Коре Холт - Состязание. Странствие

• Название: Состязание. Странствие
• Автор: Коре Холт
• Издательство: Физкультура и спорт
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1987

В книгу включены две повести известного современного норвежского писателя. В «Состязании» рассказывается об экспедициях Скотта и Амундсена к Южному полюсу (1910–1912 гг.), в «Странствии» — о попытке Нансена и Юхансена достичь Северного полюса в 1893–1896 гг. Публикуется также очерк Тура Хейердала о Нансене.

Для широкого круга читателей.

---

Необходимость возникла. Впоследствии месяцы, проведенные среди эскимосов Гренландии, он считал лучшими в своей жизни.

Или взять тот день, когда он вошел в комнату к ней, которая держала в руках их новорожденного. Она была словно изваяна из льда — красивая, молодая, умная.

Он сказал:

— Я решил идти к полюсу.

Она промолчала — знала, что возражать нет смысла, даже с ребенком на руках.

Сейчас он возвращается к судну. Проснувшиеся собаки бегут ему навстречу.

Ветер нес от судна запах свежезаваренного кофе. Он подумал, что, возможно, уже не скоро вновь услышит этот запах. Если вообще услышит.

— Вот так-то, Варавва! — сказал он одной из собак. — Ты пойдешь со мной. Но тебе невдомек, что тебя ждет. Кончится тем, что ты будешь съедена своими товарками.

Осажденное льдами судно перед ним было единственным в своем роде. Построено из норвежского и итальянского дуба, из нектандры и длиннохвойной сосны. Форштевень толщиной около полутора метров, и такие же несокрушимые шпангоуты. Доброжелатели, видевшие судно под парусами, сравнивали его с плывущей по волнам розой. Менее доброжелательные уверяли, что оно похоже на яичную скорлупу, способную пойти ко дну так быстро, что не успеешь и флаг поднять. Но истина заключалась в том, что конструкция судна основывалась на идее, родившейся в его мозгу, и воплотили идею в жизнь первые специалисты в мире. Корпус был сделан округлым, чтобы выскальзывать из дьявольской хватки льдов. И он выдержал испытание.

Однажды ночью после того, как судно было затерто льдами, подводные силы затеяли бесовскую пляску, бросая на палубу огромные глыбы. Мачты и снасти дрожали и гнулись, словно деревья в шторм. Но судно в конце концов вырвалось из объятий смерти, прочная скорлупа осталась на плаву.

Он поднимается на борт. Его люди уже сидят за столом, их двенадцать, он тринадцатый. Ему освобождают место. Он незаметно обводит их взглядом. Народ все незаурядный. Физических сил им не занимать. Некоторые сверх того наделены особой сноровкой. Например, Ялмар. Он может поставить палатку в шторм и разжечь строптивый примус. В арктических областях тот, кому это дано, выживет, кому не дано — погибнет.

Когда громовой голос Ялмара раскатывается надо льдами, пятьдесят собак послушно ложатся на снег. Взяв на прицел серую точку за ухом белого медведя, стоящего на светлом фоне в полутораста метрах, он спускает курок — и медведь падает замертво. Ялмар необычайно силен. Гимнаст высокого класса, герой родного города, известный всей стране обладатель множества серебряных кубков. Соображает быстро, когда время не ждет, невыносимо медленно, когда торопиться некуда. Утром за столом по нему не скажешь, что вчера вечером он чуть не расстался с жизнью. Он не смекалист с виду. Но это лишь с виду. Ялмар пойдет к полюсу вместе с ним.

Он боец, который не всякому повинуется, — только ему. К нему, единственному человеку, коим он восхищается, Ялмар почтителен, ему он верен и покорен.

Они допивают кофе и начинают прощаться.

3

26 февраля 1895 года двое начали странствие к полюсу. Лед искрился красными бликами, словно его окропила кровь от ножевого пореза: отблеск парящего в далеких небесах северного сияния. К тому же остающиеся члены команды развели на высоком торосе костер из старых ящиков. Его пламя отражалось в острых собачьих клыках и в блестящих бусинах инея на бородах хлопотливых людей. Искры от костра лихо кружились в пляске смерти, тщетно пытаясь взлететь до звезд.

Старт оказался неудачным. Через каких-нибудь пятьсот метров сломался полоз одних саней.

Ничего не поделаешь, пришлось возвращаться на судно.

Срочно выстрогали новый полоз. Заодно еще раз обсудили распределение груза. Впрочем, слово «обсудили» тут не годится. Все решал руководитель, он точно знал, где должна лежать каждая упаковка. У него было развито умение, не произнося ни слова, пресекать любые разговоры. Но в глазах его появился желтый отлив, способный ярко вспыхивать, как у больного пса от сильного жара.

Когда они стартовали в первый раз, весь лед был залит красным сиянием. Перед повторным стартом их окружал тяжелый от влаги густой туман и в серой каше глухо выли собаки.

Снова прощание с остающимися. Снова в путь.

Однако и на этот раз выяснилось, что сани перегружены. То и дело приходилось звать двух-трех человек на помощь, чтобы сдвинуть с места сани, упершиеся в ледяной бугор. Было очевидно, что вдвоем с таким грузом далеко не уедешь. Вечером в палатке Ялмар, который счел себя вправе высказаться после того, как был избран сопровождать руководителя к полюсу, заявил:

— У нас чересчур много саней! Они слишком тяжело нагружены. Или мало людей… Так просчитаться!

И руководитель промолчал. Однако он был верен себе, и отливающая жуткой желтизной несокрушимая воля горела в его глазах, когда они во второй раз повернули и возвратились к судну. Странствие успело приобрести трагикомический оттенок. Они топали туда и обратно, словно в церковь на богослужение. Первый заметивший их из оставшихся на борту крикнул:

— Что, уже побывали на полюсе?

И все рассмеялись. Он тоже смеялся. Но все видели, что его лицо под слоем копоти, грязи и пота побледнело.

На этот раз была проделана основательная работа. Сани обстрогали, доведя их вес до минимума. Снова перебрали снаряжение и без жалости выбросили все, что не было абсолютно необходимо. Из шести саней осталось трое; на каждые по двести килограммов груза. Снова запрягли собак. Руководитель должен был идти с одной упряжкой впереди, прокладывая курс. За ним с двумя упряжками последует Ялмар.

Погода выдалась хорошая. Тяжелые синие тучи, но полное безветрие, и льды не громыхали. На этот раз договорились, чтобы их никто не провожал. На ходу они оборачиваются и машут руками тем, кто остается на борту.

Труднейший в истории человечества лыжный переход начался.

4

В мире только два человека, и весь этот мир — такое у них ощущение — замерзшее море. Вид тянущих сани собак усугубляет впечатление, что они — одинокие странники на мертвой планете под бледно-голубым небом, которое низко нависает над ними, затрудняя дыхание. Надо протискиваться между торосами и разводьями, проваливаясь по пояс в мокрый снег, приподнимать передок саней, чтобы скользили. Во рту кровяной привкус.

Большие торосы вынуждают их без конца менять курс и подолгу петлять, огибая полыньи. Приходится понукать собак, чтобы тянули в полную силу. В душе зреет чувство, которое было им знакомо и прежде, когда они находились в относительной безопасности на борту судна. Чувство совместных усилий и общей опасности связывает их, но и влечет за собой известную раздражительность. И как-то притупляет восприятие: мысль о неведомых угрозах отступает на задний план, а в глубине души таится росток неприязни, которая усиливается всякий раз, когда надо поднимать сани, погонять собак, протискиваться между торосами или валиться на мокрый снег. «Это он втянул меня в эту затею. — Внутренний голос Ялмара. — Если бы не он, не пришлось бы так маяться…»

Руководитель ушел так далеко, что Ялмар не слышит, как он его окликает. Он гонит собак вперед — в голубой мерцающий сумрак, в белесый мир льда, где еще не ступала нога человека. Он понимает, что ни на минуту нельзя проявлять слабость, ведь как бы ни отстал Ялмар, он заметит это, и на его лице мелькнет молниеносная улыбка. Правда, улыбка, лишенная враждебности. Напротив — полная сочувствия. Но все равно руководитель не щадит ни собак, ни себя. Что до Ялмара, то его словно связывает с руководителем некая тайная сила и тянет вперед. Они в одно и то же время притягиваются и отталкиваются друг от друга.

Спускается ночь. Ночь, озаренная тусклым весенним светом полярной пустыни. Видно почти так же хорошо, как днем. Их следы, петляющие между торосами и полыньями, усугубляют чувство одиночества. Следы ведут прочь от судна, в великое неизвестное, где таится лишь одно великое известное — смерть.

У них есть маленькая чесучовая палатка без пола. Ветер, усиливаясь, достигает силы шторма. Придавив снаружи края палатки снегом, они сидят в спальных мешках и разогревают суп на нагревательном приборе, который называется примусом. Это шведское изобретение. Руководитель взял его с собой, чтобы испытать в трудных условиях. Разминая зубами толстые куски мерзлой медвежатины, они чувствуют, как к ним возвращаются силы. Но кульминация трапезы — горячий суп. Их голоса получают прежнее звучание. Ожившее мышление обретает свежесть. Они пробуют просушить варежки на собственном теле. Портянки — тоже. Заталкивают в пимы стельки из сухой травы. Впереди короткая ночь. Им нужны длинные дни, чтобы дойти до полюса раньше, чем кончатся продукты.

Дойти?

Или некий внутренний голос не задает уже сегодня вопрос, дойдут ли они? Первая же серьезная проба сил между ними и льдами, между ними и смертью, между ними и несчетными милями не шепчет на ухо так тихо, что почти не разобрать: «Не дойти вам до полюса…»?