Франсуа Лиссарраг - Вино в потоке образов

• Название: Вино в потоке образов
• Автор: Франсуа Лиссарраг
• Издательство: Новое Литературное Обозрение
• Жанр: История
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-86793-604-4

Вино – душа древнегреческой культуры. Симпосий, дружеская попойка и, одновременно, один из самых значимых социальных институтов, – одно из главных мест, где зарождались и производились культурные смыслы и формы. Книга Франсуа Лиссаррага, одного из лучших современных французских эллинистов, через анализ симпосия и действующих в его рамках культурных кодов и практик позволяет по-новому взглянуть на ключевые аспекты греческого способа жить и видеть мир, а также на истоки многих позднейших европейских традиций.

---

Более того, его благодеяния обращены ко всем без различия; Дионис настоящий демократ:

«Да, наш бог, сын Зевса, любит веселье, но он любит и благодатную Ирену, кормилицу молодежи; оттого-то даровал он людям усладу вина, равно доступную и богачу и бедняку, ни в ком не возбуждающую зависти».[11]

Вино облегчает страдания: вот один из самых расхожих образов вина; согласно всей нашей традиции, «вино рассеивает грусть», это искусственный рай, умиротворяющий наркотик.

Однако этот образ вина, засвидетельствованный в Греции, и «Вакханки» – всего лишь один пример из множества подобных,[12] – является основополагающим скорее с нашей современной точки зрения. Концепция вина как средства избавления от страданий в действительности имеет второстепенное значение для греческих представлений, согласно которым вино – это благо, божественный дар огромной значимости, являющий собой параллель к дару Деметры – злакам. Прорицатель Тиресий объясняет это молодому фиванскому царю Пенфею, который отказывается принимать Диониса в своем городе:

«Заметь, юноша: есть два начала, господствующие в жизни людей. Первое – это богиня Деметра… она же Земля; называть ты можешь ее тем или другим именем. Но она сухою лишь пищею вскармливает смертных; он же, этот сын Семелы, дополнил недостающую половину ее даров, он изобрел влажную пищу, вино и принес ее смертным, благодаря чему страждущие теряют сознание своего горя, напившись влаги винограда, благодаря чему они во сне вкушают забвение ежедневных мук – во сне, этом единственном исцелителе печали».[13]

Вино понимается как положительное начало, действие которого определяется не только сиюминутным избавлением от бед, от всех несчастий, присущих человеческому существованию; его употребление воспринимается в религиозной перспективе на тех же основаниях, что и употребление злаков. Греческие города озабочены тем, чтобы с помощью законов регламентировать его употребление, некоторые – такие, как Спарта, – вообще его запрещают, большинство же городов просто ставит его под контроль.

Такая регламентация необходима, так как согласно греческим представлениям вино – напиток амбивалентный, подобный жидкому огню, одновременно опасный и благотворный. Мифы о происхождении винограда и вина ставят акцент на этой его двойственной, полудикой-полукультурной природе, которая позволяет ему играть роль посредника между двумя противоположными полюсами. Виноград – нечеловеческого происхождения; согласно рассказам – это лоза, упавшая с неба[14] или обнаруженная козой, этим полудиким-полудомашним животным,[15] или же, по другой версии, в которой стирается различие между животным и растением, виноград был порожден собакой.[16] И наоборот, вино – через процесс виноделия, понимаемый как кулинарная процедура, – приобщено к культуре, к сложному техническому знанию, что отличает его от фруктов и других продуктов естественного происхождения. Дионис связан и с тем и с другим: он ассоциируется с растительностью вообще и ростом виноградной лозы в частности,[17] и потому процветание является его атрибутивным качеством [94]; но в равной мере он распоряжается также и самим вином, и всеми его свойствами. В религиозном календаре Аттики именно последний аспект занимает привилегированное положение; праздники, посвященные Дионису, не связаны со сбором винограда, и Дионис, по всей видимости, не считается аграрным божеством. В январе – феврале самые важные церемонии разворачиваются вокруг нового вина и открытия кувшинов.[18] Чудо вина, возобновляющееся и отмечаемое ежегодно под присмотром Диониса, является, в своих мифологических истоках, опасным моментом, потому что действие нового вина всегда разрушительно; первые попробовавшие его люди теряют голову, считают себя одержимыми и убивают того, кто их опоил.[19]

По сути дела, вино – это яд; однако Дионис дарует людям рецепт его употребления. Он учит афинян, как и в каких пропорциях смешивать вино с водой. Ибо, в сущности, вино и есть – смесь; в античности пили только разбавленное вино. Такой обычай, вероятно, обязан своим происхождением высокому содержанию алкоголя, что объясняется поздней, после опадания листьев, датой сбора урожая. Виноград в этом случае становится percoctus, говорит Катон,[20] «вполне готовым». Полученный напиток, если пить его в чистом виде, является наркотиком, который делает безумным или убивает,[21] настоящим Pharmakon в обоих смыслах этого слова – и ядом, и снадобьем: использование вина в медицинских целях засвидетельствовано весьма широко.[22] Этот чистый наркотик называется akratos, то есть «несмешанный»; сей лексический факт весьма значим, так как указывает на основную характеристику потребляемого вина: это смесь. Чистое вино, которое кажется нам сегодня единственно приемлемым, в греческом языке определяется негативно, термином, составленным из отрицательной частицы а и слова kratos (от него происходит название сосуда, «кратер»), которое означает смесь. В современном греческом языке это слово сохранилось для обозначения вина – krasi. Смешение понятий «чистое вино» и «вино разбавленное» можно обнаружить в «Толковании сновидений» Артемидора, где уточняется: хорошо, когда «тот, кто хочет вступить в брак или заключить союз» видит во сне виноград или вино, «виноград из-за сплетения, вино из-за смешения».[23]

Среди установлений, связанных с вином, особенно любопытны те, что Ликург, согласно свидетельству Плутарха,[24] якобы учредил в Спарте, так как они касаются использования чистого вина в качестве средства, открывающего истину. Новорожденных окунают в чистое вино с целью обнаружить больных эпилепсией: у больного ребенка начинаются конвульсии. Здесь вино выступает в качестве инструмента отбора. В другом случае вино, как можно полагать, используется в педагогических целях: известно, что в Спарте илоты, рабы, привязанные к земле и образующие низший социальный слой, опоенные чистым вином и пьяными приведенные в город, распевают неприличные песни и непристойно пляшут; это делается с тем, чтобы внушить молодежи отвращение к вину, способному провоцировать подобное поведение. В обоих случаях чистое вино воспринимается как наркотик, использование которого означает полное отчуждение: оно исключает из сообщества недостойного ребенка с самого его рождения; оно маркирует полную инаковость недочеловеков, к которым относятся как к животным.

Во всей Греции считается, что пить чистое вино – варварский обычай; именно это подразумевает вошедшее в поговорку выражение «пить, как скиф». Спартанский царь Клеомен умирает, впав в безумие, после того как выпивает слишком много чистого вина в компании скифских послов.[25] Чистое вино и вино разбавленное всегда являются культурными индикаторами, а все античные представления о вине так или иначе вращаются вокруг идеи смешения. В более широком контексте это понятие структурирует целый ряд основополагающих социальных, религиозных и философских представлений.

Этот момент следует подчеркнуть особо; при смешении пропорции вина и воды могут варьироваться, но они никогда не будут случайными. Главным инструментом в этой процедуре является кратер, большой сосуд, который мы часто видим стоящим на земле среди пирующих на симпосии [19].[26] Данный термин, часто переводимый словом «пир», в действительности означает время совместного питья; во время симпосия не едят, так как чаще всего он проходит после трапезы в собственном смысле слова. Симпосии – это социальный институт, объединяющий взрослых мужчин, наделенных гражданским статусом, в рамках которого они пьют, исполняют лирическую поэзию, играют на музыкальных инструментах и обмениваются всевозможными речами. Фрагмент застольной песни показывает нам атмосферу симпосия и даже ее программирует, беспрестанно повторяя глагольную приставку sun– (в значении соучастия), отражающую главную смысловую доминанту симпосия, отмеченного идеей застольного товарищества, содружества:

«Пью – так пей, а люблю – тоже люби! Вместе возьмем венки!
Я шалею – шалей! В разуме я – в разум и ты войди».[27]

На симпосии, таким образом, возможен переход от разумности к безумию; выбор остается за пирующими. Каждый раз под началом руководителя пира, симпосиарха, устанавливаются правила, которым пирующие должны подчиняться.[28] Определяются музыкальные темы или предмет беседы; так, в «Пире» у Платона Эриксимах, отпустив флейтистку, предлагает всем по очереди сказать похвальное слово Эроту.[29] Также фиксируется количество кратеров, которые предполагается выпить, и пропорции смешения, которые могут варьироваться в пределах от трех частей воды на одну часть вина до пяти к трем или трех к двум, в зависимости от желаемой крепости.[30] Эти пропорции понимаются как утонченная, почти музыкальная гармония; у Плутарха мы находим этому пример: после установления подходящих пропорций смешения, описанного в музыкальных терминах, пирующему в шутку предлагают взять чашу, как лиру, и смешать напиток, подобно тому как искусный музыкант настраивает свой инструмент.[31]