Наль Подольский - Возмущение праха

• Название: Возмущение праха
• Автор: Наль Подольский
• Издательство: Азбука, Книжный клуб Терра
• Жанр: Мистика
• Год: 1996
• ISBN: 5-7684-0049-4

Роман «Возмущение праха» написан в форме остросюжетного фантастического детектива. Главный герой романа, бывший сыщик, уволенный из уголовного розыска, приглашен на работу в качестве главы службы безопасности в научно-исследовательский институт, руководимый неким подобием научно-духовного ордена. Цель ордена — практическое воплощение идей русского философа Николая Федорова, то есть — ни много, ни мало — научная реализация бессмертия и воскрешение всех умерших поколений. Герой проявляет немалую изобретательность, чтобы выполнить возложенную на него задачу и при этом самому остаться в живых.

Когда уволенному из уголовного розыска оперу по прозвищу Крокодил предложили место начальника службы безопасности секретного института, он согласился почти не раздумывая. Но опытному сыщику приходится проявлять недюжинную изобретательность, чтобы выполнить миссию, возложенную на него нанимателем — неким научно-духовным орденом, тайно разрабатывающим программу воскрешения мертвых, — и при этом сохранить собственную жизнь.

---

— Давай не копайся, Фима.

Фима сделал нерешительное движение к стенному шкафу, а Горилла встал и направил ружье в мою сторону.

Может быть, в рукопашной разборке он бы меня и сделал, и даже наверное, но с огнестрельным оружием я управлялся быстрее. Он не успел и затвор передернуть, когда ствол моего пистолета уже смотрел ему в переносицу.

— Ружье на пол. Отбрось ногой ко мне. Теперь сам лицом вниз. Так, руки за спину.

Я командовал не спеша и тихо, а он все выполнял очень четко — вот что значит хорошая дисциплина.

— Веревку, Фима, — продолжал я так же негромко.

Посуетившись по квартире, Фима виновато доложил:

— Не нашел. Нет ничего похожего.

— Эх ты, интеллектуал, — укорил я его, — а шнуры к лампам, по-твоему, для чего приделывают? Специально для таких случаев.

Я связал парню руки и ноги, не сильно заботясь о безболезненности процедуры, и он негромко кряхтел, намекая, что можно бы действовать менее круто.

— Ничего, потерпишь, — приободрил я его, туго завязывая рот тряпкой, — зато потом будешь жить долго и счастливо.

Парень оказался тяжелым, как бревно, и, чтобы оттащить его в спальню, пришлось призвать Фиму на помощь.

— Собирайся, — повторил я Фиме и добавил чуть слышно на ухо: — Деньги, документы, все, что для тебя ценно. Поедешь к маме в Киев, здесь теперь горячо.

Фима суматошно и радостно закивал. За время работы со мной у него накопилась приличная пачка зеленых, и год-другой он спокойно мог искать новое место в жизни. У него давно уже зрели планы покинуть нашу северную столицу, но все упиралось в деньги, а сейчас эта проблема отпала. Что же касалось его любимых художественных альбомов, ему было, похоже, уже не до них.

Пока он суетливо и бестолково собирал чемодан, я закурил и выключил телевизор — и вовремя, потому что в замок входной двери кто-то осторожно вставлял ключ, стараясь не делать шума. Подняв с пола помповое ружье, я скользнул в прихожую и разместился в полутьме у вешалки с плащами.

Дверь бесшумно и медленно стала открываться, и в прихожую вплыл Вася собственной персоной, на ходу поднимая пистолет с уже навинченным глушителем: аккуратист, все приготовил заранее.

Фима не сделал попытки ни отбежать, ни отскочить в сторону, у него не хватило пороху даже заорать, он только сдавленно пискнул и смотрел, загипнотизированный плавными Васиными движениями, как тот выводит ствол на линию огня.

Какая бездушная скотина, однако, — что за манера мочить всех подряд и без пояснений.

Крокодил поднял ружье и косым ударом обрушил приклад на шейные позвонки Васи. Тот, почувствовав слева от себя шевеление, начал разворачивать ствол ко мне, но опоздал, и пуля ушла в стену.

Вася тяжело осел на пол, и голова его неестественно отвалилась в сторону. Я наклонился к нему — пульса уже не было. Крокодил, как обычно; перестарался.

Ты, недоносок… перестарался… А если бы недостарался? Такой человек, как Вася, — он всю жизнь потом будет идти по пятам, пока не пришьет в каком-нибудь темном углу. И теперь, не время канючить — счет опять пошел на секунды. Закройся, я все беру на себя.

Не люблю я, когда Крокодил все берет на себя… Неизвестно, что вытворит. И к тому же хитрющая рептилия.

56. КРОКОДИЛ

Можно нередко слышать, что при нынешних условиях жизни, т. е. когда человек может сгореть, утонуть и т. п., бессмертие было бы величайшим бедствием. И говорят это люди, имеющие притязание на философское образование!

Николай Федоров

Я тебе покажу рептилию. Докторишка… Ты и не представляешь, какую пилюлю я тебе поднесу. Пошли крутые дела, и для тебя места в жизни не будет. Кончилось твое время. Не заметил ли ты, кстати, когда Вася только начал оседать вниз, что он, хоть и плотнее сложен… в смысле был сложен… ниже всего сантиметра на три, не больше. Разница пустяковая, отчего бы этим фактом и не попользоваться?

