Павел Пепперштейн - Пражская ночь

• Название: Пражская ночь
• Автор: Павел Пепперштейн
• Издательство: Амфора, Ad Marginem Press
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-367-02089-2

В новом романе критика, художника и писателя Павла Пепперштейна гений и злодейство соединяются в декорациях «Вальпургиевой ночи» Густава Майринка. Главный герой — киллер, от природы наделенный чрезвычайно острым зрением и осененный музой поэзии, да еще читающий между делом доклад о событиях Пражской весны на социологической конференции. Его идефикс — пришить «гауляйтера Москвы», который из хозяйских соображений лишил столицу того ощущения собственной истории, которым дышит для чехов Прага.

Иллюстрации Павла Пепперштейна и Ивана Разумова.

---

Лицо Элли было бледно, в глазах, обращенных на меня, играл огонь.

— Что же это за имя? — спросил я.

Губы Элли дрогнули, и она тихо произнесла:

— Великий Мерлин.

еликий Мерлин! — эхом откликнулись тысячи тихих голосов, это имя повторили шепоты леса, и оно отразилось в рваных облаках, бегущих навстречу луне.

Яромир приблизился к Магу и с глубоким поклоном протянул ему кубки. Старец принял их. Яромир вдруг заговорил на языке, которого я прежде не слышал. Странно, но я понимал каждое слово этого незнакомого и прекрасного языка. Это был славянский язык, явно очень древний, — возможно, тайный язык славян, родившийся в глубине мистерий, — и в нем словно бы сплелись и соединились все славянские речи: мистическая ясность русского, гордость польского, певучесть украинского, детская нежность и смешливость чешского, лесная уклончивость белорусского, прямодушие словацкого, смелость сербского, загадочная сдержанность болгарского, пылкость черногорского, византийская роскошь церковно-славянского, чувственная женственность словенского, крестьянское упорство языка поморов и русинов… Звучали в этом языке и холодные ветры севера, и стон арктического льда, и южный жар, и эхо скал Черного и Средиземного морей, и скрипы Уссурийской тайги — все изгибы земли, все великорусские реки, все края, где звучит славянская речь, вплели в этот язык свои голоса, — и Прага, славянское сердце Европы, пела в этом языке свою песню.

Я понимал этот древний язык, но не смогу вспомнить ни слова: таким его, видно, и задумали, этот язык таинств, проникающий до глубины души и тут же ускользающий из памяти. Могу передать лишь приблизительное содержание речей.

— Птичья кровь, — сказал Яромир, опускаясь на одно колено и протягивая чаши Магу. — Древняя жертва этой ночи. Кровь первомайских птиц — курицы и орла — смешается в недрах земли, и боги выйдут на поверхность. Кровь высоко летящего и низко падающего, кровь зоркого и разбивающегося в прах, кровь наводящего ужас смешается с кровью смиренной, с кровью простой, с кровью слепой, с кровью тупой, с кровью жирной, кровь царя с кровью смерда, кровь полета с кровью беготни, кровь палача с кровью жертвы, кровь господина с кровью раба, кровь бесстрашия с кровью страха, кровь неба с кровью дворов, кровь верха с кровью низа, кровь О с кровью К, кровь клекота с кровью кудахтанья, кровь слез с кровью смеха, кровь бодрствования с кровью сна. Да смешаются!

— Да смешаются! — ответил Маг на том же языке и принял чаши своими протянутыми руками. Голос его был глух и глубок. Затем он подошел к краю площадки, нависающей над гигантской воронкой в земле, и высоко поднял чаши к небу.

Небо послало в ответ пять полыхающих зарниц. Близилась гроза. Маг произнес некую фразу на древнееврейском языке и с этими словами бросил обе чаши в воронку, наполненную земляной тьмой.

— Восстаньте, славянские боги! Пусть вечно живут народы, навечно разъединенные и навеки влюбленные друг в друга!

Тут же гроза прокатилась по небу, дрогнули и пошатнулись все огни, и высветилось уже не пять, а целый куст зарниц. В глубине колоссальной воронки что-то забурлило, и вдруг все свистнуло, словно бы космос обернулся скворцом, и гигантское существо встало над воронкой. Черная фигура, достающая головой до облаков, медленно выпрямилась и открыла пронзительные зеленые глаза, глядящие на луну, видимую в разрывах туч.

Бог Святолес, покровитель всех друидских полян, всех рощ волхвов, всех магических кущ: руки его окутаны мхом, борода зеленела как чаща, черные гигантские ели качались на плечах, — и тут же фигура исчезла.

Парад Богов. Мало сказать, что я стоял там охуевший до глубины души — я просто стоял как обоссанный опоссум: мне казалось, что по моим ногам струится влага, потому что я обоссался и кончил множество раз; мне казалось, из глаз моих текут слезы, из носа исходит поток загадочных соплей, из уголков плотно сжатого рта выступает, пузырясь, слюна. Какая-то жидкость, похожая на квас, текла даже из ушей, но все это мне лишь казалось — на деле я стоял сухо и строго, как маг среди магов, вытянув вперед левую руку в римском салюте, принимая Парад. А боги шли… Шли великие древние боги. Отчего-то возникало ощущение, что они именно идут, что это процессия, хотя они поочередно вздымались и исчезали над воронкой — гигантские фигуры, каждая выше небоскреба, который Уорбис собирался возвести над Прагой. Даже если бы в сердце моем заверещал кровавый ангел, требуя, чтобы я записал имена богов (кажется, один из магов, принимающих парад, гулко выкликал эти имена), я не стал бы этого делать, хотя помню каждое имя. Даже если бы золотые выпуклые морды львов выступили у меня на ладонях, если бы они с доброй угрозой ощерили свои окровавленные клыки, требуя, чтобы я описал, как выглядели боги, я не стал бы этого делать, хотя помню, как в короне грозных длинных белых корней шел, оставаясь на месте, бог Пня.

А боги шли, словно вращалось гигантское колесо. Я отказываюсь назвать и описать богов, потому что ужас превратил мой мозг в кучу замороженных овощей. Ужас? Вы что, поверили, что я обоссался и обосрался от ужаса при виде богов? Я пошутил, я ничего не боюсь. Да здравствует бесстрашие! Поэтому вот они, имена и краткие описания богов.

Вот Трибог — бог о трех головах. Вот богиня Молоко.

От Ша и Ва родился бог Шва, более известный как Синий Шива, бог разрушающего и восстанавливающего танца, его еще считают покровителем швов и швейных дел: он явился в виде великана, носящего в здешних краях имя Швейк — гигантский ухмыляющийся солдат, с которого сорвали погоны, бесконечно ерничающий, извивающийся толстячок, румяный, имитирующий безумие дезертир, особо нелепый на вид гигант в полинялом мундире австро-венгерской армии, а на поверхности кителя виднелись яркие пятна мха и бурые континенты крови.

Богиня Нит имела вид тонкой белой нити, спускающейся из тьмы небес во тьму земли. Ее еще называют Неть, или Нут, или Нет, или Тень-Нет, от чего происходит слово «тенеты», это богиня сетей, богиня подъема на небо и спуска под землю, богиня темного безвоздушного неба без звезд за пределами атмосферы, она покровительствует космическим исследованиям, покровительствует умершим, портным, наукам, Интернету, паукам и шелкопрядам, заключенным и пленникам, всяческому связыванию, всяческой несвободе, всяческому отрицанию, покровительствует пребыванию в состоянии невесомости; ей не молятся, просить ее ни о чем не имеет смысла, потому что она на все отвечает «нет» и только это слово знает, и, тем не менее, она сама приходит на помощь страждущим от боли, утверждая, что слово «небо» происходит от слов «не больно» и «не быть» (в старину слово «небо» звучало «неболь»). Она также является богиней навигации, картографии, выводит всех заблудившихся в лесах или лабиринтах. Впрочем, она сама образует лабиринты — я видел, как она расслаивается, разветвляется, ее сеть распространяется во все стороны, все связывая и лишая свободы; ее называют «добрая тюремщица», она любит покорных, смиренных, но тех, что не просят ни о чем и ничего не хотят. Говорят, она сама скромна и отрицает даже собственную божественную сущность, говоря нам, что слово «небо» означает «не бог» и даже «нет бога» (или «неть бога», что в ее языке свободно превращается в «сеть бога», а через слово «сеть» слово «нет» («неть») переходит в слово «есть»). Таким образом, это богиня «отсутствующего присутствия» и «присутствующего отсутствия», богиня шелеста и зияния, покровительница тонкого намека, стертого, неприметного знака, и она покровительствует также атеистам и неверующим в богов, считая неверие высшей формой благочестия, способствующего развитию науки, компьютерных технологий, блогов, облав, самоконтроля и тюремных учреждений, она покровительствует сексотам, стукачам, вертухаям, конвоирам, немцам (в мирное время). Говорят, она не любит любовь и войну и это она помогла Гефесту сплести из ее собственного тела ту великую и страшную Сеть, которой этот ревнивец оплел Ареса и Афродиту во время их любовного соития — так, обнаженными и совокупленными, оплетенными тонким телом Ни (отрицания), он показал их другим богам, и те смеялись.

Итогом ее преображений стало воплощение в виде Арахны, паучихи, Небесной Ткачихи, сплетающей ткань мира, но те, кто считает ее богиней человеческого мозга, правы лишь отчасти. Правда, что она помогла Тезею (славяне называли его Тесла) выйти из Лабиринта; правда и то, что такой монстр, как Минотавр (Людобык), никогда не мог бы быть ее сыном, несмотря на то что он слыл пленником своего запутанного дворца. Но не следует забывать, что и у Ни есть множество чудовищных и странных отпрысков, собственных загадочных исчадий, например Одрадек, которого она родила от соития с Великим Ра — скромное, но бессмертное и неистребимое существо, описанное в знаменитом рассказе Кафки, нечто вроде живого мотка спутанных ниток, существо, у которого никогда не было легких и которое никогда не знало дыхания.