Владимир Файнберг - 45 историй

• Название: 45 историй
• Автор: Владимир Файнберг
• Жанр: Короткие истории

---

—  Спасибо.

— Ты, конечно, уже обо всем рассказал? Жаловался? — она подсела к столу, утопила лицо в ладонях. На пальцах блеснули кольца.

— А я не хочу, не хочу умирать в тридцать восемь лет! Что со мной? Как вы думаете, что со мной?

Гость поднялся из‑за стола, подошел к окну, сдвинул тюлевую гардину.

На улице действительно шел дождь, хрустальный от света фонарей.

— Глисты, — сказал он, обернувшись.

И в ту же секунду понял по выражению изменившихся лиц хозяев, что смертельно оскорбил и их, и этот дом, и чуть ли не весь Париж.

Ничего не оставалось, кроме как попрощаться и уйти в дождь без кепки. Которую ему уже не предложили.

…Через несколько месяцев какой‑то математик, вернувшийся в Москву из Франции, завез ему флакон мужской туалетной воды «Ален Делон» и благодарственное письмо от супругов.

Ястреб

Так получилось, что девочка за все десять лет своей маленькой жизни не знала горя. Серьезно не болела. Не расставалась с родителями, которые ее очень любили.

В день окончания третьего класса папа подарил ей глобус Земли, мама— желтенькое платьице с голубыми васильками по подолу и настоящий, «взрослый» атлас республик Советского Союза. Они знали о возникшем пристрастии дочки к географии.

В июне отец— бывший фронтовик, инженер железнодорожных войск— был направлен в длительную командировку на целинные земли проектировать рельсовые пути к элеваторам для вывоза предполагаемых урожаев зерна. Мать провела свой отпуск с дочкой на даче знакомых в подмосковной Тарасовке.

В начале августа пришла пора возвращаться на работу в больницу— она была хирургом.

Пришлось, пусть с опозданием, отвезти дочь в пионерлагерь, на третью смену.

В первый же день девочка обошла всю территорию.

Пахло смолистыми соснами. В пучках солнечных лучей над аккуратными газонами то появлялись, то исчезали бабочки. За утоптанным пространством линейки с ее высоким флагштоком и выгоревшим флагом сквозь щелястые доски забора виднелась слепящая гладь лесного озера. Изредка по ней скользили лодки с удильщиками или парочками.

Перед обедом она обнаружила пристроенную к столовой терраску, где размещался живой уголок. В трехлитровой банке среди воды и камешков жили лягушата, в картонной коробке шуршал набросанной травой и листочками ежик. Тут же, на столе, заполнив собой проволочную клетку, сидела большая коричневая птица.

— Новенькая, в какой спортивной секции будешь заниматься? — окликнул ее пробегавший мимо худой усач со свернутой тетрадкой в руке.

— Не знаю.

— Как «не знаю»? К концу третьей смены, в честь закрытия лагеря будем готовить спартакъяду. Меня зовут Ашот Ашотович. Подойди к стенду с распорядком дня. Там висит список спортивных секций. Это рядом с волейбольной площадкой. Выбирай! Нельзя не участвовать в спартакъяде!

После обеда девочка нашла волейбольную площадку и деревянный стенд с распорядком дня и прикнопленной бумажкой со списком. Секций было много, футбольная, волейбольная… Показалось, что лучше всего записаться в секцию художественной гимнастики. Ей понравилось слово —  «художественной». Наступило время мертвого часа.

И с этих пор, с первого же дня пребывания в лагере, на девочку навалилось страшное, непонятное горе.

— Мая Рабинович! Почему лежишь с открытыми глазами? —  раздался над ней пронзительный шепот пионервожатой Зинаиды Ивановны. — Спать!

— Мне не хочется.

— Весь отряд спит, а ей, Рабинович, не хочется! Повернись к стенке, и чтобы глаза были закрыты.

Убедившись, что девочка повернулась к стенке, молоденькая пионервожатая вышла из бревенчатого барака, где находилась спальня.

— Рабинович, — послышался шепот с соседних кроватей, —  не будешь спать— накажут остальных. У нас такой порядок — один за всех и все за одного… Слышишь, Рабинович?

Девочка ничего не ответила. Перед ее глазами на гладкой поверхности бревна был виден след сучка, напоминающий очертаниями Черное море.

Она вспомнила, как прошлым летом ездила с папой и мамой в Евпаторию. Из глаз покатились слезы.

Как это бывает, девочки в отряде успели сдружиться между собой до ее запоздалого приезда. Они держались стайками. Казалось, до одиноко бродящей по аллейкам Маи никому не было дела. Кроме пионервожатой.

Зинаиду Ивановну раздражала тихая, безответная девочка. — Рабинович, куда ты идешь?

