Роберт Стивенс - Тайна королевы Елисаветы

• Название: Тайна королевы Елисаветы
• Автор: Роберт Стивенс
• Издательство: «Вече», АЛАНС
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-7141-0204-5

Любовь жила и торжествовала во все времена. Эту истину прекрасно иллюстрируют исторические романы, составившие настоящую книгу и продолжающие серию «Каприз. Женские любовные романы». Первый из них «Тайна королевы Елисаветы», принадлежащий перу видного американского писателя Роберта Нейлсона Стифенса (1867–1906), переносит читателей в неповторимую атмосферу интриг, любви и искусства Лондона времен последних Тюдоров, где наряду с вымышленными героями действуют реальные персонажи, в том числе великий Шекспир.

---

Мерриот, как только встал утром, сейчас же бросился к окну и увидел, что лошадь, как всегда, ждет его; на этот раз ее водил взад и вперед Кит Боттль, а далеко от нее виднелась другая лошадь, на которой сидела Анна.

В эту минуту он дорого бы дал, чтобы находиться на свободе. Но позади его стояли его мрачные сторожа, за которыми виднелась еще более мрачная фигура Барнета с красными от бессоницы глазами.

Ветер стих, небо было безоблачно, и стало значительно теплее, чем все эти дни. Но Барнет подвигался вперед очень медленно, так как боль в ноге давала себя чувствовать при каждом движении лошади. Он остановился обедать, когда не было еще одиннадцати часов, и отъехали они не дальше Мельон-Мобрау.

Мерриот очень радовался тому, что путешествие их совершается медленно, но как ни тихо продвигались они вперед, все же Лондон постепенно все приближался к ним, и теперь он был не дальше ста миль. Только сто миль, а между тем, не было еще никакой надежды на то, что совершится чудо, и ему удастся снова очутиться на свободе, чтобы воспользоваться блаженством, которое сулила ему любовь Анны. Жизнь приобрела для него снова цену, и весь мир казался прекрасен, так что мысль о переселении в другой мир ужасала его несказанно.

Когда они снова тронулись в путь, Мерриот заметил, что Барнет чувствует себя так худо, что очевидно энергия его стала уже ослабевать. Они ехали все время рядом, победитель, мучимый физическими страданиями, побежденный, изнывая от нравственных мук. В два часа они приехали в Окгем. Барнет приказал остановиться в первой попавшейся гостинице и объявил, что больше в этот день они уже не поедут дальше, так как страдания его невыносимы.

Затем он послал Гудсона вперед, чтобы тот заготовил, как всегда, комнату для пленника, чтобы прямо с лошади свести его туда. Барнет не въезжал в ворота гостиницы, так как видел, что там очень много народа, и ждал, пока ему дадут ответ относительно комнаты. Он нарочно старался окружить Геля несколькими своими людьми, чтобы никто не заметил его связанных рук и ног: благодаря этому, достигал того, что никто не обращал на них особого внимания.

Гель, сидя спокойно на лошади, обдумывал все испытанное им за последнее время и вспомнил, что как раз в этот вечер истекало ровно десять дней с того дня, как он выехал из Флитвуда, а, между тем, до Вельвина оставалось еще целых семьдесят миль.

Но размышления его были прерваны появлением Гудсона, который сказал что-то шепотом на ухо Барнету; тот приказал въезжать всем во двор, и там уже помогли Гелю сойти с лошади, и четверо человек повели его по черному ходу наверх, в приготовленную для него комнату. Очевидно, его не повели через главный ход, чтобы не возбуждать любопытства других гостей.

Гель первым делом подошел к окну, чтобы посмотреть, не выходит ли оно на улицу, но, к его ужасу, он убедился в том, что оно выходит на большой четырехугольный двор гостиницы, с трех сторон ограниченный стенами самого здания, а с четвертой стороны виднелась каменная стена с воротами; часть двора скрыта от его взоров крышей балкона, шедшего вдоль всего внутреннего фасада здания. Отсюда, конечно, он не мог видеть лошади, хотя бы ее водили в ожидании его.

— Что вы там смотрите так пристально? — спросил подозрительно Барнет.

— Я смотрю и удивляюсь, что во дворе так много людей: вероятно, произошло что-нибудь особенное.

— Да, в этом дворе сегодня будет спектакль; двор должен заменить собой зрительный зал и сцену, так как городской театр закрыт по случаю пятницы.

— Спектакль? Но кто же собирается здесь играть?

— Придворные актеры, они совершают теперь свое турне. Они, кажется, играли в Лондоне, в театре «Глоб». Ведь и вы там играли, если не ошибаюсь.

Но Гель не отвечал на этот вопрос, так как он был взволнован известием, что его друзья: Шекспир, Слай и другие, так близко от него, в то время, как он воображал, что они где-нибудь далеко и он никогда больше не увидит их.

В эту минуту в толпе внизу раздался хорошо знакомый ему голос.

