Рустам Валеев - Южный Урал, № 31

• Название: Южный Урал, № 31
• Автор: Рустам Валеев
• Издательство: Челябинское книжное издательство
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1958

---

— Что ты со мной делаешь? — спрашивает он или она. (У В. Пистоленко спрашивает он). Следует долгий поцелуй.

Второе. Стук в дверь.

— Кто-то стучит, — тревожно восклицает он.

— Кажется, — подтверждает она роковым голосом.

Он прячется в соседней комнате. Входит его жена.

Третье. Беседа его любовницы с его женой.

Последняя собирается уходить. Облегченный вздох соперницы. Но… Несчастье! Взгляд жены падает на портсигар… или забытую папиросу… или галстук, галстук ее мужа! Последний вариант (с галстуком), как наиболее «свежий» и «увлекательный», избирает наш драматург.

…Пьеса о любви. Но разве это — любовь? Поэзии любви нет, есть поучения плюс извечный «треугольник». В борьбе против измен драматург забыл о самой любви.

К тому же стальной стержень «эффектной» интриги перерезает человеческие души… Напряженная интрига закономерна в тех случаях, когда она не сковывает развитие характера, не мешает ему развернуться, «показаться».

Изобразить одно-два устремления человеческих, определяющих в данных обстоятельствах, — мысли и действия персонажа, — еще не значит постигнуть его суть, его характер.

Катя в чем-то схожа характером с Люсей Ведерниковой — героиней Алексея Арбузова, автора «Годов странствий». Однако Люся — это человек, представший со страниц пьесы во всей жизненной полнокровности и многогранности. У Люси одна печаль, одна радость — ее Шуренька, и все же мы видим, как расцветает, взрослеет «гадкий утенок», как неизмеримо раздвигаются его горизонты. И вот уже Люся как обобщение всех наших героических женщин — великих тружениц тыла… Если Люся может сказать: «Я теперь не бедная», — то не может этого сказать Катя. Катя остается рабыней своего незавидного семейного положения, она все прощает Юрию, она не обвиняет его. И, не обретая большого человеческого достоинства и попросту женского самолюбия, Катя в этом смысле остается «бедной». Люсю спасает от личного горя большая любовь к людям, вера в труд, высокая, я бы сказал, общественная забота о маленькой Шуреньке. С этой стороны Катя не показана как характер. Участие Кати в испытании новой стали выглядит в пьесе, как инородный кусок, слишком эпизодический и к тому же надуманный. В результате — мы не знаем, что остается для нее, какая вера в ней остается после измены, Юрия. За рамками взаимоотношений с Юрием Кати нет… И так — многие герои В. Пистоленко.

Да, пожалуй, Елена права: Катя — ограниченный человек.

Если тема образа Люси по ходу действия выводится к широкому морально-общественному горизонту и судьба этой маленькой женщины приобретает общечеловеческий смысл, то тема образа Кати остается в своих рамках, автор понимает этот характер слишком узко, бесперспективно.

Односторонность в изображении характера свойственна и обрисовке Надежды — главного персонажа драмы В. Пистоленко «На рассвете».

Драматург замыслил немалое. В судьбе своей героини, вырастающей из молчаливой прислуги купеческого дома в убежденную революционерку, драматург видит духовный рост простого человека в огневые годы гражданской войны.

Однако в образе Надежды драматург пытается восполнить недостаток психологической глубины и душевной озаренности обилием энергичных поступков.

Но насыщенность роли поступками приносит желаемый художественный результат, если одновременно драматург находит приемы, раскрывающие и чувства человека, его мышление.

Характер, раскрываемый лишь в одной из этих плоскостей неминуемо становится односторонним. Как известно, всякий поступок, не раскрытый изнутри, психологически, остается простой констатацией факта. Вся линия Надежды, как и многих других персонажей «На рассвете», подчиняется внешнему действию. Событийность граничащая с мелодраматизмом, захлестывает характеры, обкрадывает их, делает их менее емкими.

У В. Пистоленко есть интересные наблюдения, живо подмеченные характерные черты людей, и все же приходится дорабатывать драматургические характеры самому театру.

Существует неписаное право у тех, кто неверно понимает законы театральности, сценичности. Отдельные драматурги, подбадриваемые режиссерами с сомнительным художественным вкусом, пишут для театра скорее сценарные разработки, чем литературные произведения.

В. Пистоленко видит сценичность прежде всего в самодовлеющей занимательности интриги и нагромождении в пьесе разного рода эффектностей.

