Надежда Попова - Natura bestiarum.

• Название: Natura bestiarum.
• Автор: Надежда Попова
• Жанр: Фэнтези

Европа XIV века. История пошла другим путем. Одиозный «Молот ведьм» был создан на полтора века раньше, чем в реальной истории; Инквизиция появилась на сотню лет раньше, чем соответствующая организация в нашем мире. Раньше появились и ее противники, возмущенные методами и действиями насквозь коррумпированной и безжалостной системы. Однако существование людей, обладающих сверхъестественными способностями, является не вымыслом, а злободневным фактом, и наличие организации, препятствующей им использовать свои умения во зло, все-таки необходимо.

Германия, зима 1394 a.D. Следователь Конгрегации Курт Гессе и его помощник Бруно Хоффмайер, направленные к очередному месту прохождения службы, застигнуты метелью. Они вынуждены остановиться на ночлег в придорожном трактире. Разыгравшаяся метель делает дальнейший путь невозможным, и уже следующей же ночью становится ясно, что скука — еще не самая большая неприятность, свалившаяся на их головы.

Страница автора на СИ: http://samlib.ru/p/popowa_nadezhda_aleksandrowna/

Файл размещен в библиотеках Флибуста и Либрусек c согласия автора

---

— Обижаете, Феликс, — повел плечами тот.

— Волки, — повторил Бруно, задумчиво передвигая короля подальше от наступающей зондергруппы Курта. — Они в такую погоду злые.

— Голодные, — откликнулся Феликс. — Вот и злые. Вы б, думаю, тоже выли и на всех кидались, если б по снегу босиком, и ребра к спине прилипли… Слава Богу, что Велле свой трактирчик тут держит. Вот не было б его — и что? Пришлось бы ночь проводить вон там вот, в пургу и мороз, и там-то б они меня и прихватили. Как подумаю — жутко делается.

— А я слышал, — нерешительно вклинился парнишка, — что зимой они не так опасны, как говорят. Что, напротив, травоядное зверье умирает от голода, и у волков, выходит, еды в достатке.

— Городские, — пренебрежительно усмехнулся лысый бочонок, и Курт мысленно склонился сам перед собою за верно сделанный вывод. — Умные все стали, а простых вещей не соображают… Зверье травоядущее дохнет от голода. Чего это значит? Это значит, что оно тощее, кожа и кости, а много ты напитаешься такой снедью? А его ж еще и надо сыскать, по снегам побегать, да и не так уж оно часто дохнет, парень. Чаще слабнет просто. И их еще догнать надо. Вот и думай.

— Так оно и бегать должно не так прытко, — возразил обладатель телеги с товаром. — И сил надо меньше, чтоб догнать; вот и ловили б их, ослабших. А они, гады, к людскому жилью лезут — вот скажи, чего ради?

— К жилью не они лезут, — возразил крестьянин, наслаждаясь всеобщим интересом к его познаниям. — Когда вот такие зимы, холодные и снежные, старые волки, бывает, молодняк из стаи гонят прочь, чтоб не объедали старших. А те, понятно, в охоте не слишком-то наторели, вот они к людям и жмутся: скотина домашняя — она и откормленная, и, ежели повезет до нее добраться, безропотная. И человека жрут — потому же. Вон такие господа, — почтительно кивнув в сторону Курта и Бруно, отметил крестьянин, — может статься, добыча и нелегкая, а мы с вами — отбиться сможем ли?

— Дьявольские отродья, — махнул рукой торговец. — Господь человека над всеми тварями поставил, а они все желают переменить Господень порядок. Надо, как у нас годов тому десять назад было: объявить охоту на этих тварей и за каждую шкуру платить — после того их года два не слышно было и не видно, и люди ходили спокойно.

— Мат, — вполголоса констатировал Курт, и помощник вяло отмахнулся, завалив своего короля набок.

***

Утро постучалось в окно, забранное дешевым кусочным стеклом, пробудив ото сна; мелкая белая дробь колотила в зеленые мутные стеклышки назойливо и упрямо, раздражающе громко в тишине трактирной комнаты. Глаза Курт разлепил с неохотой, ощущая щеками, что нагретый с вечера воздух за ночь выветрился и остыл.

Комната, выделенная им владельцем, отличалась от прочих сравнительной благоустроенностью, ибо, кроме полагающихся удобств вроде квадратного низкого стола с парой табуретов и двух деревянных кроватей, имелась в ней еще и печь. Собственно, это не являлось полноценной печью — просто четырехногая жаровня, укрытая колпаком и топящаяся исключительно недымным, тлеющим углем; колпак давал большую прогревающую поверхность, а уголь дольше держал жар и не требовал отдушины. Судя по тому, что под толстыми чугунными ножками доски пола не протерлись, а на стене за печью не образовалось темного пятна, сия constructio не находилась здесь неизменно, а перемещалась из одной комнаты в другую в зависимости от случая. Случаем, как несложно было догадаться, являлся постоялец, готовый раскошелиться на подобное дополнительное благоустроение своего бытия. О том, готовы ли к подобному повороту дела господа, Велле не осведомился, однако совершенно явно не сомневался в том, что бунтовать по предъявлении счета оные господа не станут.

