Владимир Файнберг - 45 историй

• Название: 45 историй
• Автор: Владимир Файнберг
• Жанр: Короткие истории

---

Но девочка замкнулась. В ней что‑то словно погасло….Когда они простились и мать скрылась за поворотом забора, ушла, уехала, Мая протиснулась обратно в щель, направилась со своими кульками фруктов к живому уголку.

Ежика в коробке не оказалось. Лягушата не обратили никакого внимания ни на абрикос, кинутый им в банку, ни на кусочек дыни. Один из лягушат валялся дохлый, покрытый плесенью.

Большая коричневая птица, сгорбясь, следила за Маей из тесной клетки.

Девочка поискала дверку, чтобы просунуть внутрь угощение. Дверки почему‑то не было. Тогда она обратила внимание на то, что клетка с четырех сторон прикручена к деревянному дну тонкими железными проволочками.

Исколов пальцы, она торопливо открутила все проволочки, сорвала верх.

Коричневая с белой опушкой птица распрямилась. Черные бусинки глаз глянули на Маю. Затекшие в неволе крылья с шорохом раздались в стороны.

Это был ястреб. Он взлетал все выше и выше в голубизну неба, пока не попал в воздушный поток. Недвижно висел в нем, распластав крылья, вольно парил над спортплощадкой, линейкой с флагштоком, над лесом.

Откуда уже слышалась песня возвращающихся из похода пионеротрядов.

Кое‑что о мистике

Я бы не стал упоминать при нем об этом случае, если бы не мама. Поняв, что веселый элегантный молодой человек, пришедший ко мне в гости, — священник, она словно бы спохватилась.

— Расскажи! Расскажи про нашу историю в январе! Что думают об этом те, кто верит в Бога?

Я с укоризной посмотрел на мать.

— Так что же такое у вас случилось в январе? — с улыбкой спросил отец Леонид, попивая чай.

…Чем он мне понравился сразу, с первой минуты, когда нас познакомили после отпевания и похорон известного диссидента, так это почти полным отсутствием внешних аксессуаров попа— торчащей во все стороны волосатости, цепочек, крестов, слащавой, якобы святоотеческой лексики. И прочих пританцовок. Лишь крохотный крестик взблескивал в петличке его пиджака. Мы подружились сразу.

Я‑то уже не раз бывал у него. Не в церкви, дома. Прихода ему не давали. Был знаком с его милой, отнюдь не похожей на классическую попадью женой Наташей — музыкантшей.

А вот отец Леонид нашел время посетить меня в первый и, похоже, в последний раз. У меня были на него свои виды. О многом нужно было успеть поговорить.

Досадуя на мать, я вынужден был тратить время на рассказ о том, что случилось несколько месяцев назад, зимой.

Он слушал с несколько иронической улыбкой.

Я рассказывал о том, как во тьме ледяного январского утра я отправился проводить маму к метро «Кировская». Она себя неважно чувствовала. У нее была эмфизема легких. Давно ей пора было бросать работу, уходить на пенсию. Но она все тянула лямку врача в детской поликлинике. А я, как ни старался, почти ничего не мог заработать.

Вышли Потаповским переулком к Чистопрудному бульвару, потихоньку пошли вдоль него заметенным снежком тротуаром в сторону метро.

Мы были совершенно одни в этом холодном мире. Разом погасли фонари. И в этот момент я заметил впереди себя на снегу какой‑то красноватый прямоугольник. За ним другой, третий…

Ни впереди, ни сзади нас никого не было. Я посмотрел наверх, на один из домов, возвышавшихся справа. Он был без балконов, все окна закрыты.

— Кто‑то потерял деньги, — констатировала мама.

Я стал подбирать на тротуаре красные десятки. Неровной цепочкой они тянулись вдаль. Словно кто‑то специально их так разложил.

Всего оказалось семнадцать десяток. 170 рублей. Довольно большая сумма по тем временам.

— Надо отдать, — сказала мама.

— Кому?

Она огляделась, посмотрела на дом, на небо, откуда шел снег. Выдохнула:

— Бог послал…

— Нуда. С портретом Ленина?

Выслушав мой рассказ, отец Леонид снова улыбнулся. — Пригодились деньги? И слава Богу! Никакой мистики. Где- то в доме произошла ссора. Кто‑то распахнул форточку или окно, вышвырнул деньги, затем захлопнул. А десятки разлетелись, упали к вашим ногам. У Бога, Богородицы и всех святых есть дела поважнее. Я вообще не верю в чудеса подобного рода. И вам не советую.

Чем он мне особенно нравился — отсутствием всякой мути.

