Илья Гурвич - Таинственный чучуна

• Название: Таинственный чучуна
• Автор: Илья Гурвич
• Издательство: Издательство “Мысль”
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1975

Приходилось ли Вам, читатель, слышать, чтобы расследование велось более трех десятилетий? Странный и редкий случай. Автору этой книги — этнографу довелось копить и сопоставлять факты, собирать показания, вещественные доказательства, осматривать места происшествий, анализировать малейшие улики, строить гипотезы, постепенно приближаясь к истине. Пришлось исследовать вероятность легенд, содержащих в себе явно криминалистические детали. Предстояло выяснить, не кроются ли под фольклорной оболочкой факты, связанные с убийством людей или каких-то реликтовых палеоантропов (первобытных людей). Легенды могли оказаться плодом фантазии их создателей, игрой воображения. Это обстоятельство не позволяло до окончания расследования выступать с какими-либо сообщениями, чтобы не оказаться в положении чудака, занимающегося поиском духов и привидений. Столь же неосмотрительным было предлагать научным институтам и обществам организовывать специальные экспедиции для выяснения этого вопроса.

---

Председатель и секретарь Совета знакомят меня с поселком и жалуются на трудности строительства. Леса нет, везут его откуда-то с материка (так здесь называют Большую землю), кирпичи для печей доставляются в ящиках, как масло, краска — на вес золота, И все-таки среди юрт, выстроенных из плавника, высятся рубленые дома. В поселке — школа, интернат, больничка с родильным отделением, почта и радиоузел, клуб, магазин, баня, огромный ледник. Мои собеседники откровенно гордятся своими достижениями. Только северянин может оценить труд, затраченный на сооружение зданий. Сколько сил ушло на то, чтобы провезти через тундру школьные парты, столы, кровати, медицинское оборудование. Еще недавно почта доставлялась один или два раза в год. А раньше… Как бы отвечая на мои раздумья, секретарь, уроженец центральной Якутии, приехавший сюда когда-то учительствовать, поделился своими впечатлениями.

— Нигде не встречал таких темных людей, как в Арах, Усть-Оленёке и Кумах-Сурте. Учить детей не хотели. Зачем, мол, это надо. О радио рассказывал — смеются: «Наше дело рыба, собаки, песец». Зато в чертовщину, в сны, в предсказания свято верили.

Я спросил, много ли было тогда шаманов. По словам моего собеседника, низовья славились не столько шаманами, сколько всякими знахарями, мэнэриками (так называют в Якутии нервнобольных, подражающих шаманам) и ясновидящими.

— И духа огня здесь почитали, и хозяйку реки, и хозяина тундры, и духа вселенной, и духа охоты, и старухе Аграфене подарки везли.

Старуха Аграфена — шаманка, жила будто бы когда-то на острове у Ленских столбов. Дух ее преследует проезжающих мимо. Рассказы о зловредной Аграфене, госпоже Широкого столба, хозяйке острова, ходили по всей Якутии. Вот что о ней писал П. Л. Драверт: «Там, где многоводная Лена приближается к полярному кругу, путешественники видят выходящий из вод высокий каменный остров, покрытый щетиной хвойного леса. Это мрачный остров Аграфены. Зловещими пятнами обозначаются на нем обнажения буровато-красных железистых песчаников и угрюмо чернеют на берегу валуны лидийского камня. Здесь, по преданию, жила и умерла русская колдунья Аграфена, «госпожа с длинным посохом», которая наслала на край семь ужасных бедствий. Ни один якут никогда не проплывет мимо, хотя бы и на далеком расстоянии от острова, не спустив в реку небольшой оснащенной лодочки, вырезанной из дерева, с человеческой фигурой и с некоторым запасом пищи. Таков умилостивительный дар духу, волшебнику, иначе пловца может постигнуть опасность или гибель среди бушующих волн Улахан-Ирюс (Большой реки)».

— Поверишь во всякое, когда смерть рядом ходит. А она здешних часто посещала. Не повезло с рыбой — голод, не пошли дикие олени через реку, не добыли мяса, шкур — мерзни в старой одежде, не ловятся песцы — нет чая, нет курева… А кто заболел — надейся на бога…

Не является ли прибрежная тундра с долгой полярной ночью, утомительным, бесконечным полярным днем сама по себе источником для возникновения всевозможных легенд, корни которых я пытаюсь отыскать? В самом деле, гнетущее влияние природы, голодные годы, постоянное зимнее недоедание, ожидание бедствий, тяжелый труд женщин, кочевой быт несомненно способствовали распространению здесь нервно-психических заболеваний.

А в среде с повышенным числом нервно-психических больных создавался особый психический климат. Галлюцинации шизофреников, расцвеченные фантазией, закреплялись молвой и запечатлевались в фольклоре. Следовательно, можно предположить, что причудливые образы злой шаманки Аграфены, так же как и получеловека чучуны, — плод больного воображения людей тундры. Эта логическая версия требовала подтверждения фактами.

Но у нас были более важные задачи. В прибрежных поселках мы занялись сбором данных о различных способах добычи рыбы, об особенностях местного песцового промысла. Вековой хозяйственный опыт населения оказался весьма солидным. Однако в 40—50-х годах колхозы усовершенствовали технику промыслов. Рыболовецкие бригады получили крупные невода, сети, моторные лодки, кунгасы и катера. В правлениях колхозов уже мечтали о приобретении механических льдобуров для облегчения подледного лова, рыбонасосов, транспортеров, планировали строительство рыбозасольных цехов. Растущее хозяйство требовало новой транспортной техники — тракторов, автомашин. Ее еще не было. Основным транспортом здесь оставались мохнатые неприхотливые сибирские ездовые лайки. На них перевозили рыбу, доставляли плавник, везли с берега до поселка грузы.

Часть рыбаков зимой превращалась в охотников. Песцов добывали капканами и пастями, ловушками давящего типа. На первый взгляд нехитрое занятие. Но в действительности искусство. Найдите в тундре места, где песец охотится на мышей, наловите рыбы для привады, теперь подвезите ее к местам, облюбованным песцами, и разбросайте. Зимой поставьте капканы так, чтобы они запахом железа не отпугнули песца, чтобы он видел и чувствовал приманку, но не видел ожидающих его железных скоб с пружинами. Теперь заметите следы и уезжайте. Но ненадолго. Иначе снег занесет капкан, и ваш труд пропадет, или ветер обдует капкан, и песец разгадает ваши намерения. Вот песец попал в капкан. Удача. Спешите его взять, иначе вам достанутся лишь клочья меха и кости. Голодные песцы поедают трупы своих собратьев.

Охотники предпочитают капканам пасти. В них тушка попавшего зверька лучше защищена. Но сооружение ее — дело нелегкое. Весной с побережья на охотничьи угодья по снегу завозят бревна. Летом на возвышенных местах разравнивают площадки и на них из трех-четырех бревен строят пасть. Ее тщательно огораживают кольями. Если хозяин следит за ней, ремонтирует, она служит десятки лет. Так же как и капканы, пасти необходимо регулярно осматривать, очищать от снега. В распоряжении охотника обычно их несколько десятков.

Вот здесь и проводят большую часть зимы промысловики. Нужно побывать в открытой тундре, чтобы оценить труд охотника. С раннего утра он на ногах — готовит упряжь, нарту, собак. Короткий день посвящается осмотру пастей. В одной заменит приманку, в другой проверит насторожку, очистит от снега. Потом кормит собак, готовит себе обед или ужин. Не каждые сутки промысловику удается вернуться в зимовье. Поднялась поземка, закружился снег, началась пурга. Где-то по дороге нужно переждать непогоду. Вот в тундре и возникли поварни.

В местах песцового промысла охотники издавна ставили срубы без окон и без печей. В этом ящике на шестке разводится огонь. Дым выходит в незаделанное отверстие в крыше. Низкие нары служат одновременно столом. Два человека, а в случае нужды и три в поварне могут переночевать. Хорошо, если около поварни имеются дрова. Обычно охотники заблаговременно доставляют сюда на зиму несколько бревен. Продовольствие у промысловика с собой, чайник и котел тоже входят в походное снаряжение. В поварнях, как правило, имеется аварийный запас: коробок спичек, огарок свечи, иногда несколько юкол, а на шестке — стружки и лучины, чтобы скорее можно было разжечь костер. Затихла пурга, и охотник снова двигается в путь. Да, нелегкое это дело — песцовый промысел!

На обратном пути в Кюсюр нам «посчастливилось» заночевать в поварне. В дороге застала нас пурга, и пришлось пережидать ее в этом сооружении. Дым безжалостно ел глаза, мороз пробирал до костей, и спать пришлось почти сидя, так как набилось нас в поварню четыре человека. Все бы ничего, но мой помощник во время кочевки простудился. В юрте, считавшейся центром ближайшей охотничьей бригады, ему пришлось отлеживаться. Вот там-то я и получил кое-какие новые данные о степени веры в чудесное.

Охотники приезжали сюда за продуктами, иногда ночевали и вновь спешили на промысел. Постоянно здесь жил только старик Кирис (Христофор) — так до неузнаваемости окружающие переделали его полное имя. Кирис, исполнявший обязанности кладовщика, приемщика пушнины и хозяина ночлега, был рад побеседовать с дорожными людьми. Когда-то он сам здесь охотился, но теперь годы и ревматизм не позволяли ему промышлять зверя.

Сначала старик принял нас за охотоведов и сводил беседу на повадки песцов. Только на следующий день выяснилось, что у нас с ним общие интересы. Кирис умел исполнять олонхо, слыл сказочником и не раз был кутуруксутом (помощником шамана). Как известно, во время камланья («общения с духами») шаман впадает в транс. Он бьется, кричит и нередко теряет сознание. И тут тело служителя духов должен поддерживать на ремнях помощник. Иногда помощник вторит призывам шамана, греет ему бубен или сам бьет в него.

Кирис не плохо знал шаманские обряды. Мой дневник пополнился ценными сведениями. За чашкой чая около раскаленной докрасна железной печурки я услышал множество любопытнейших рассказов о местном колдуне Черепанове, превращавшемся в случае нужды в дикого оленя, о злобных проделках Аграфены, о кочующих камнях, дарующих охотникам удачу. Чучуна не интересовал моего собеседника. Ему приходилось только слышать, что этот человек-животное изредка встречается в тундре. Шаман, по словам Кириса, с чучуной дела не имеет.