С вечера Вольф Велле жахнул на жаровню добрую порцию угля, отчего первый час было не вздохнуть; пробыв в комнате неполных пять минут, Курт спустился снова в обеденную залу, где и провел следующие два часа за шахматами, медленно потягивая легкое пиво и пытаясь выиграть у самого себя. Когда жар несколько разошелся, а угольный треск стал потише, он, наконец, смог заставить себя войти в комнату снова и, повалившись на кровать, уснуть, предусмотрительно почти не раздеваясь, благодаря чему вылезать из-под одеяла утром оказалось не так противно. Однако же для совершения необходимых утренних забот так или иначе пришлось выставить себя на мороз, и по возвращении в трактир его хватило даже на то, чтобы вытянуть к очагу в зале окоченевшие руки.

Пока еще тихая трапезная комната мало-помалу заполнялась людьми и голосами, владелец принимал и выставлял заказанное, и вид при том Альфред Велле имел наидовольнейший. Удовлетворенность его, равно как и недовольство многих постояльцев, были вполне понятны: выйдя этим утром за пределы стен, понять можно было явственно, что о продолжении пути не может быть и речи, сколь бы ни была важна цель. Метель не ослабла, а даже и усилилась, ветер царапал лицо и слепил, снег стал чаще и жестче, и дорога, проходящая в десяти шагах от двери, исчезла из глаз вовсе. Владельцу сей малоотрадный факт сулил немалую прибыль от застрявших здесь постояльцев, постояльцам же — нарушение планов и лишние расходы, отчего увидеть хотя бы равнодушие на лице кого-то из них было сложно. Лица хмурились, брови недовольно сдвигались, и то и дело раздавался чей-то тяжелый вздох.

— Я вижу, только нам и все равно, — тихо заметил Курт, когда крестьянин, бросив уже далеко не первый тоскливый взгляд в окно, отвернулся, обреченно подперев голову кулаком.

— Тебе все равно, — поправил Бруно; он отмахнулся:

— Abi sis[7]. Куда нам спешить? Наслаждайся бездельем; хороший повод.

О том, что на установленном месте службы надлежит появляться вовремя, помощник напоминать не стал, лишь обратившись снова к столу, и Курт продолжил разглядывание окружающего общества, сегодня дополненное еще тремя постояльцами.

Неподалеку от них, заняв тот самый ближний к очагу стол, где они отогревались вчера, обосновался статный поджарый человек с надменным, сухим, как корка, лицом. С этим все ясно. Меч с гербом не оставил в комнате, держит при себе, рыцарская цепь на шее выставлена подчеркнуто напоказ, однако кольчуга недорогая, простая, одеяние без причуд, да и с явно заметными следами чинки. Собрат по сословию — бывший все-равно-кто, ныне «господин рыцарь», за какие-то заслуги возведенный в звание или же принявший сие звание в порядке наследственной традиции, когда, кроме этой самой традиции, наследовать уже нечего. Можно смело спорить на что угодно: денег у славного воина куда меньше, чем спесивости и гордости, и эта цепь — самое дорогостоящее, что наличествует в его имуществе, после меча. Или наоборот. Судя по какому-то прибитому виду, за этим столом отогревается у очага после ночи, проведенной в комнате, которую снабдить печью у него недостало средств. Вряд ли даже он к своим явным сорока с хвостиком стяжал хоть какую-то землю, и на вопрос о том, куда держит путь этот человек, наверное, не ответил бы и он сам. Такие могут за всю свою жизнь не увидеть никакого иного жилища, кроме именно трактирных комнат да, разве, сокрытых во тьме опочивален наиболее благосклонных к странствующим рыцарям воздыхательниц. От встреч с которыми, кстати заметить, временами может перепасть и нечто более материальное и полезное, нежели их безусловно приятные дары…

У стены, через стол от дамочки с мальчишкой, тихо переговариваются парень и девица примерно одних лет, и лет немногих. Быть может, двадцати или около того. Сидят не врозь, но и не обжимаются. Друг на друга поглядывают, словно два ребенка, тайком от родителей забравшихся в кладовку и уничтоживших все найденные сладости, попавшиеся на глаза. Вот кому этой ночью наверняка было тепло безо всяких печей… Не новобрачные. Это уж точно. Куда бы могли направляться эти? Быть может, и никуда. Быть может, этот трактир и есть цель их путешествия — попросту провести несколько дней там, где никто не увидит и куда не вломится внезапно родня со скорбными воплями… Хотя — не похоже. Лица ублаготворенные, но недовольные, и все те же нетерпеливые взгляды в окно. Тоже торопятся уехать, как все. Или, возможно, просто подходят к концу средства, скопленные ради этого маленького любовного странствия, и теперь впереди маячит выбор между влезанием в долги и скандалом с владельцем — и риском потеряться в снегах и замерзнуть насмерть…

Когда рывком распахнулась дверь, на нее снова обернулись все присутствующие, и на миг стихли и без того вялые и негромкие разговоры.

— Гляди-ка, кто-то все же прошел и не заблудился, — отметил Бруно; Курт пожал плечами:

— Счастливчик.

На особенно счастливого, однако, вошедший похож не был — путник напоминал весьма удрученный сугроб; дорожный плащ топорщился оледенелым колоколом, высокие сапоги обросли снежными колодками едва не доверху, и когда пришелец сбросил на плечи капюшон, на пол хлопнулся большой снежный ком. Под капюшоном обнаружилось молодое лицо, задубевшее от ветра и мокрое от растаявших снежинок, с белыми от мороза щеками. Примолкшее собрание он окинул быстрым взглядом, на миг задержав его на Курте с Бруно, на полмгновения дольше — на девице подле парня и, наконец, остановил на поспешно вышедшем навстречу владельце.