Карл ЯСПЕРС - ПРОСВЕТЛЕНИЕ ЭКЗИСТЕНЦИИ

• Название: ПРОСВЕТЛЕНИЕ ЭКЗИСТЕНЦИИ
• Автор: Карл ЯСПЕРС
• Жанр: Философия

Основополагающий труд немецкого философа Карла Ясперса «Философия» (1932) впервые публикуется на русском языке.

Вторая книга «Философии», высоко оцененная H.A. Бердяевым, посвящена центральным проблемам учения о человеке. Определяя человека как «возможную экзистенцию в существовании», и выясняя экзистенциальный смысл человеческого Я, философ не оставляет в стороне традиционных проблем: мы находим здесь обсуждение декартова «я есмь» и различных решений вопроса о свободе воли. Экзистенциальный субъект раскрывается в коммуникации с другими: Ясперс выясняет критерии экзистенциальной коммуникации и причины ее обрыва и ненаступления. Экзистенциальный субъект историчен, действует в неповторимой ситуации своего мира: в центре рассмотрения поэтому -тема «пограничной ситуации», где самость раскрывается как безусловность и приходит к самой себе: болезнь, смерть, вина, борьба. Анализируются «безусловные действия» личности в подобных ситуациях; в том числе вопрос о самоубийстве. Экзистенция действует в полярности объективности и субъективности; поэтому философ разбирает смысл их единства, и то, что происходит, если экзистенция предает себя ради объекта или ради субъективного произвола. Отдельное внимание уделено экзистенциальному смыслу истории и общественности, как обликов объективности.

---

Если подобная целерациональная деятельность отчасти преодолевает сопротивление, то непреодолимая основа сопротивления раскрывает нам, - если мы всеми силами избираем эту возможность деятельности, и только тогда, - пограничную ситуацию. Проходя через идеи свободы как отсутствия сопротивления и как совершенного согласия, не отказываясь от этих идей, но понижая их и обращая их в путь, возможная экзистенция возвышается в то мгновение, когда мы свободно принимаем на себя это определенное, случайное, могущее-быть-также-иным, как принадлежащее к составу Я, или где мы отвергаем возможность принять на себя эту действительность ввиду опасности вечного оскорбления нашей собственной сущности в этой вине. Из безличной коммуникации в духе, в которой историчное сознание принимается только как возможность, возвышается, используя эту коммуникацию как среду для себя, более глубокая коммуникация личных экзистенций в сознании ситуации. Непонятное становится откровением историчности в ситуации моего существования. Свобода экзистенции, как объемлющая свобода остается - никакой правильностью и никакой идеей в достаточной мере не обосновываемым - выбором, в котором я принимаю или отвергаю определенность своего существования как свою собственную определенность.

Поскольку я как частный случай чего-то всеобщего целесообразно сделал то, что не более чем правильно, душа моя в конце концов пуста и удивляется своему недовольству, которое заставляет ее в жажде перемен «коротать» время. Только из исторично определенного истока в пограничной ситуации возможно удовлетворение как исполнение, время как являющееся осуществление, в котором душа удивляется своему глубокому созвучию (Einklang) с самой собою. Поскольку я действую и мыслю согласно всеобщему, мною владеет неудержимое влечение сравнивать себя и мериться с другими. Поскольку я экзистирую исторично, я чувствую себя самого в тишине бытия, где сравнения прекращаются (Sofern ich nach dem Allgemeinen handte und denke, beherrscht mich die Sucht, sich zu vergfeichen und zu messen. Sofern ich geschichtlich existiere, fühle ich mich selbst in der Stille des Seins, wo der Vergleich aufhórt).

4. Определенное как пограничная ситуация начала.

- Я не могу мыслить себя как абсолютное начало; я не сотворил себя самого; хотя я и овладеваю собой как истоком, если бываю собою самим (ergreife ich mich als Ursprung, wenn ich ich selbst bin), но я определенен в своем происхождении. Происхождение имеет свои возможности, но оно не заключает в себе всех возможностей.

Если я объективирую свое происхождение как свое начало, то я знаю, что мое существование обусловлено встречей моих родителей, определено наследственностью и воспитанием, социологическим и экономическим положением. Мое начало не есть начало вообще (Mein Anfang ist nicht der Anfang). Я смотрю дальше своего начала и вижу это начало как ставшее; проникая за мое рождение, взгляд уводит меня в безграничный процесс этого становления, в котором я не достигаю такой основы, которая была бы первым началом.

В этой объективации мое происхождение не остается для меня тем, что оно подлинно есть. То, что как историчная основа погружается в необозримую даль, то как пограничная ситуация меня одновременно ограничивает и исполняет. Я деятельно отношусь (verhalte mich) к своему происхождению, если, уже однажды став благодаря ему, я осознаю его. В нем есть нечто необъективируемо неизменное, в чем силою верности я есмь я сам или же, отрицая, теряю себя самого (in dem ich durch Treue ich selbst bin oder verleugnend mich selbst verliere): «Природа, что пренебрегает корнем, / Сама себя в границах уж не сдержит»43.