XXIV. В старой пьесе новая сцена

Причина, по которой Мерриот не мог видеть лица, голос которого показался ему столь знакомым, и не мог также видеть небольшой сцены, сделанной во дворе, заключалось в том, что все это происходило под его окном и закрывалось от него балконом нижнего этажа.

Как Мерриот, так и Барнет так были заняты своими делами, что при входе в гостиницу не заметили расклеенные повсюду афиши, которые гласили, что пойдет «Битва при Альказаре», пьеса Джорджа Пиля. Но дело в том, что после того, как была уже наклеена эта афиша, в гостиницу вдруг приехал молодой герцог Туррингтон со своей молоденькой женой. Они заняли целый этаж и привезли с собой множество слуг и багажа; когда молодая узнала, что будут играть «Битву при Альказаре», она выразила сожаление по поводу того, что придворные актеры, которых она уже давно желала видеть, выбрали такую пьесу, где вовсе не говорится о любви, и что было бы лучше, если бы они сыграли что-нибудь трогательное. Молодой герцог, влюбленный в свою красавицу-жену, немедленно призвал к себе актеров и попросил их, если возможно, выбрать другую пьесу вместо той, которая значилась на афишах. Актеры после короткого совещания решили удовлетворить его просьбу, и поэтому перед началом представления вышел на эстраду один из актеров и громко провозгласил, что они будут играть «Ромео и Джульетту» Шекспира. Голос этого актера и долетел до ушей Геля.

— Это Виль Слай! — воскликнул он невольно.

— Вы его знаете? — спросил не без интереса Барнет.

Последний вообще как-то изменился с тех пор, как заговорили о театре, и, видимо, смягчился по отношению к своему пленнику.

— Да, много веселых дней и ночей мы провели вместе с ним, — ответил Гель.

— Вы, вероятно, знаете их всех? — знаете Шекспира, Бурбеджа и других? — продолжал расспрашивать Барнет, не стараясь скрыть свое любопытство.

— Да, конечно, я знаю Бурбеджа и всех остальных, а с Шекспиром я жил под одною кровлею. Я знаю его жизнь, как свои пять пальцев, но, что еще важнее, я хорошо знаю его самого, что уже само по себе целое откровение.

— Я больше всего люблю его пьесы, — сказал Рогер, — и из них предпочитаю именно «Ромео и Джульетту». Там так прекрасно говорится о любви, и вообще это — прелестная пьеса.

В голосе Барнета послышалось столько сдержанного чувства, что Гель с удивлением смотрел на него. Этот негодяй, этот грубый и жестокий человек читает поэмы и любит поэзию и театр! Это казалось прямо невероятным, но в то же время доказывало, как многосторонен бывает человек.

— Если бы нам удалось посмотреть сегодня эту пьесу, мне кажется, это облегчило бы немного наши нравственные и физические страдания, — сказал Гель, обращаясь к Барнету, — что вы страдаете невыносимо, это я вижу по вашему лицу.

— Я положительно не вижу никакой причины, почему бы вам не посмотреть пьесы под верной охраной. Доукинс, отправляйся к хозяйке гостиницы и вели ей отвести нам комнату визави, откуда мы прекрасно увидим всю сцену. Мне в голову не придет отказывать человеку, осужденному на смерть, в исполнении его последнего желания.

Несколько минут спустя Гель и его спутники уже очутились в другой комнате, окно которой выходило прямо на сцену, так что оттуда все было прекрасно видно. Гель и Барнет уселись на низенькие табуретки у окна, остальные четверо поместились за ними, стараясь смотреть через их головы во двор, руки у Геля были связаны по-прежнему за спиной.

Как раз против них, но наискось, на балконе виднелся лорд Туррингтон со своей молодой женой, которая видимо с нетерпением ждала начала представления. Вокруг них сидела разряженная в пух и прах свита. Оба молодые супруги сидели близко друг от друга, так что почти касались один другого, и хотя герцог имел право сидеть на самой сцене, но он предпочел оставаться рядом с женой, чтобы в особенно трогательных местах выражать ей крепким рукопожатием свое чувство. На сцене сидело несколько разодетых аристократов, они громко говорили и смеялись, стараясь привлечь на себя внимание молодой герцогини.

Сцена была устроена прямо из досок, укрепленных на бочках и бревнах. Задняя стена ее была завешена огромным ковром, который скрывал вход внутрь гостиницы, передняя которой заменяла теперь актерам уборную. На балконе виднелось множество публики, сюда собрался, казалось, весь город. Но одна часть балкона, как раз с боку сцены, оставалась пустой, так как должна была служить балконом для Джульетты; вышина его была такова, что пол приходился наравне с глазами Ромео, но в те времена подобная нелепость никого не стесняла, и никто не обращал на это никакого внимания.

Во дворе тоже столпилось множество народа, тут уже были больше представители низшего класса и поэтому шум и гам стоял там невообразимый.