Вася имел вес приличный, и, когда мы его тащили вниз, Фима израсходовал последние остатки силенок. Спасибо еще, что второй этаж… Васю мы уложили на заднее сиденье, а Фима сел впереди и, боязливо озираясь, непрерывно вытирал пот со лба. Васю я накрыл ковриком, а сверху накидал сумок и шмоток — вроде как домашний скарб перевозим.

Фиму я закинул на Московский вокзал — больше времени у меня на него не было.

— Первый же поезд до Москвы, время сейчас подходящее, поезда каждые двадцать минут. Удобный билет, неудобный — плевать, хватай любой, — инструктировал я его. — И в Москве то же самое — первый же поезд на Киев. Чем меньше протусуешься здесь, тем меньше шансов в ближайшие часы встретиться с Васей. Все понял? Удачи.

Пришла пора позаботиться о себе. Моя идея требовала пересеченной местности, и я направился на север, к Парголово. За Шуваловом я приметил гаишников, нахально повысил скорость, и мордастый сытый майор лениво махнул мне жезлом. Не дожидаясь приглашения, я ткнул ему в лапы права и показал свою ксиву.

— Почему превышаем скорость? — спросил он безразличным тоном.

— Сидят на хвосте крутые. Права — дело наживное, сам знаешь, а дубликатов шкуры не выдает никто.

Глазки майора беспокойно заерзали:

— Вали отсюда! — Он швырнул мне права на колени.

Лучше бы он их оставил себе, но ничего, по фотографии опознает.

Найдя удобное место на хорошем высоком косогоре, я перетащил Васю на место водителя и пристегнул ремнем. Последнее задание, парень. Что сделаешь… сам виноват. Мочить всех подряд — не дело. Мало того что безнравственно, так ведь и с коммерческой точки зрения никуда не годится. Даром не убивают. Так любую профессию дискредитировать можно.

Я очистил его карманы и запихал в них мою пушку и все документы, авось хоть клочки останутся. Если нет — по номеру пистолета идентифицируют, плюс моя машина, да показания гаишника… нормально.

Для надежности вылил в салоне на пол канистру бензина, а пустую канистру вернул в багажник. Потом завел двигатель, на прощание захлопнул дверцу и спихнул машину с откоса.

Я успел отбежать метров на пятьдесят, когда внизу грохнул взрыв и полыхнуло пламя. А я продолжал погонять время.

Электричка, такси домой к Рыжей, звонок из автомата Полине; вызвонили Валькину подружку — присматривать за детьми, а сами на такси — в Институт. Валька, в смысле вопросов, не возникала, раз надо по делу, значит, надо.

У Полины все было готово. Я вручил ей проклятый ссохшийся кусок пальца, завернутый в носовой платок, и пошли обычные процедуры: глюкоза и витамины, трансфер-камеры, гипнофон. Валька улеглась на каталку без страха, и у меня тоже не было опасений, ибо единственное неизменное, что я вынес из общения с Полиной, — она действительно не умела врать.

Отпустила она нас под утро. Все еще относясь к сеансам с опаской, я первым делом взглянул на Рыжую — с ней вроде все в порядке: какая была, такая осталась, только маленько приморенная. Теперь следовало посмотреть на себя. Зеркал в Институте не держали, и я воспользовался защитным экраном монитора. С его темного фона глянул похожий на меня человек, но не я и на несколько лет моложе. Никаких уродств и, вообще, странностей с виду заметно не было.

Полина, как и мы, явно нуждалась в отдыхе.

— Не делай публикаций Кроту и Амвросию, — попросил я перед уходом, — насчет моей внешности… что фейс у меня подновился. Чтобы не дошло до Порфирия… А контактировать с ними буду по телефону. Так безопаснее.

В ответ она слабо кивнула.

— Ну, как я тебе? — спросил я у Вальки в такси, повторив невольно вопрос, заданный мне однажды Философом. — Признала?

— Ничего, привыкну, — склонив голову мне на плечо, она расслабилась и слегка обмякла, — но это хорошо, что при мне было. Если бы ты в таком виде пришел с улицы, могла бы засомневаться. — Несмотря на усталость, рассудительности она не потеряла.

Дома она покормила детей и немедленно вырубилась, а я, проводив Валькину подружку — ее ждали свои дети, подошел в ванной к зеркалу. Надо же поглядеть, что мне, в смысле фейса, досталось. Не красавец, конечно, но и не хуже, чем было, зато лет на пять моложе. Сходство с прежним лицом имелось и, пожалуй, немалое, но судебное опознание не проканало бы. Да и не будет его, этого опознания. Особых примет нет, на руках все пальцы на месте, и вообще руки как новенькие. Кожа мягкая, розовая, как у девицы. Ничего, огрубеть успеем, это дело нехитрое. Так что оставалось одно, на чем можно было меня подловить: дактилоскопия. Отпечатки-то и в Угро хранятся, и у Барельефа — так принято. Я внимательно стал рассматривать подушечки пальцев: мне казалось, и они изменились. На большом пальце раньше был характерный двойной завиток, а сейчас он вроде исчез. Я не поленился снять пальцы с чашки, из которой пил вечером кофе, — это были уже не мои отпечатки. Ну что же… можно считать, получил премию. Ай да Полина… И тут я понял, что есть результат поважней отпечатков: этот самый синдром, о котором она мне толковала когда-то, а по-простому — докторишка, зануда, исчез. Никто больше внутри не зудел, и нет причин чувствовать себя недоноском.