Не сам я определил себе, выбирая, своих родителей. Они -мои родители в некотором абсолютном смысле слова. Я не могу игнорировать их, если бы даже мне того и хотелось, их сущность, даже если она и кажется чужой, состоит в самой тесной общности с моей сущностью. Объективно-пустое понятие «родителей вообще» определенно наполняется только в моих родителях, которые принадлежат мне неким незаменимым образом. Поэтому здесь мое сознание экзистенции прорастает в неисследимой солидарной ответственности за их бытие - или в неисцелимом надломе моей экзистенции в самом ее корне. Однако родители - это не какой-то объективно устойчивый состав их так-бытия во взаимном отношении поколений, но они сами, экзистируя, существуют для меня как возможной экзистенции; от них ко мне и от меня к ним совершается процесс взаимной принадлежности (Zugehörigkeit) в действительной или остающейся возможною коммуникации. Историчная Определенность этой взаимопринадлежности разворачивается не как одно лишь существование и рост, но углубляется в напряжениях и кризисах. Она достигает совершенства в любви, которая есть безусловная, не позволяющая сомнений в себе, основа этого процесса, как экзистенциальное исполнение в пограничной ситуации моего, не избранного мною, происхождения, в том изначальном выборе, которым я принимаю на себя это происхождение как свое.

Бесконечно-неопределенное, экзистенциально принятое нами на себя в определенном образе наших собственных родителей, если мы испытаем его опытом в пограничной ситуации, до всякой коммуникации создает некую прочную связь (Verbundenheit). Что бы ни случилось, любовь к ним остается даже там, где ситуации вынуждают нас отказаться от коммуникации. Почтительность (Pietät) к родителям будет поэтому понята лишь недостаточно, если понять ее как коммуникацию; хотя в ней мы и стремимся неповторимым образом к коммуникации, почтительность как ее основа есть в то же время нечто большее, чем коммуникация. Родителям я обязан собой, если я радуюсь своей жизни; я еще люблю их, если отчаиваюсь в жизни; ибо в конце концов каждый человек когда-то жил с охотой, даже если он и лишил себя жизни.

5. Определенное как пограничная ситуация случайности.

- Определенные условия моей ситуации с течением времени приступают ко мне как случайности. То, чем я стану, за какие задачи я примусь в жизни, - зависит от удобных случаев, ход известного развития - от случайно сложившейся исходной социологической и экономической ситуации, любовь к спутнику жизни - от нашей случайной встречи в существовании.

Если я противопоставлю самого себя случайности, как если бы она была тем, с чем я ничего не могу поделать, то мне станет с отчетливостью ясно, что мимо меня проходит неизмеримое множество случайностей, и что это именно я вижу их - или не замечаю их, избираю их - или упускаю их; мой путь в действительности кажется мне существенно зависящим от меня. Но то, что становится, зависит ведь отнюдь не от меня одного; более того, я могу ощущать себя игрушкой (Spielball) этих случайностей. Этой почти невыносимой пограничной ситуации я избегаю, утешаясь тем, что слепая случайность уничтожается в покое необходимости, которая имеет полноту власти над каждым отдельным событием. Тогда я усердно, вплоть до астрологических средств удостовериться в ней, ищу необходимости - пусть даже не возвышенной идеи метафизически мыслимой необходимости, но той необходимости, которая определяет собою важно для меня особенное. Если, однако, я знаю, какая именно необходимость имеется налицо (vorliege) для меня, то сразу же является задняя мысль: не могу ли я по собственному выбору принять или перехитрить эту необходимость, - а значит, и отменить эту необходимость? Если необходимость становится абсолютной, то она невыносима, как и случайность. Человек по очереди пытается освободиться от одной при помощи другой, избавиться от произвольной случайности мыслью о необходимости, от безжалостной необходимости - мыслью о возможности и шансах случайности.

Только в открытости (Offenbarkeit) пограничной ситуации возможная экзистенция способна вступить из этих кругов конечной заботы о своем существовании в некое иное сознание: историчная определенность в пограничной ситуации, вместо того чтобы быть только случайностью, становится явлением этого бытия, непостижимого для моего рассудка, между тем как оно может сделаться достоверным для меня, как вечность во времени. Любящий говорит своей любимой: «Ах, была во времени далеком // Ты моей сестрою иль женой»44. Как деятель (Handelnder) я не остаюсь для себя просто другим перед ситуациями, в которые вступаю лишь внешним образом; то, чем я был бы без этих ситуаций, становится пустым представлением; я есмь я сам в них как в являющейся плоти того, чем я могу быть. Трансцендируя всякую постижимую мысль, я переживаю себя потрясенным в пограничной ситуации, а тогда знаю себя в единстве с той случайностью, которую я избрал как свою случайность.

6. Мифологизирующее просветление в пограничной ситуации историчной определенности.

- Сознание живо представляемой пограничной ситуации высказывает себя в мифологической форме. Эта форма остается существенной для самопросветления. Кант говорит, правда: «Есть также узурпированные понятия, такие как, например, счастье, судьба, которые хотя и используются в обиходе при общем снисхождении, но все же... не могут привести в свою пользу ни из опыта, ни из разума никакого отчетливого правооснования»45; и в самом деле, эти понятия не могут устоять ни перед каким объективным познанием, методически сознающим само себя (und in der Tat bestehen diese Begriffe für keine ihrer selbst methodisch bewußte objektive Einsicht). Но эти понятия служат функциями метафизического просветления экзистенции в пограничных ситуациях. Как таковые их невозможно доказать путем обоснования, а можно только усвоить себе или отвергнуть.