Потом, когда мама легла спать и мы получили возможность поговорить по душам, я все время с горечью думал о том, что вот как бывает— едва успеешь обрести друга и вынужден терять его: в ближайшее время отец Леонид с Наташей навсегда уезжали во Францию, в Париж, где жили Наташины родственники.

Отцу Леониду за участие в диссидентском движении, за помощь заключенным и ссыльным не давали прихода. В своей квартире он тайно служил литургию под иконостасом, крестил, исповедовал и причащал.

И вот, как только выяснилось, что Наташа беременна, они решились эмигрировать, уехать, пока дело не кончилось арестом.

Их выпускали с презрительной поспешностью, даже документы были уже оформлены. До отъезда оставалось дней пять или шесть.

Отец Леонид сказал, что многие друзья их осуждают. «Если все порядочные люди покинут страну, что станет с несчастным народом, оставленным на произвол мерзавцев из Политбюро, живущим так, как не снилось римским императорам?»

Надо сказать, что в отличие от Наташи отец Леонид не был окончательно уверен в правильности выбора, терзался. Чем и поделился со мной в тот вечер.

— В самом деле, что меня здесь ждет? Тюрьма? Наташу— несчастья? Что ждет нашего будущего ребенка? Не могу допустить, чтобы он хоть один миг дышал воздухом несвободы. А там, во Франции, под Парижем, мне обещан приход русской зарубежной церкви.

Ему оставалось купить уже заказанные билеты на самолет.

А еще через день, апрельским утром, когда Москва, умеющая, несмотря на все несчастья, становиться в эту пору неповторимо прекрасной, он вдруг позвонил, хотя мы вроде бы простились навсегда; попросил приехать к нему как можно скорее.

Я понимал, что по пустякам он меня дергать не стал бы.

Они жили в одном из старомосковских домов у Никитских ворот, и мне стало жаль, что больше у меня не будет повода войти в это просторное парадное, подняться по деревянной лестнице с узорчатыми перилами, крутануть ручку еще дореволюционного звонка.

Дверь открыла Наташа. Обычно улыбчивая, радушная, она в этотраз поразиламеня строгостью, какой‑то ожесточенностью. — Проходите. Он там, в спальне, — она проводила меня к комнате, в которой я раньше никогда не был. Оставалось предположить, что отец Леонид внезапно и так некстати заболел перед самым отъездом.

Но нет, он был, по крайней мере на вид, вполне здоров. Хотя белки глаз красные, как у человека, не спавшего ночь.

—  Садитесь, — он усадил меня прямо на застеленную двуспальную кровать.

Я почувствовал себя крайне неловко.

Отец Леонид шагнул к находящейся между окном и кроватью тумбочке, перекрестился, дрогнувшими руками взял стоящую там довольно большую икону в серебряном окладе.

Это была Богородица. И она плакала.

Под изображением глаз медленно, но непрерывно набегали две большие слезы…

Мы с отцом Леонидом с ужасом посмотрели друг на друга.

Сердце

Некоторые говорят о себе— у меня сердце здоровое, другие —  у меня сердце шалит. А многие почти не помнят о том, что у них имеется сердце. Работает, словно его и нет.

И уж совсем редко кто задумывается, а как это оно там, в груди неустанно, без единой секунды отдыха, днем и ночью стучит и стучит.

Независимо от нас.

Можно отдавать приказания своим рукам, ногам. По своей воле открывать и закрывать глаза, морщить нос… Сердцу, как говорит пословица, не прикажешь. Оно само по себе.

Многие скажут: ну и что тут такого удивительного? Кровь по аортам и венам проходит сквозь сердечные клапаны, желудочки и предсердия. Сердечная мышца сокращается, как насос, гонит кровь по всему организму. Все просто. Об этом написано в любом учебнике для медучилищ.

Но вот что я вам расскажу.

…Небо было серым. И море было серым. За лето море устало от сотен тысяч баламутящих воду купающихся людей, детского визга, суеты прогулочных катеров, яхт, водных велосипедов, пассажирских лайнеров.

У моря не осталось сил ни на что, даже на зыбь. Оно лишь мерно вздыхало, приподнимаясь и опадая. На его серой поверхности одиноко чернело что‑то похожее на опрокинутую букву «Т».

Это была лодка. И в лодке был я.

С рассвета бороздил морскую ниву, отпускал с большой металлической катушки самодур— леску со свинцовым грузилом и двенадцатью крючками, скрытыми разноцветными перышками на разные глубины, пытался нащупать косяк хоть какой- нибудь рыбы.

Улов обычно покупали на берегу рыночные торговки. Вырученных денег хватало, чтобы оплатить день–другой проживания в самом дешевом номере гостиницы и на еду. И снова я должен был браться за весла.