых глаза веселые, а бороды у всех одинаковые — русые, окладистые. И «ура» они кричат как-то особенно звонко. Подольше бы с ними рядом воевать!

Тяжелые тут были бои. Наш полк понес большие потери, пока переправился через эту каверзную реку. За Бугом пошли свободно, следом за первой бригадой Шишкина, которая форсировала реку по мостам и сразу же рванулась вперед. Шли с песнями по шоссе, обсаженному по обе стороны деревьями, подошли к лесу, окружавшему высившийся на горе город Хелм, и тут вдруг нас начали обсыпать из пулеметов. Была дана команда «Батальонам развернуться и занять позиции».

Не понимая, что произошло, мы простояли здесь дня три, пока не стало известно о трагической гибели первой бригады. Оказалось, что у самого Люблина ее поймали в ловушку белогвардейцы Булак-Булаховича, действовавшие вместе с пилсудчиками. Бригада погибла в полном составе — все три полка — во главе со своим храбрым комбригом, рабочим из Керчи, товарищем Шишкиным.

Покрутившись возле Хелма и Влдавы, мы ушли обратно за Буг. Нас не выбили — сами ушли по приказу командования, а по какой причине — этого мы долго не знали.

Потоптались в прибрежных песках Буга, около месяца простояли у каких-то болот и озер — тут и лето кончилось. Как метеор, пролетело оно в том году. А затем опять отход. Без боев, с досадой, недоумением отходили и отходили по приказу командования.

Ночью у костров, пылавших на лесных полянах и просеках, бойцы, суша портянки и обувь, тряся рубахи над пламенем, злились:

— До каких пор это будет? Куда отступаем? Зачем?

Прогорит костер, жар его передвинут дальше, и на обогретой земле люди укладываются спать. Ляжет боец, завернется в прожженную углями шинель — единственное укрытие и от холода и от дождя, — поворочается, затихнет — и вдруг станет ему неспокойно. Подымет голову, посмотрит вокруг и спросит:

— А может, измена?

Только Митя Целинко уверенно держится:

— Не измена, а стратегия.

Не тот он уже был, как в ту пору, когда своей детской смешливостью приводил в ярость нервно-взвинченного Сеньку Сухину. Если побасенки рассказывал, то только агитационные, все больше про Антанту и ее грызущихся между собой псов. Даже, пускаясь в пляс на привале, не забывал, что теперь он командир, — то кубаночку поправит, то всего себя оглядит.

Когда Митя укладывался спать у костра, это было целое священнодействие. Все уже храпят, а Митька все еще устраивает свою постель — и чтобы удобно было, и, главное, чтобы не запачкать, не помять, не попортить как-нибудь свою новенькую английскую шинель.

3

Еще никто в полку не знал, что война с белополяками заканчивается и что этим-то и вызван наш отход. На Горыни нас нагнали белогвардейцы Булак-Булаховича. Идя следом за нами, они пытались завязывать бои, тявкали, как моськи на слона.

В эти дни в какой-то польской деревушке, затерявшейся в Полесье, мы сменили часть крестьян-подводчиков, перевозивших наши грузы, и в полку появилась Анюта. Всех удивило, почему в деревне нарядили с подводой молоденькую девушку, — таких случаев еще не было. Потом заметили, что на подводу к девушке подсел Митя Целинко, и стали осуждать его — нашел время амуры разводить!

На привалах он не отходил от Анюты, обхаживал ее лошадей — и напоит, и корм задаст, и оботрет пучком сена. А потом притащит с кухни котелок супа, и обедают они вдвоем с Анютой, сидя на подводе.

— Ты чего голову дуришь девушке? — накинулся на него начальник команды Василий Коваленко. — Разгрузят подводы, и поедет она домой. У нее, наверное, жених есть. Нехорошо может получиться.

Целинко разобиделся, повернулся и пошел прочь от своего начальника.

Через несколько дней все подводчики из той полесской деревни действительно уехали под вечер домой, а Анюта осталась. Думали, что она побоялась ехать ночью, но утром ее увидели на козлах боевой тачанки Мити Целинко — в пулеметной команде появился новый ездовой!

Высказывались разные догадки и предположения относительно того, чем это может кончиться. Василий Коваленко пришел ко мне мрачный.

— Чего это ты, Вася, расстроился?

— Да вот эти издыхающие моськи, выброшенные вон из нашего общества революционной бурей, портят нервы своим лаем, а тут еще Митька чудить стал. Не нравится мне его номер. Боюсь, не поступил бы он с девушкой по-хамски. Она ему поверила, а вдруг он обманет — позор и срам какой всей команде!

— Не допускай! Ты же в своей команде хозяин.

— Подхода к нему не найду. Упрямый стал как осел. Разговаривать не желает. Ты у нас в полку партийный секретарь, а он твой земляк, поговорил бы с ним. Прошу тебя, узнай, почему эта полячка не едет домой и какие у них с Митькой намерения в дальнейшем. Я нашел Целинко и спросил его:

— Что это за новый ездовой появился в твоем взводе?

— Доброволец Анюта, — ответил он. — Прошу к ней относиться с уважением.

— Нет, я серьезно спрашиваю.

— Я тоже не шучу.

Не получалось у нас сначала откровенного разговора.

— Чего это ты, Митя, сильно ершистый стал? Вот и начальник твой на тебя обижается…

— Всяк по-своему судит. Мне, например, сдается, что лишний доброволец со своими конями не помешает в нашей команде. А что Анюта моя невеста, начальника это не касается. Жениться я пока не собираюсь. Кончится война, отвезу я ее к себе в Чалбассы, и там уже свадьбу сыграем. Домой возвращаться ей нельзя. Отец у нее нехороший, хочет насильно выдать за пьяницу.

— Ну что же, — оказал я, — намерения у тебя, как видно, серьезные, а если так, то остается только пожелать вам счастья.

— За это пожелание спасибо, — подобрев, улыбнулся Целинко. — Думаю, что так оно и случится в нашей супружеской жизни.

Много еще пересудов было, но постепенно Коваленко и все его пулеметчики свыклись с тем, что у Мити Целинко завелась невеста. Анюта стала у них в команде хозяйкой: и картошку почистит на кухне, и белье постирает, а если порвалось, даже и залатает.

Вскоре полк занял позиции на реке Уборть. Тут и застало нас полное окончание войны с белополяками. Под Олевском мы узнали, что заключено перемирие. Булак-Булахович не признавал его, пушки белогвардейцев еще тявкали, но теперь это никого в полку уже не беспокоило.

— Сколько не тявкайте, а все равно Митька скоро свадьбу отгуляет, и мы на его свадьбе повеселимся, — говорили наши пулеметчики.

После того прошло немного времени. Пока мы стояли в Полесье, Красная Армия покончила с Врангелем в Таврии, началась демобилизация, и Митя Целинко укатил к себе домой с Анютой на паре ее добрых коней.