Г. Костырченко - Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм.

• Название: Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм.
• Автор: Г. Костырченко
• Издательство: «Международные отношения»
• Жанр: История
• Год: 2003
• ISBN: 5-7133-1071-Х

Первое фундаментальное научное исследование об использовании антисемитизма как одного из инструментов осуществления тоталитарного Сталинского режима. Базируется на документальной основе с привлечением ранее засекреченных материалов из архивов высших органов КПСС и советского государства. Прослеживаются два тесно связанных между собой процесса: сосредоточение абсолютной власти в руках Сталина и его перераставшие в юдофобию целенаправленные практические действия, усиливавшееся стремление списать реальные политические проблемы на происки «еврейских националистов».

Исследование содержит обоснованные выводы о необходимости преодоления антисемитизма как формы национальной нетерпимости с целью дальнейшей этнополитической интеграции народов России.

---

Расследование «преступной деятельности еврейских националистов» было поручено следственной части по особо важным делам МГБ СССР, возглавлявшейся генерал-майором А.Г. Леоновым. Под руководством Абакумова он и его заместители — полковники М.Т. Лихачев и В.И. Комаров — внесли на первом этапе наибольший вклад в фабрикацию «дела ЕАК». Лихачев, например, имел обыкновение говорить подследственным: «Я сверну вам шеи, иначе мне снимут голову». Но особенно усердствовал Комаров, который пришел в «органы» в 1938 году, а спустя четыре года, в возрасте 26 лет, стал у Абакумова личным секретарем, что и предопределило в дальнейшем его стремительный карьерный взлет. О том, как относился этот интеллектуально примитивный человек к находившимся в его полной власти «еаковцам», дает представление его письмо Сталину от 18 февраля 1953 г., то есть в самый разгар «дела врачей», когда этот уже бывший следователь сам волей судьбы угодил за решетку:

«Дорогой товарищ Сталин!.. В коллективе следчасти хорошо знают, как я ненавидел врагов. Я был беспощаден с ними, как говорится, вынимал из них душу, требуя выдать свои вражеские дела и связи. Арестованные буквально дрожали передо мной, они боялись меня, как огня… Сам министр не вызывал у них того страха, который появлялся, когда допрашивал их лично я. Арестованные враги хорошо знали и ощущали на себе мою ненависть к ним, они видели во мне следователя, проводившего жесткую карательную линию по отношению к ним, и поэтому, как докладывали мне следователи, всяким путем старались избегнуть встречи со мной, не попасть ко мне на допрос…. Особенно я ненавидел и был беспощаден с еврейскими националистами, в которых видел наиболее опасных и злобных врагов. За мою ненависть к ним не только арестованные, но и бывшие сотрудники МГБ СССР еврейской национальности считали меня антисемитом. В 1948 году я первый при допросах арестованных выявил, что еврейские националисты проявляют интерес к нашим руководителям партии, и в результате в дальнейшем вышли на Еврейский антифашистский комитет… Узнав о злодеяниях, совершенных еврейскими националистами, я наполнился еще большей злобой к ним и убедительно прошу Вас: дайте мне возможность со всей присущей мне ненавистью к врагам отомстить им за их злодеяния, за тот вред, который они причинили государству…»[1043].

Весь 1949 год в МГБ проводились интенсивные допросы и очные ставки арестованных по «делу ЕАК». Однако с начала 1950-го интерес к ним со стороны следственной части по особо важным делам заметно снизился. В это время Абакумов и его приспешники направили свою энергию на создание новой антисемитской мистификации — «дочернего» дела о шпионаже сионистов на Московском автомобильном заводе имени Сталина (подробнее об этом будет рассказано далее). Но главные силы Лубянки тогда были сконцентрированы на подготовке судебной расправы над А.Н. Вознесенским и другими арестованными партийными и государственными деятелями, принадлежавшими к так называемой ленинградской группе. До томившихся на Лубянке «еаковцев» просто не доходили руки. В марте им было официально объявлено об окончании следственных действий и предоставлена возможность ознакомиться с протоколами допросов. Чуть позже было решено вдвое сократить количество лиц, первоначально проходивших по «делу ЕАК» (с 30 до 15), выделив в отдельные производства следствия по Жемчужиной, Галкину, Соркину и другим фигурантам, судьбу которых решило потом Особое совещание.

Из всех «еаковцев» только Фефера продолжали вызывать на допросы. Его как ключевую фигуру по множеству находившихся тогда в производстве дел по еврейским националистам даже перевели из Внутренней тюрьмы МГБ СССР в так называемую «Особую тюрьму», созданную по указанию Сталина в феврале 1950 года и разместившуюся в отдельном блоке тюрьмы московского управления МВД (улица Матросская Тишина, 18). Руководство этим новоявленным изолятором партгосбезопасности[1044], где содержались узники, считавшиеся наиболее опасными политическими врагами режима («ленинградцы» и другие), осуществлялось Маленковым и Шкирятовым[1045].

КОЗНИ «СИОНИСТОВ» В МГБ И ЧИСТКА «ОРГАНОВ».

В положении спущенного на тормозах «дело ЕАК» находилось до середины 1951 года, когда в МГБ развернулась кардинальная чистка аппарата. Поводом к этой давно назревавшей пертурбации послужило письмо, направленное 2 июля Сталину подполковником следственной части по особо важным делам М.Д. Рюминым. На подобный шаг этого чрезмерно тщеславного и амбициозного человека толкнули не только феноменальный авантюризм, но и то, что в мае в управлении кадров МГБ возникли сомнения в достоверности сведений, сообщенных им ранее о своих родственниках. Началась проверка, в ходе которой выяснилось, что при поступлении на службу в органы госбезопасности Рюмин скрыл свое «социально чуждое» происхождение: отец до революции был довольно состоятельным скототорговцем, а тесть в годы гражданской войны служил в армии А.В. Колчака. Кроме того, Рюмин незадолго до проверки получил взыскание за то, что оставил папку со следственными материалами в служебном автобусе. Не на шутку встревоженный разбирательством, грозившим ему в лучшем случае увольнением из «органов», Рюмин решил сделать ход конем. Будучи наслышанным о неприязненных отношениях, сложившихся еще с 1946 года (со времен «авиационного дела») между его начальником Абакумовым и Маленковым, он проинформировал последнего через его помощника Д.Н. Суханова, что обладает сведениями о противозаконной деятельности своего шефа. Не упустив благоприятного шанса расквитаться за прошлые обиды и заодно по мере возможности прибрать к рукам аппарат госбезопасности[1046], Маленков предложил Рюмину обратиться непосредственно к Сталину, что тот сразу же и сделал при помощи как самого Маленкова, так и Суханова.

Уже 4 июля Рюмина вызвали к Сталину и тогда же было принято решение создать для проверки выявившихся фактов комиссию политбюро в составе Маленкова, Берии[1047], Шкирятова и заведующего отделом партийных, комсомольских и профсоюзных органов ЦК С.Д. Игнатьева. В тот же день Абакумова отстранили от обязанностей министра, возложив временное исполнение обязанностей на его первого заместителя С.И. Огольцова. 11 июля по докладу председателя комиссии Маленкова было принято постановление политбюро «О неблагополучном положении в Министерстве государственной безопасности СССР», которое через два дня было направлено в виде закрытого письма партийным и специальным органам в регионы.

Помимо прочего, в этом документе Абакумову инкриминировалось сознательное укрывательство от руководства страны «террористических замыслов» участников еврейской антисоветской молодежной организации, арестованных в январе — марте 1951 года. Эта организация, известная как «Союз борьбы за дело революции» (СДР), возникла в августе 1950-го и состояла из учеников старших классов школ и студентов-первокурсников — в основном детей репрессированных родителей. Возглавлял СДР 18-летний студент исторического факультета Московского областного педагогического института Б.В. Слуцкий, сплотивший вокруг себя группу молодых единомышленников, в которую входили В.Л. Фурман, Е.З. Гуревич, С.С. Печуро, Г.Г. Мазур, И.И. Аргинская, М.А. Улановская, Ф.М. Воин, И.Л. Ванников, Н.Е. Уфлянд, А.Е. Рейф и др. Собираясь на квартирах друг у друга, они коллективно изучали труды Маркса, Ленина, Троцкого; вели дискуссии в том духе, что Сталин растоптал ленинские принципы диктатуры пролетариата и создал бюрократической слой «новой аристократии», в среде которой процветают взяточничество, казнокрадство, «насквозь проевшие весь государственный аппарат». Слуцкий написал политическую программу, в которой сталинский режим обвинялся в «обмане, насилии над мыслями» и «игре на религиозно-националистических тенденциях масс». Подражая большевикам-подпольщикам дореволюционной поры, ребята собрали гектограф и печатали листовки. Как выяснило следствие, в ходе состоявшегося однажды обсуждения работы Г.В. Плеханова «К вопросу о роли личности в истории» и методов борьбы народовольцев один из членов «организационного комитета» СДР Гуревич, отец которого был арестован «за политику», выступил за использование индивидуального террора в отношении отдельных деятелей правящего режима. Позднее он предложил организовать группу боевиков и совершить террористический акт против Маленкова, видя в нем главного виновника бед, обрушившихся на евреев. И все это, как отмечал Рюмин, Абакумов пытался представить как безобидную игру детей в политику, для чего в марте 1951 года распорядился подготовить для отправки в ЦК так называемый обобщенный протокол допроса «главаря» СДР Слуцкого, из которого изъяли «признания… в террористических замыслах». В постановлении ЦК от 11 июля, в котором констатировалось, что Абакумов «обманул партию», новому руководству госбезопасности предписывалось возобновить следствие по «делу о еврейской антисоветской молодежной организации». В итоге в ночь с 13 на 14 февраля 1952 г. военная коллегия Верховного суда СССР вынесла приговор, определив Слуцкому, Гуревичу и Фурману смертную казнь, десяти их товарищам — по 25 лет, а еще троим — по десять лет лагерей[1048].