Ютта Рихтер - Щучье лето

• Название: Щучье лето
• Автор: Ютта Рихтер
• Издательство: КомпасГид
• Жанр: Детская проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-905876-55-4

Когда солнце светит каждый день, кажется, что снег никогда не выпадет — и всегда будет лето, река, а в реке неуловимая серебристая щука.

В старинном немецком замке живут две семьи, и пока взрослые заняты своими делами, жизнь детей, Анны, Даниэля и Лукаса, идет своим чередом. И кажется, что так будет всегда. Но постепенно дети замечают, что с мамой мальчиков что-то неладно. Она все время устает, теряет волосы, а однажды ее забирают в больницу. И тогда ловля щуки становится для Даниэля последней надеждой — ему кажется, что если поймать щуку, то мама обязательно поправится. Повесть Ютты Рихтер рассказывает о том особом способе, который выбирают дети, чтоб справиться с проблемами и переживаниями, которые им не всегда по плечу. И о том, как могут взрослые помочь им с ними справиться. За «Щучье лето» Ютта Рихтер была награждена премией LUCHS (2004), Католической детско-юношеской книжной премией (2005), премией LesePeter (2005). На русском языке публикуется впервые.

Для среднего школьного возраста.

12+

---

Такую, как Анна-София Шульце-Веттеринг, которая знала о жизни все: и о рождении, и о смерти — она же сто раз видела, как рождаются телята, как забивают свиней. Такую, как Анна-София Шульце-Веттеринг, — уж она-то найдет ответы на мои вопросы, а не станет рыдать. По мертвой кошке она ведь не рыдала.

С дерева мне открывался вид на весь двор. Я видела, как вернулся домой Петер. Он нес портфель под мышкой и шаркал, как Даниэль.

— Когда-нибудь он запутается в собственных ногах! — частенько говаривала Гизела моей матери. Тогда мы были еще совсем маленькими, и как только Даниэль начинал реветь, она называла его «Даниэла», протяжно выводя «а-а-а» в конце.

Петер вытащил ключ из кармана куртки и открыл входную дверь. За ней я на мгновение увидела Гизелу. Гизела стояла в коридоре, обняв Петера, и у нее действительно больше не было волос.

Я слезла с дерева и вывела из сарая велосипед.

Раньше мы часто катались после обеда. Гизела, мама, Даниэль и я. Лукас сидел впереди, в креслице у Гизелы, потому что еще не умел кататься, но мы-то с Даниэлем умели — даже без рук, на полной скорости, гораздо быстрее остальных. Я помнила все выбоины на дороге, знала, когда надо притормозить, чтобы спокойно проехать под шлагбаумом.

— Гоняет, как мальчишка! — говорила Гизела, а мама смеялась, кивала головой, после чего обе громко затягивали какую-нибудь песню: «We all live in a yellow submarine» или «Killing me softly with his song» или народную «Нет края лучше в этот час».

А Даниэль тайком закатывал глаза, строил рожи и всем видом показывал, что его сейчас стошнит.

Неподалеку от двора Шульце-Веттерингов я оробела. Я отчаянно жала на педали и при этом придумывала, что скажу. Позвоню в дверь, и, если откроет ее мать, спрошу, дома ли Анна-София. А госпожа Шульце-Веттеринг, улыбнется и скажет:

— Заходи скорее в дом, вот Анна-София обрадуется!

Но, может быть, все будет совсем иначе. Может, на меня выскочит их цепной пес, а старший брат Анны-Софии выйдет из сеней и крикнет:

— Проваливай! Ты же замковая. Ну и катись отсюда!

И еще я не знала, что сказать Анне-Софии. Мы еще ни разу друг с другом не разговаривали, и не могла же я просто брякнуть: «Анна-София Шульце-Веттеринг, будь моей подругой!»

Когда я на обратном пути переезжала через наш мост, Даниэль и Лукас по-прежнему ловили рыбу. Лукас побежал ко мне навстречу. Глаза его радостно светились.

— Смотри, сколько мы наловили!

Рядом с Даниэлем стояло зеленое ведро Гизелы, полное воды и кишащей в ней рыбы. Я насчитала семнадцать красноперок.

— Я их сам с крючка снимал! — ликовал Лукас. — Братец-то у меня трусоват! Не любит рыбьей слизи. Без меня бы тут ни одной не было.

Ему хотелось меня обнять, но я отпрянула:

— Не трогай меня своими вонючими руками! Ах, как же вы мне противны!

Лукас посмотрел на меня ошарашенно. Огонек в его глазах потух. Голова поникла.

— К тому же тут запрещено удить! — добавила я. — Я пожалуюсь управляющему!

Даниэль неторопливо достал крючок из воды, потом обернулся и положил руку на плечо Лукаса.

— Оставь моего брата в покое! — тихо проговорил он. — А управляющему — жалуйся. Нам теперь разрешено удить. Со вчерашнего дня. Сам граф приходил к маме и дал нам разрешение!

Я была вне себя, поставила велосипед в сарай и бросилась домой.

Они сидели за кухонным столом, и на какой-то миг мне показалось, что все было как прежде.

Мама смеялась, Петер ухмылялся, а Гизела мешала сахар в чае.

Раньше они часто так сидели, светлыми летними вечерами, после того как Петер возвращался с работы. Они болтали, пили клубничный или абрикосовый крюшон, а иногда даже и нам давали попробовать.

— Только глоточек, а не то сразу захмелеете!

И, конечно, мы им нисколько не верили, потому что крюшон был похож на лимонад.

Мама смеялась, Петер ухмылялся, а Гизела размешивала сахар в чае. Я так и замерла на пороге кухни.

— Иди сюда, моя девочка! Дай-ка тебя обнять! — сказала Гизела. — Как же я давно тебя не видела!

У нее на голове был темно-красный платок в мелкий черный горошек, повязанный как тюрбан. Я бы с удовольствием расспросила, как накручивать такой тюрбан, но у меня не хватало духу. Подойти и обнять ее я тоже не отваживалась, так и стояла как вкопанная, и тогда мама сказала:

— Как баран на новые ворота.

— Что с тобой? — спросила Гизела. — Ты же не робкого десятка.

Больше всего мне хотелось провалиться сквозь землю, но я только покраснела и надеялась, что они этого не заметят, но они заметили, и мама, нервно рассмеявшись, быстро сказала, что все это переходный возраст и что я уже не первый день такая скованная.

— Дети становятся взрослыми, — сказала мама, но Гизела только непонимающе смотрела, не веря ни единому слову.

— Поссорились мы, — буркнула я.

Гизела вздрогнула.

— Из-за чего? — спросил Петер.

— Они все время рыбу ловят, а мне противно!

Гизела закашлялась. Она так долго кашляла, что Петер принялся хлопать ее по спине, но к тому времени у нее уже слезы по щекам потекли.

— Ни за что не ссорьтесь! — сказала Гизела. — Вы же замковые дети. Вам надо держаться друг за друга. Один за всех, и все за одного!

Я не могла разобраться, от кашля она плачет или всерьез. И хотя по скатерти прыгали солнечные зайчики, меня пробирал холод.

— Пойду к себе, — буркнула я.

А поднимаясь по лестнице, услышала, как мама говорит:

— Не бери в голову, Гизела! Все образуется! Ты же знаешь, дети есть дети. Завтра от ссоры и следа не останется!

Но мама ошиблась. След остался. И завтра, и послезавтра. Молча отправлялись мы в школу, молча сидели рядом в автобусе, молча несли домой двойки за контрольную по английскому. После обеда Даниэль и Лукас ловили одну красноперку за другой, пока я часами каталась по лесным дорожкам на велосипеде или, лежа в траве, считала облака.

Уже не помню, кому эта идея пришла в голову. Быть может, маме, под ее новые рыжие волосы, или Гизеле, под ее платок. Не могу представить себе, чтобы до такого додумался Петер. Он по большей части держался в стороне и почти не лез в наши дела. Утром он уезжал на работу и возвращался только вечером. Он выносил мешки с мусором и доставал дрова из сарая. По субботам он отправлялся на рынок и делал покупки на неделю. Вечно он что-нибудь куда-нибудь нес: ведра с водой, пакеты с едой, портфель, дрова для изразцовой печки.

Иногда я думала, что все папы таковы.

Папы нужны для черной работы. Таскать тяжести, чинить газонокосилку, сколачивать полки. Папы умеют латать дыры на велосипедных камерах и управляться с инструментами. Умеют рубить деревья, но не умеют сажать редиску, задавать вопросы и утешать.

И когда я так об этом думала, мне было все равно, что мой отец ушел от нас. Мы с мамой умеем носить ведра, и если понадобится, сами сколотим полки в моей комнате.

Уже не помню, кому это пришло в голову. Помню только, что была не в восторге от этой идеи, как, скорее всего, и Даниэль — в конце концов, мы ведь уже две недели друг с другом не разговаривали.

В газетах писали, что такого лета, как грядущее, уже целый век не было, а по телевидению диктор объявил, что сейчас стоит самый теплый май за всю историю измерений температуры. Каждый день после четвертого урока нас отпускали из школы из-за жары, потому что уже в десять утра термометр показывал двадцать восемь градусов в тени.

— Как школа?

— Отлично!

— У меня для тебя сюрприз! — сказала мама. — Угадай, какой!

Лицо у меня, наверно, было то еще, потому что мама сразу рассмеялась.

— Сегодня вечером будем жарить мясо на гриле!

Да, это действительно был сюрприз, потому что мы уже целую вечность этого не делали. Старый мангал давным-давно стоял в подвале и потихоньку ржавел.

— Для нас двоих это слишком жирно! — то и дело отвечала мама, когда я спрашивала о гриле. — Слишком хлопотно! Мясо можно и на сковородке поджарить.

Гриль вызывал в памяти то время, когда я еще была совсем маленькой и отец жил с нами. Это он отвечал за гриль, разжигал угли и показывал мне, как пекут хлеб, намотав тесто на шампур. Думаю, маме не хотелось, чтобы я об этом вспоминала. И, возможно, ей самой тоже не хотелось об этом вспоминать, потому что те вечера, когда мы делали мясо на гриле, были так чудесны. Мама с отцом не ссорились, а смеялись и иногда даже целовались.

Некоторое время я пребывала в совершенном восторге, потом мама сказала:

— Гизела с Петером тоже придут, а для вас, дети, испечем хлеб на шампурах!

Восторг мой лопнул, как воздушный шарик. Взглянув на носок туфли, я закусила губу.

— Что-то не вижу радости, — сказала мама. — И не делай все время такое лицо!

Они пришли в семь. Петер принес мясо для гриля. Мама открыла вино. Потом обняла Лукаса и погладила Даниэля по голове.