В пьесе «О личном…», например, обыгрываются явно натуралистические детали: теряя чувство меры и вкуса, драматург выводит на сцену двух персонажей, переживших операцию пересадки кожи.

Известно, что о подобном факте как-то сообщала пресса: обгоревшему рабочему товарищи отдают для пересадки свою кожу. Об этом патриотическом поступке с волнением читаешь в газетной корреспонденции. Но жанры имеют свои законы. Сцена требует особого отбора жизненных фактов.

Явно неудачны такие детали, как появление нагой Ники на крыше дома «назло» Феде или фальшивое восклицание Елены («Это же чу́дно») после рассказа Юрия о новом сорте стали.

Драматург прибегает даже к таким приемам, когда, желая показать взволнованность персонажа, он заставляет его употреблять не в меру много спиртных напитков. В роли «пьющего с горя» — Елена. «Не много ли?» — спрашивает осторожный Юрий. «Жажда», — объясняет Елена.

В пьесе «На рассвете» также содержится набор «театральных ужасов» и эффектностей: гроб на сцене, стрельба подгулявших офицеров в темноте, танцы на столе с закусками, игра бандитов в карты на женщину, переодевания, неожиданные узнавания и прочее…

А между тем, пьеса «На рассвете» в отдельных моментах просто искажает логику жизни, правду обстановки.

Белый офицер Обручев приходит в дом купца Стрюкова. Прислуга — бабка Анна видит его и говорит с ним. Во второй картине бабка Анна вновь видит Обручева. «Переодевшись в красного», он приходит в дом Стрюкова вторично. И вот с удивлением замечаешь, что бабка Анна никак не реагирует на странное перевоплощение Обручева.

В штабе красных свободно разгуливает темный Стрюков. И это все — в тревожные дни, среди бойцов революции. Фальшивая, надуманная ситуация…

Не подстраиваться под вкусы отдельных отсталых режиссеров, а создавать собственный, оригинальный литературный образ — таков путь к мастерству. Слово, характер, самобытная образность — вот орудия драматурга, желающего написать действительно сценичную пьесу. При всем этом, само собой разумеется, подлинная сценичность возникает лишь в пьесах, глубоких и актуальных по своему содержанию.

Пожалуй, все-таки драматург в совместном процессе работы с театром над пьесой не должен уступать своих  л и т е р а т у р н ы х  позиций.

Режиссура иногда сбивает автора на неверное понимание сценичности. Только пьесы с высокими литературными достоинствами, образным и ярким языком завоевывают право называться сценичными.

Настоящего режиссера вдохновит не сценарий, а литературно совершенный образ. С л о в о м  создается театр!

Характерно, что свою статью «О пьесах» Горький начинает с утверждения величайшего значения слова. Он приводит поговорку о слове «Что такое: не мед, а ко всему льнет?»

Каждая из таких фигур, как Фамусов, Хлестаков, Расплюев создана небольшим количеством слов… Сами персонажи Горького часто сотканы из афоризмов. Литературный язык того или иного драматурга и определял в свою очередь стиль театральный. Сценичность и театральность — это понятия, порожденные прежде всего драматургом, ибо (старый закон!) пьеса — основа спектакля.

Слово греческих трагиков поставило актера на котурны, а Гольдони, воплотив народную тему в быстром, «смекалистом», полном динамики слове, создал стиль таких спектаклей, где исполнители не могут, например, не иметь отточенной, блестящей сценической техники, — они должны отлично владеть скороговоркой, быть акробатами, прекрасными музыкантами, танцорами. Гоголь одними лишь нарицательными именами, как Держиморда, Пошлепкина, Шпекин, заставляет театр немедленно задуматься над внешне гротесковым видом персонажей. Горький своим словом придал сценическому действию могучее философское движение, движение мысли.

Так рождалась подлинная сценичность в произведениях великих драматургов. Слово, характер, образ создали различные театральные направления.

Отдельные наши драматурги равнодушны к слову. Примером тому — речь персонажей В. Пистоленко. Если же драматург и пытается найти самобытный оттенок в речи персонажей, то, как правило, попытка оканчивается неудачей. Федя «выполз на воздух» и все из хирургического отделения тоже «повылезут». «Разуйте глаза», — говорит Шура. «Спинка взопреет от страху» — говорит Федя. «Шура втюрилась в Федьку». Намеренная упрощенность речи! Катя говорит с несколько другим оттенком: