Альваро Юнке - Мужчины двенадцати лет

• Название: Мужчины двенадцати лет
• Автор: Альваро Юнке
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1965

В эту книгу современного прогрессивного писателя Аргентины вошли лучшие рассказы из трех его сборников. Герои этих рассказов — подростки из предместья Буэнос-Айреса, которых жизнь раньше времени столкнула с трудностями и несправедливостью капиталистического мира. Они по-мальчишески озорны, веселы, изобретательны в играх и проделках, но почти всем им приходится рано начать работать, терпеть унижения и придирки, а зачастую и незаслуженные наказания.

Рисунки Б. Васина

---

Живые, задорные и проказливые, серьезные и солидарные буэнос-айресские ребята, подчас вынужденные вступать в поединок с очень нелегкой жизнью, — таковы герои вошедших в этот сборник рассказов. Рассказы эти отобраны переводчиком И. Ю. Тыняновой из книг «Хауха», «Пончо», «Та-те-ти» из серий «Бумажные кораблики» и «Другие бумажные кораблики».

«Я — сын твой, Буэнос-Айрес, родной сын…» — пишет Альваро Юнке в одном из недавно появившихся в печати стихотворений.

Почему Альваро Юнке, горячо любящий свою шумную и многоликую столицу — сердце своей родины, — с таким особенным чувством рассказывает о ребятах Буэнос-Айреса? Ответ дан в этом же стихотворении:

Меня волнует, чем ты будешь, Буэнос-Айрес…

И в ребятах Буэнос-Айреса писатель, их старый и большой друг, видит будущее Аргентины.

Юрий Дашкевич

ПОНЧО

I

— Вы мне его отдаете, да? Правда отдаете?

Мальчик смотрел на шофера широко открытыми, круглыми глазами и весь дрожал от радостного возбуждения. Шофер кивнул:

— Ладно, бери.

Мальчик был так счастлив, что шофер даже растрогался и доверительно посоветовал:

— Ты с ним поосторожнее. На голове у него, по-моему, лишаек небольшой, так ты его подлечи. Серы приложи.

Хозяева-то, конечно, велели его выбросить. Но собака хорошая, породистая… Ну, будь здоров!

Он повернул баранку, и автомобиль отъехал — большой автомобиль, пожалуй, даже побольше той комнаты, где живет Пончо… Мальчик прижимал к себе щенка, и руки у него дрожали от волнения. Ну и собака! Уродец, а хорош, ничего не скажешь. Кургузый и лапы колесом, а глаза большие, выпученные и нос курносый. Хитрющая морда! А хвостик-то куцый какой…

Надо было дать щенку имя, чтоб понимал, что он не бездомная какая-нибудь собака, чтоб привыкал к хозяину.

— Слушай, песик: меня зовут Пончо. Ты тоже будешь Пончо. Ладно?

Щенок даже не взглянул на нового хозяина. Его сонные, бессмысленные, выпуклые глаза были устремлены куда-то вдаль.

Пончо продолжал:

— Я тебя вылечу, знаешь? Мы сейчас зайдем к Хуану. У него папа — ветеринар. Ладно, Пончо? Он нам какое-нибудь лекарство даст. Ну, пошли!

И так как на голове у собачки был лишай, мальчик поцеловал ее прямо в черный мокрый нос.

С этого дня они были неразлучны. Когда собака попадает в богатый дом — это, конечно, большая удача для нее. Но разве не лучше быть верным другом и товарищем маленького бедняка, его единственной игрушкой? Разве плохо делить с ним его привольную жизнь, бегать целый день по улицам, где тебя на каждом углу подстерегают опасности, завлекательные приключения, отчаянные драки?

У Пончо-мальчика и Пончо-собаки не только имя было общее — жизнь их тоже стала общей. Чтобы удовлетворить ненасытную жадность своего питомца, мальчик потихоньку таскал у матери сахар, а то, бывало, добудет кусок мяса у соседки или сосиску на базаре или выпросит вкусного печенья у лавочника.

Все это мгновенно исчезало в пасти щенка, который рос и становился все более крепким и сильным. Прошло несколько месяцев. Пончо-мальчик с каждым днем все больше и больше гордился своей собакой. Он раздобыл ей ошейник с шипами (ловко сняв его с другой собаки!), намордник и даже цепь. И в таком виде они гуляли по окрестным улицам, вызывая зависть всех соседских мальчишек. Теперь мальчика Пончо все уважали и даже боялись. Не зря, оказывается, он так заботился о своей собаке, не зря приносил ей такие жертвы. Ведь не раз, когда пищи на обоих не хватало, мальчик довольствовался тем, что обгладывал кости, а мясо уступал собаке. Он-то мог поголодать; но собака ни в коем случае. Собака, с ее ненасытной утробой, где, как в пропасти, исчезало все съедобное, была для мальчика чем-то священным, идолом, которому он поклонялся. И она сторицею заплатила своему маленькому хозяину за все его заботы: она всех заставила уважать его! Стоило ей остановиться, взглянуть своими выпученными, налитыми кровью глазами, заворчать в крайнем случае — и противник начинал поспешное и благоразумное отступление, которое превращалось в позорное бегство, когда мальчик Пончо, слегка ослабив цепь, на которой вел собаку, принимался тихонько науськивать: «Куси, куси!..»

Слава пса Пончо особенно возросла после первой драки: он покусал овчарку, которая была вдвое больше его, прокусил ей насквозь лапу, оторвал кусок уха, раскровавил всю морду…

С этого дня пес Пончо стал героем и баловнем всей окрестной детворы. Ему носили печенье, бисквиты, конфетки, сахар, шоколад… Пес Пончо стал гордостью всего квартала.

— Ты хвастаешься своей собакой? Ты бы посмотрел, какая собака у одного моего соседа, мальчика с нашей улицы!..

Слава пса Пончо переходила из дома в дом, из школы в школу, из квартала в квартал. Иногда приходили незнакомые ребята специально, чтоб взглянуть на свирепую собаку.

Приходили целыми компаниями, предводительствуемые кем-нибудь из детворы того квартала, где жил мальчик Пончо.

Подходили к перенаселенному дому, где среди других семей бедняков жила семья Пончо, и останавливались под его окном. Долго ждать не приходилось: мальчик сразу же выходил со своей собакой, не забыв, конечно, надеть ей намордник и прицепить к ошейнику цепь — так выглядело внушительнее, — и с удовлетворением слушал рокот восхищения, которым их встречали:

— Ну и морда!

— А шея как у быка!

— А лапищи-то какие!

Вопросы так и сыпались:

— Почему это у него хвоста нет?

Пончо, превосходно осведомленный во всем, что касалось его собаки, отвечал крайне обстоятельно и подробно:

— Это чтоб другие собаки не могли хватать его за хвост. Взгляните, какая пасть широкая: это чтоб он мог сразу всеми зубами кусаться. У него мертвая хватка. Как-то раз…

И начиналось повествование о бесконечных подвигах, бесконечных победах. Рассказ был полон преувеличений, и рассказчик, увлекаемый своей безудержной фантазией, витал в облаках, сражая всё новыми удивительными подробностями своих ошеломленных товарищей, слушавших его с открытым ртом и вытаращенными глазами.

— Это же боксер! Если захочу, я его продам за… — Пончо с минуту колебался (поверят ли?), потом решительно называл цифру: — Да за восемьдесят песо! — Никто не спорил, ему верили, и тогда он, почти раскаявшись в своей скромности, поправлялся: — Да что за восемьдесят, за сто, а то и за сто двадцать продам! Да он десять собак зараз загрызет, да он тигра…

— Ну, ну… — произносил кто-нибудь с сомнением.

Но Пончо не сдавался и невозмутимо продолжал:

— Да, да, молодого тигра одолеет!

— Ах, молодого… — соглашался возражавший…

— Новорожденного? — спрашивал другой.

— Какого там новорожденного! Полугодовалого… И ты думаешь, моей собаке много лет? Ей нет еще и году!

— О-о!

Приводили собак, славящихся своей свирепостью, и заставляли Пончо драться с ними. Он выходил победителем из всех сражений. Один раз пришлось даже разнимать, а то, пожалуй, Пончо насмерть загрыз бы своего противника. Как-то вечером он задушил кота, Прямо на улице, в присутствии двадцати мальчишек. Напрасно кот фыркал, выгибал спину и ощетинивался, стараясь всеми способами запугать врага, — Пончо набросился на него, схватил за шею и начал тормошить, трепать туда-сюда, словно тряпку какую-нибудь. Когда он разжал зубы, кот был мертв. Хоть пословица и говорит, что у кошки семь жизней, но на этот раз все семь остались в пасти Пончо. Этот подвиг окончательно прославил его. Все теперь знали, что Пончо — самый свирепый пес в Буэнос-Айресе. Кто в этом осмелится усомниться! Здесь не может быть двух мнений. Да, пожалуй, не только в Буэнос-Айресе, а во всей Аргентине. А может статься, что и во всей Латинской Америке. И — кто знает? — возможно, что в целом мире не найдешь другого такого пса!.. Пончо-мальчик чувствовал, что уважение, смешанное со страхом, которое внушала всем его собака, распространялось отчасти и на него.

Никто его теперь и пальцем тронуть не посмел бы. Другие мальчики боялись его, сами не понимая и даже не стараясь понять почему: словно обладатель такого пса и сам должен был отличаться необычайной свирепостью.

А мальчик платил своей собаке за все эти благодеяния бесконечными лакомствами, поцелуями, ласками и самыми что ни на есть нежными словами. Он проводил долгие часы, разговаривая со своим питомцем и неотрывно глядя на его огромную, нелепую голову с выпученными сонными глазами.

По утрам Пончо ходил в школу. Но вечера он целиком посвящал своей собаке: кормил ее, купал, водил на цепи по улице под восхищенными взглядами других ребят. Вот это было счастье! Настоящее счастье! Что ж из того, что он был всего-навсего болезненным, хилым мальчиком, маленьким бедняком, сыном вдовы-прачки, которую день и ночь раздирали приступы кашля? Что ж из того, что он был осужден на жалкую жизнь в грязном доме — пристанище бедняков, в сырой, вонючей комнате? Что ж из того, что он ходил в лохмотьях? Что он не ел ничего, кроме водянистой похлебки? Что он никогда не был ни в кино, ни в цирке и что мяч для игры в футбол ему пришлось сделать самому из газетной бумаги?.. Но разве мальчику, у которого есть такая свирепая собака, нужно что-нибудь еще, для того чтобы быть счастливым, по-настоящему счастливым? Ну конечно же, ему ничего больше не нужно! Пончо чувствовал себя счастливым, он наслаждался своим безмерным счастьем, он был весел, он был горд. Чего еще можно было желать! У него не было других желаний…