Борис Мишарин - Ангел возмездия

• Название: Ангел возмездия
• Автор: Борис Мишарин
• Жанр: Современная проза

Крупный российский ученый Михась попадает в следственный изолятор за убийство. Через два месяца следователь освобождает его из-под стражи за отсутствием состава преступления. Сломанная судьба, потерянная работа… и нет виноватых. Его научные открытия не востребованы государством, но мафии и обществу они необходимы. Михась влюбляется и начинает свой бизнес, ведя с мафиози тонкую и опасную игру на выживание. Мастер боевых искусств Кэтвар влюбляется в женщину легкого поведения. В жестокой и кровавой борьбе за ее моральный облик, за свой бизнес и положение преступает черту дозволенного. Физическая расправа карается законом, но в данном случае мораль и общество на его стороне. Как быть, если правоохранительные органы бессильны, а мафия процветает? Оставить как есть или бороться? Михась и Кэтвар — разные и незнакомые пока друг с другом люди, которые не желают ждать действенных мер милиции и прокуратуры. Они ведут свою тайную и эффективную борьбу с преступностью. Но и они теперь вместе

---

Чернова просто кивнула головой, слова как-то и где-то застряли, а он отодвинулся в сторону, освобождая проход.

Николай провел Валентину в комнату, показал рукой на кресло.

Присаживайтесь. Чай, кофе, может чего покрепче?

Валентине сразу вспомнился тот бульбулятор, которым он кипятил воду и она улыбнулась.

— Давайте начнем с чая…

— Давайте начнем, — в ответ улыбнулся Николай.

Его позабавило слово «начнем». Включив телевизор, что бы гостья не скучала, он удалился на кухню. Через пару минут вернулся, расставляя на журнальном столике чайник, заварник, кружки и печенье с сахаром. Потом еще раз ушел и почти сразу вернулся, но уже с бутылкой мартини и рюмками. Провел рукой над столиком, как бы показывая жестом — выбирай.

— А я все вспоминаю тот ваш кипятильник, бульбулятор, кажется, — улыбнулась Чернова, — но, давайте начнем с мартини. Так будет легче.

Волнение у Черновой улеглось после первых фраз, и она с удовольствием почувствовала, что нет у Николая той прежней отчужденной напряженности, как в первую встречу.

— Да-а, иногда приятно вспоминать старое. Хотя в девяностые годы уже появились нормальные чайники, но мы еще пользовались по старинке проверенным методом. — Он разлил мартини. — Я часто вспоминаю те времена, и вы знаете — вспоминаю хорошее. Хороших парней, интересные или смешные, прикольные случаи. — Он поднял рюмку. — Давайте выпьем за встречу. Честно говоря, никак не ожидал вашего появления.

Они выпили и Валентина попросила:

— Расскажите какой-нибудь интересный или смешной случай.

Так сразу — даже и не знаю… — он задумался на минутку. — Они как-то сами собой приходят на ум, по ситуации… Но, вот хотя бы этот… Давно это было, не ОБЭП, а ОБХСС тогда называлось подразделение. Подъезжаем мы к одному заводику, там коньяк разливали, таскали, конечно, спиртное работники, а мы, как могли, боролись с этим. Машину ОБХССную, естественно, знали все заинтересованные личности. Вот, едем и видим — мужичок один от проходной с двумя 20-литровыми канистрами топает. Увидел машину, заметался. Куда бежать — не успеет. Поставил канистры, встал рядышком, закурил. Мы подъехали, спрашиваем: «Ну, что? Попался с поличным. Бери канистры и в машину». Куда там — такую бурную деятельность проявил, что хоть медаль давай. И что канистры эти злополучные давно здесь стоят, и что шел он нам позвонить, и не его они вовсе, и не притрагивался он к ним никогда, и что в них не знает, естественно. А мы и говорим: «Так отпечатки же твои на канистре остались». «Какие отпечатки? Остались, конечно, — быстро сообразил он, — потому и остались, что вам помогаю — вон сколько свидетелей подтвердят». Тут народ стал собираться, а тип этот действительно канистры схватил и сует их нам в машину. Так и не доказали мы ничего.

— А канистры?

— А что канистры? Оформили, как положено, составили акт на всякий случай и уничтожили коньячное содержимое путем выливания на землю.

— Так на землю и вылили на самом деле? — удивленно переспросила Чернова.

— Зачем же на землю — в желудок вылили.

— В какой желудок? — сначала не поняла, а потом расхохоталась Валентина.

— Вот… имел место такой случай. Кто-то посмеется, кто-то упрекнет злоупотреблением, а кто-то вообще никак не отреагирует. Случай один, а интерпретация разная.

Николай снова разлил мартини, давая понять своей последней фразой, что пора переходить к более серьезному разговору.

— Я часто, Николай, вспоминаю нашу тогдашнюю встречу. Особенно последний месяц. Так я и не написала ничего, а вот теперь хочется, — начала переходить к делу Валентина.

— И что же случилось за этот последний месяц?

— То, что было со мной — вы наверняка знаете, — Николай кивнул утвердительно. — Тогда я не написала никакой статьи, естественно ошибалась во многом, например, в восприятии действительности. И хотелось бы извиниться…

— Вы же не за этим ко мне пришли, — перебил ее Николай.

— Не за этим, — согласилась Чернова. — Помните, вы возбуждали уголовное дело в отношении некоего Поповича?

— Попович… банкир этот… Конечно, помню, как не помнить.

— Так вот, я выяснила, что он и не осужден вовсе. Почему?

— Почему? — вздохнул Николай. — Да просто потому, что прокуратура, в лице своего обвинителя, отказалась в суде от обвинения. Вот и все.

— А вы что?

— А я что? Ничего. Что я могу сделать?

— Разве он не виновен?

— По закону — выходит так.

— А по совести?

— А по совести — это гад, каких мало. Я вообще ошарашен таким результатом. Многоэпизодные железобетонные доказательства… И на тебе — отказ от обвинения. Но зачем вам это? Даже если представить невозможное — вновь вернуться к делу — пятнадцать лет прошло, все сроки давности истекли и он сейчас действительно не подсуден.

Николай налил мартини и выпил. Чернова поняла, что он переживает. И не потому, что большой труд ушел насмарку, а потому, что преступник, настоящий преступник, ушел от наказания. И не просто ушел, а при этом совершил и еще одно — дал взятку, очень большую взятку, которую сейчас невозможно доказать, но в существовании которой сомнений нет.

— Не знаю, может там и есть какие-то нюансы, позволяющие возобновить дело, не знаю. Но я не об этом. Я так и не написала тогда статью — почему бы не написать сейчас? Пусть узнают об этом все, пусть знают, что живет здесь и дышит, коптит небо этот поддонок Попович.

— Вы опять за старое, кто же вам разрешит? — махнул рукой Николай.

— А вот здесь вы не угадали, вернее ошиблись. Я же не собираюсь юридически его обвинять в чем-то. Многие забыли, а многие и не знают, что такой факт имел место. Нет ничего опаснее, чем заронить сомнение в души людей. Я напишу без юридических обвинений, но напишу так, что каждый будет считать его преступником, ушедшим от наказания. Очень и очень не комфортно станет ему находиться в обществе. Пусть хоть такое наказание, но он понесет. Он же королем себя тогда чувствовал — оправдали без вины виноватого, многие приходили с сочувствием. А с чем сейчас придут — пусть петушком себя почувствует.

— А вы знаете, что на зоне это слово означает?

— Знаю, поэтому и говорю. Пусть, может быть, он и не петух, но пусть ощущения его будут сродни петушиным.

Николай засмеялся.

— Крепко вы его хотите опустить.

— Вот именно — опустить. Не в зоновском смысле, но опустить. Пусть походит, поживет опущенным. — Чернова опрокинула по-мужски рюмку мартини в рот. — Я ознакомилась со всеми материалами уголовного дела, — продолжила она, — Попович давал много показаний, признавая свою вину, писал явки с повинной, рассказывал и при адвокатах, как брал взятки и все это зафиксировано не только протоколами, но и видеозаписью. Как же он сумел отвертеться?

— Как сумел отвертеться? Деньги, большие деньги решили вопрос. В суде он отказался от всех своих показаний, заявив, что они добыты под давлением. Умные адвокаты понимали, что если суд, в обычном порядке, все равно вряд ли поверит в то, что показания из Поповича получены с применением давления, значит нужно применить необычный порядок. Слишком много раз он повторял свои показания, слишком много фактов добыто следствием. Вот и отказалась прокуратура от обвинения. А суду пришлось согласиться. Если бы, как обычно после прений сторон, суд удалился принимать решение, то приговор бы был железно обвинительным, а так суд ушел рассматривать отказ прокуратуры от обвинения. Вот и решилось все само собой. Очень умный ход адвокатов, конечно, и цена его, полагаю, не малая. Что ж, свобода того стоит.

Николаю даже показалось, что Чернова поморщилась.

— Вы как будто восхищаетесь, что преступник по существу оправдан, — уколола его Валентина.

— Что оправдан — не восхищаюсь. И что он виновен — сто процентов уверен в этом. А вот действиями адвокатов, даже не знаю какое слово подобрать, горжусь, восхищаюсь… Нет, не то… Короче — хорошо поработали. Прокуратура, ее служба обвинения — вызывает презрение.

Николай вновь налил мартини, они выпили молча, без тоста.

— Вы знаете, Валентина, — разговорился он, — я же остался прежним. И по-прежнему не уважаю журналистов и адвокатов. Вы — исключение, Валентина. Журналистов, я уже объяснял, в погоне за сенсацией они не видят живых людей, не чувствуют их боли или неудобства от самих себя, не осознают, что героям статей часто бывает стыдно или обидно, или крайне неуютно от их печатного слова. А зачастую вообще пишут фальсификат на основе реальностей. А адвокаты? Вот, к примеру, адвокаты Поповича. Разве они не понимали, что он преступник? Ни капельки не сомневаюсь — прекрасно понимали. Но ведь они юристы и должны стоять на страже закона! А они на чем стоят? Да на баксах они стоят и ни на чем больше. Деньги только одни на уме и все. Совесть и честь — нет таких понятий для адвокатов, есть одно понятие — сколько? Сколько заплатят. Но и здесь есть исключения, а правило — всегда правило. Вот такая моя позиция. Вы не согласны?