Г. Костырченко - Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм.

• Название: Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм.
• Автор: Г. Костырченко
• Издательство: «Международные отношения»
• Жанр: История
• Год: 2003
• ISBN: 5-7133-1071-Х

Первое фундаментальное научное исследование об использовании антисемитизма как одного из инструментов осуществления тоталитарного Сталинского режима. Базируется на документальной основе с привлечением ранее засекреченных материалов из архивов высших органов КПСС и советского государства. Прослеживаются два тесно связанных между собой процесса: сосредоточение абсолютной власти в руках Сталина и его перераставшие в юдофобию целенаправленные практические действия, усиливавшееся стремление списать реальные политические проблемы на происки «еврейских националистов».

Исследование содержит обоснованные выводы о необходимости преодоления антисемитизма как формы национальной нетерпимости с целью дальнейшей этнополитической интеграции народов России.

---

Маленков не оставил в беде друга-еврея и перевел его в глухую провинцию, в Кострому, на должность заместителя председателя исполкома областного совета, на которой тот пребывал вплоть до смерти Сталина.

РАСПРАВА НАД ЖЕМЧУЖИНОЙ.

Наряду с Лозовским жертвой верхушечной «разборки» стал еще один «падший ангел», также в одночасье исторгнутый из среды номенклатурной элиты. Речь идет о жене Молотова П.С. Жемчужиной. В исторической литературе распространено суждение, что, строя козни против этой женщины, Сталин злоумышлял исключительно против ее влиятельного супруга и стремился таким образом устранить наиболее сильного конкурента в борьбе за власть. Вероятно, что в силу своего, мягко говоря, недоверчивого характера он в какой-то мере мог испытывать ревность ко второму человеку в государстве, особенно после того как, заболев осенью 1945 года, услышал, что в ближайшем окружении того стали прочить в его преемники. Однако бесспорно то, что эти подозрения не смогли поколебать веру Сталина в личную преданность ему Молотова. В противном случае он давно бы избавился от него так же, как это делал с другими. Поэтому логичней было бы утверждать, что если диктатор и был недоволен своим первым министром, то прежде всего из-за того, что тот, будто бы, попав в «сионистские сети», невольно оказывал услуги «еврейским националистам» через своего протеже Лозовского и собственную супругу, имевшую на него сильное влияние. Именно эту властную женщину, первую скрипку в семье, Сталин мог заподозрить в том, что та подговорила мужа демонстративно воздержаться при голосовании на XVIII партконференции (1941 г.) предложения, исходившего от него, вождя партии и народа, о выводе ее из кандидатов в члены ЦК, а, может быть, Сталину подумалось, что именно она, ловко используемая Михоэлсом и другими «сионистами», заставляла «подкаблучника Вячу» в качестве заместителя главы правительства мирволить еврейским националистам внутри страны, а как министра иностранных дел — проводить оказавшийся бесплодным произраильский курс во внешней политике. Так или иначе, но 21 октября 1948 г. Сталин впервые выразил открытое недовольство Молотовым. В телеграмме в ЦК ВКП(б), отправленной им с юга, в довольной резкой форме были дезавуированы уже отосланные в Германию поправки Молотова к проекту послевоенной конституции этой страны. Причем Сталин настоял, чтобы в принятом на следующий день специальном постановлении политбюро было указано, что эти поправки являются «неправильными политически» и «не отражают позицию ЦК ВКП(б)»[1024].

А может быть, подозрения посетили вождя, когда ему стало известно о теплой и продолжительной беседе Жемчужиной с Г. Меир на приеме по случаю 31-й годовщины Октябрьской революции, который для аккредитованных в Москве иностранных дипломатов устроил как руководитель МИД Молотов, предложивший израильскому посланнику выпить рюмку водки. Обе дамы говорили на идише. Объясняя собеседнице свое хорошее знание этого языка, Жемчужина с гордостью сказала: «Ich bin a iddishe tochter» («Я — еврейская дочь»). Затем она одобрительно отозвалась о посещении Меир синагоги. На прощанье жена министра со слезами на глазах пожелала благополучия народу Израиля, добавив, что если ему будет хорошо, то будет хорошо евреям и в остальном мире[1025].