— Никуда.

— Беги сейчас же на спортплощадку! Разве ты не знаешь, что начались занятия по художественной гимнастике? Сама записалась!

— Не хочу.

— А что ты хочешь?

— К маме.

Когда она все‑таки прибрела к спортплощадке, там расставленные в шахматном порядке пионерки крутили вокруг себя обручи.

—  Опоздала! — с досадой констатировал Ашот Ашотович. —  Становись сюда. Запомни, это будет твое место на спар- такъяде. Теперь на счет раз–два–три учимся делать шпагат! Смотрите, как это делается!

Он пригнулся, уперся руками в землю. Ноги его, как усы, раскинулись по земле вправо и влево.

— Видал–миндал! А теперь каждая из вас сделает, как я. Раз- два–три!

Вместе со всеми Мая попыталась растянуться в шпагат, почувствовала раздирающую боль и упала.

— Будешь тренироваться каждый день. Иначе не успеешь к спартакъяде, — Ашот Ашотович поднял ее, обратился к остальным: — Пошел судить волейбольный матч. А вы упражняйтесь с ней, пока не научится.

— Делай шпагат, Рабинович! — загалдели девочки.

Мая посмотрела на них, повернулась и побрела.

Гимнастки сорвались с мест, кинулись за ней с намерением поколотить.

— У нас один за всех, все за одного! Вот устроим тебе «темную», Рабинович, будешь знать!

И тут девочка обернулась. Зубы ее оскалились, как у зверька, губы дрожали.

С этих пор она целыми днями сидела в мамином желтом платьице с голубыми васильками на ступеньках крыльца у входа в спальный барак. Обняв коленки и склонив голову с темно- русой косой, тупо смотрела на снующих по земле муравьев.

С одобрения Зинаиды Ивановны девочки объявили ей заговор молчания.

Она не понимала того, что происходит. Ее понимание справедливости, доброты было разрушено. Детским умом смутно чувствовала— причиной беды почему‑то является ее фамилия. Ни в школе, ни дома во дворе Мае еще не доводилось ощущать свою отверженность.

Порой спрашивала у какого‑нибудь пробегающего мимо пионера из другого отряда:

— Какое число?

Ждала родительского дня, воскресенья. Очень боялась, что ночью ей устроят непонятную «темную». Старалась ложиться позже всех.

Зинаида Ивановна перестала к ней приставать. Зато однажды перед крыльцом появилась директорша лагеря в белом халате.

— Бука! — сказала она. — Почему ты не в пионерской форме? Красивая девочка, сидишь, как сыч, не развлекаешься. Завтра все отряды до обеда уходят в поход…

Мая опустила голову еще ниже.

На следующее утро после завтрака, убедившись, что лагерь опустел, девочка решила пойти к тому месту в щелястом заборе, откуда было видно лесное озеро, но что‑то толкнуло ее изменить направление. Она двинулась к закрывшимся за ушедшими отрядами воротам из железной сетки.

Издали увидела— по пыльной дорожке с хозяйственной сумкой в руке спешит кто‑то родной, единственный в мире! — Мама!

— Доченька, вырвалась на несколько часов, сегодня нет операций! Позови кого‑нибудь из старших отпереть ворота!

— Не надо, не надо! Заругают. Сегодня ведь не родительский день. Мамочка, иди вдоль забора, там возле озера дырка!

Мая бежала со своей стороны забора, чувствовала, как у нее все сильнее колотится сердце.

Сдвинула трухлявую доску, бочком протиснулась в щель. — Девочка, что с тобой? Ты так осунулась… — мать, запыхавшись, гладила ее, ощупывала, прижимала к себе.

Потом вынула из сумки клеенку, расстелила ее на траве, посадила дочь, села рядом, начала было угощать привезенными абрикосами, уже нарезанной на ломти дынькой.

— Хочу к тебе, — сказала девочка.

Мать взяла ее на руки.

— Мамочка, разве сегодня воскресенье?

— Нет. Сегодня пятница. У меня нет операций. Вот я и вырвалась на полдня. Зато в воскресенье полно операций. Так получилось.

—  Значит, не приедешь?

— Не смогу.

— Тогда, пожалуйста, пожалуйста, сейчас же забери домой! — Маечка, родная, тоже не могу. Папа, дай бог, вернется через месяц. С кем ты останешься, с кем будешь гулять? Тут все‑таки чистый воздух, вон какое красивое озеро. Ешь, угощайся! Как тебе все‑таки тут живется?

Но девочка замкнулась. В ней что‑то словно погасло….Когда они простились и мать скрылась за поворотом забора, ушла, уехала, Мая протиснулась обратно в щель, направилась со своими кульками фруктов к живому уголку.