Соколов Иванович - Мажор

• Название: Мажор
• Автор: Соколов Иванович
• Жанр: Прочие приключения

Что будет если представитель "золотой молодежи" достанет родного отца? А папа скажет: "Иди-ка сынок в армию, поднаберись ума, в тихом месте". А если характер не сахар, и все хочется сделать по-своему? Стало быть, в десант? А потом по собственной глупости на войну... Где хочешь, не хочешь, а придется стать настоящим солдатом... или стать, или умереть. Хотя можно открыть в себе необычные способности... Но помогут ли они от пули?

---

  - Так, сержант, что за базары? Ты был ранен, вот и лечился!..

  - Товарищ старший лейтенант, ну что вы меня за дурака-то держите? Что я не понимаю... Вы боялись, что я кого-нибудь шлепну?

  Молчит, смотрит на дорогу, потом повернувшись ко мне говорит:

  - А ты уверен, что не стрельнул бы какого-нибудь, - крутит в воздухе пальцем, - скажем так "не русского".

  Вздыхаю и, отвернувшись к окну, признаюсь:

  - Нет, не уверен! Когда Тунгус погиб... я, наверное, не сдержался бы. Увидел бы какую-нибудь бородатую харю... или пристрелил бы, или зарезал...

  - Вот! А ты говоришь! - и потеплевшим голосом. - Я понимаю тебя... но ты солдат, Егор... и дай бог, чтоб это была последняя потеря! Но надеяться на это не стоит... Знаешь, сколько у меня было таких потерь? Только я командир и не могу раскисать, потому что, на мне ответственность за тех, кто жив! - молчит, смотрит на дорогу и молчит, думая о своем.

  - Говорят... потом привыкаешь, становишься равнодушней?

  - Нет! Каждый раз как в первый... Каждого помню... - лицо командира меняется и из уголка глаза бежит слеза. - Нельзя привыкнуть к смерти... своих ребят! Может, это про врагов сказано? Тут заморачиваться не надо... Сделал работу и пошел себе дальше...

  Сморгнув слезу, какое-то время молчит:

  - Ты как? Не пристрелишь кого-нибудь? - с надеждой смотрит на меня.

  - Все нормально, командир, не подведу... Переболел, смирился, теперь не кинусь... Но и жалости во мне не осталось... Я не подведу! - и, помолчав, добавляю. - На мне ведь ответственность за ребят, что живы...

  Рогожин улыбается:

  - А как парни тебя ждут! Барана у местных выменяли, шашлык маринуют... Помнишь коньяк, который вы с Тунгусом сперли у начштаба?

  - Помню! - непроизвольно губы расползаются в улыбке. - Мы тогда решили вам свою крутость показать! Ну, Тунгус и предложил...

  - Тунгус? А я думал твоя идея!

  - Нет, Тунгуса! Очень он хотел вас удивить, вы же для него как бог были...

  Оплетка на руле жалобно заскрипела, когда командир стиснул побелевшими, от напряжения, руками руль.

  - Я знаю... - и, помолчав, вдруг грустно улыбнулся, - она у меня до сих пор лежит. На дембель вам подарить хотел... Теперь помянем Ваньку и Антона...

  Тихий, весенний вечер: горит костер, тлеют угли в мангале, разносится дразнящий аромат томящегося над углями мяса... Ребята: сидят вокруг костра, старший прапорщик Иванов: колдует возле мангала. Рогожин разлил по стаканам бутылку коньяка. Вышло совсем по чуть-чуть, что такое пол литра на десять человек... Встал и, прокашлявшись, начал:

  - Все знают происхождение этой бутылки? - парни грустно улыбаются, конечно, эту историю знают все. Ведь нашу добычу рубали всем коллективом! Командир качает головой: - Эх, не так она должна была быть распита... - и, поперхнувшись, севшим голосом продолжил, - Егор, Саня может вы, скажете?

  - А можно я спою? - неожиданно предложил Саня. - Песня тут родилась...

  - Я не против, песня это хорошо...

  Сашке подали гитару, проведя пальцем по струнам, он начал:

  - Простите если не слишком складно - уж как смог...

  У могильной плиты, на потертой скамье,
  Грустный парень сидит и вздыхает.
  Он почти что седой, хоть и сам молодой
  Слезы скорби с лица вытирает.
  Что ты плачешь пацан молодой,
  Или кто-то близкий, родной под могильной землей?
  Мать любимая или отец,
  Дорогая сестра или брат сорванец?
  Да! Ответил боец молодой,
  Близкий, родной человек под холодной землей.
  Я его никогда не любил,
  Он и в детстве всегда меня бил,
  Но пришлося нам вместе служить,
  На не нужной войне рядом быть.
  Он и здесь меня задирал,
  А потом между мною и смертью он встал.
  В этот проклятый день, в бой мы рядом пошли,
  Автоматы в руках, тяжкий груз на душе.
  Грохот взрывов и посвисты пуль,
  Это наша судьба и с нее не свернуть.
  Грохот взрывов и посвисты пуль,
  Это наша судьба и с нее не свернуть.
  Сквозь прицел меня враг отыскал,
  И свинцовую смерть в грудь мне послал.
  Он увидел ее и собой заслонил,
  Жертву крови за жизнь заплатил.
  Он увидел ее и собой заслонил,
  Жертву крови за жизнь заплатил.
  У меня на руках умирал,
  Лишь одно я ему повторял:
  Я тебя никогда не любил.
  Помнишь в детстве всегда меня бил?
  Но пришлося нам вместе служить,
  На не нужной войне рядом быть.
  Ты и здесь меня задирал,
  А теперь между мною и смертью ты встал.
  Ты и здесь меня задирал,
  А теперь между мною и смертью ты встал.

  Голос становится тише и с последним аккордом замолкает. Проведя последний раз по струнам, Саня упирается лбом в гитару и молчит. А может тихонько плачет? Не знаю... Я вытер набежавшие слезы и посмотрел по сторонам... Кому соринка в глаз попала, кто что-то рассматривает на земле, низко опустив голову...

  ***

  В огромном, шикарно обставленном кабинете, развалясь в удобнейшем кресле, сидел импозантный мужчина с бокалом дорогого коньяка в руке. Внешне довольно сложно определить его возраст, но навскидку не более сорока. Просто привычка следить за собой, позволяет поддерживать прекрасную физическую форму. Отхлебнув маленький глоточек, он обратился к своему другу и по совместительству начальнику СБ. Петр Олегович Битаров сидел в кресле напротив и с задумчивым видом дегустировал коньяк.

  - Письмо пришло от нашего обормота, - слегка улыбаясь, произнес Анатолий Анатольевич Милославский.

  - Да ты что? Когда? Толя, ты чего молчал? И вообще, почему я не в курсе? - встрепенулся тот.

  - А оно два дня назад пришло, ты тогда еще в Питере по девкам бегал, - смеется хозяин кабинета.

  - Да ну тебя! Ты же знаешь, что я вопросы решал. Что пишет хоть?

  - Ты понимаешь, Петя, ничего нового. Скучно ему, видишь ли, - улыбается Милославский.

  - А тебе не скучно? - ехидно вопрошает человек, по сути, являющийся вторым отцом парня о котором идет речь. Не имея своих детей, мужчина перекинул всю нерастраченную любовь и нежность на сына своего единственного друга, а в прошлом и командира. Судьбы этих трех людей были настолько плотно переплетены, что они стали одной семьей.

  - Скучно, - кивает Анатолий Анатольевич. - Но знаешь, стало спокойней... Там-то намного меньше шансов, что его убьют... Ведь постоянно от охраны сбегал, гаденыш.

  - Да уж... Это как мне пришлось постараться, чтоб его подставить, - Петр Олегович качает головой, - но ребята сделали все убедительно.

  - Это да. Ты им премию выписал, надеюсь?

  - Конечно. Ведь если бы не артистизм моих агентов, хрен бы мы Егорку в армию спихнули. Свалил бы куда-нибудь. Пока бы нашли... а он бы опять. Да хоть с поезда спрыгнул, ты ведь его знаешь, упертый как ты!

  - Да-а-а... Аж стыдно немного, такие глаза у него были... Как у побитой собаки, - отец тяжело вздохнул. - Ерепенился, но вину чувствовал... Вот и поехал. Ну да ничего, потом повинюсь, главное, что его никто не достанет. А точно не найдут? - неожиданно заволновался он.

  - Точно, точно. Все схвачено. По документам его отправили в тайгу, но по дороге к нему наш человек подошел, должен был голубым беретом поманить. Сам понимаешь, уж кто-кто, а твой сын всяко повелся бы. Но наш парень как всегда отличился и успел напиться на пересыльном.

  В этот момент Милославский неодобрительно покачал головой, но только тяжело вздохнул, промолчав: горбатого только могила исправит. Тьфу-тьфу.

  - Так вот напился и наблевал там на майора, - продолжил рассказ начальник СБ, - сам понимаешь, дело стало еще проще. А там учебка, которую курирует ГРУ. И адрес у нее липовый, все как всегда, через седьмое колено коридором. Заодно и дисциплине парня подучат, да и драться наконец-то тоже. А то грех сказать, мужик, а боится, что фейс подпортят... - мужчины весело засмеялись.

  - Так погоди, а его от туда точно ни в какую "горячую точку не пошлют", - вновь заволновался отец.

  - Прикалываешься? Он пять языков на отлично знает, еще несколько понимает. Никогда не поверю, чтоб ГРУшники его дальше штаба пустили. Вот ты бы что сделал?

  - Я? Хм... Посадил бы на переводы пока срочник, а потом попытался бы на контракт развести. Короче сидел бы в секретке... Но такого ценного кадра близко бы к оружию не пустил, задабривая по-всякому и обещая золотые горы.

  - Вот и я о том, товарищ полковник, - заулыбался Петр Олегович. - Но самое главное дисциплина там ого-го! Не таких обламывали. А то наш парень точно бы что-нибудь отмочил, и никаких денег не хватило бы отмазать.

  - Да понятно это все. Все же докатиться до такого идиотизма, чтоб забивать электронным микроскопом гвозди, надо постараться... Но ты же сам понимаешь, беспокоюсь я. Хотя умом понимаю, а беспокоюсь... Не приспособлен Егорка к такой жизни, избаловали мы его. И ты в том числе...