Сталин не мог не быть обеспокоенным тем, что в глазах советских евреев Меир, эта проамерикански настроенная «палестинская дама»[1026], превратилась в некую почти харизматическую личность, провозвестницу грядущего исхода в Землю обетованную[1027]. Поэтому советское руководство не очень-то и скрывало свое негативное к ней отношение. Так что Меир очень скоро осознала всю деликатность своего положения. 29 марта 1949 г. на стол Сталина легла следующая информация «органов»: Меир объявила о своем скором отъезде из Советского Союза; при этом она сожалела о том, что, если с американскими евреями и правительством США дружеские связи (с получением финансовой помощи) будут развиваться и дальше, то «со стороны Советского Союза это невозможно: ни финансовая помощь, ни переселение». Такое заявление было равносильно признанию неудачи миссии первого израильского посланника в СССР. 18 апреля, накануне своего отъезда в Израиль, где Меир собирались вручить портфель министра труда в новом правительстве, она, передав полномочия временному поверенному в делах своей страны М. Намиру, собрала последнюю пресс-конференцию. На ней, пытаясь сохранить хорошую мину при плохой игре, она исполнила долг вежливости в отношении страны, которую покидала:

«Я многому научилась здесь и считаю свое пребывание здесь одним из величайших опытов моей жизни».

Между тем, разжигая подозрительность «хозяина», Абакумов 17 декабря 1948 г. представил ему протокол допроса З.Г. Гринберга, в котором впервые говорилось о причастности жены Молотова к преступной деятельности еврейских националистов. Поскольку Жемчужина состояла в партии и, самое главное, была супругой члена политбюро, Сталин подключил к расследованию, проводившемуся Абакумовым, также М.Ф. Шкирятова, фактически руководившего КПК при ЦК ВКП(б). Образовавшийся таким образом партийно-полицейский тандем 26 декабря провел на Старой площади серию очных ставок между Жемчужиной и арестованными к тому времени Фефером, Зускиным и членом правления московской еврейской общины (так называемой двадцатки) М.С. Слуцким, которые накануне дали согласие сотрудничать со следствием и были соответствующим образом проинструктированы. Уже на следующий день вечером Сталин ознакомился с результатами трудов Шкирятова и Абакумова. Жемчужина обвинялась ими в «политически недостойном поведении», а конкретно ей инкриминировались следующие прегрешения:

«В течение длительного времени… поддерживала знакомство с лицами, которые оказались врагами народа, имела с ними близкие отношения, поддерживала их националистические действия и была их советчиком… Вела с ними переговоры, неоднократно встречалась с Михоэлсом, используя свое положение, способствовала передаче… политически вредных, клеветнических заявлений в правительственные органы. Организовала доклад Михоэлса в одном из клубов об Америке, чем способствовала популяризации американских еврейских кругов, которые выступают против Советского Союза. Афишируя свою близкую связь с Михоэлсом, участвовала в его похоронах, проявляла заботу о его семье и своим разговором с Зускиным об обстоятельствах смерти Михоэлса дала повод националистам распространять провокационные слухи о насильственной его смерти. Игнорируя элементарные нормы поведения члена партии, участвовала в религиозном еврейском обряде в синагоге 14 марта 1945 г., и этот порочащий ее факт стал широким достоянием в еврейских религиозных кругах…»[1028].

Кроме того, Жемчужиной припомнили, что в 1943 году она попросила Михоэлса встретиться в Нью-Йорке с ее братом, бизнесменом Сэмом Карпом. Не укрылось от недреманного ока власти и то, что летом 1946-го Михоэлс, придя однажды к Жемчужиной на работу, поделился с ней поступавшими к нему жалобами евреев на притеснения местного начальства, а потом поинтересовался, к кому лучше обратиться по этому поводу — к Жданову или Маленкову? На что Жемчужина ответила:

«Жданов и Маленков не помогут, вся власть в этой стране сконцентрирована в руках только одного Сталина. А он отрицательно относится к евреям и, конечно, не будет поддерживать нас»[1029].

На состоявшемся 29 декабря заседании политбюро Жемчужину исключили из партии. При этом было особо отмечено, что «несмотря на сделанные… в 1939 году Центральным Комитетом ВКП(б) предупреждения по поводу проявленной ею неразборчивости в своих отношениях с лицами, не заслуживающими политического доверия, она нарушила это решение партии и в дальнейшем продолжала вести себя политически недостойно»[1030].

На сей раз Молотов голосовал «за». Потом он вспоминал, что, «когда на заседании Политбюро он (Сталин. — Авт.) прочитал материал, который ему чекисты принесли на Полину Семеновну, у меня коленки задрожали»[1031].

К этому времени по приказу Сталина супруги уже разошлись, и Жемчужина переехала жить к брату, В.И. Карповскому, которого впоследствии арестовали. Налагая опалу на Молотова, Сталин 4 марта 1949 г. сместил старого соратника с поста министра иностранных дел. Вместо него был назначен А.Я. Вышинский[1032], который почти сразу стал интриговать против своего первого заместителя А.А. Громыко, считая того креатурой Молотова. 29 июня новый глава МИД, направив Сталину и другим членам политбюро информацию о встрече с посланником М. Намиром, не упустил возможности ехидно подметить, с какой симпатией в Израиле относятся к Громыко. В частности, было воспроизведено следующее вроде бы шутливое предложение израильского дипломата: