Илья Гурвич - Таинственный чучуна

• Название: Таинственный чучуна
• Автор: Илья Гурвич
• Издательство: Издательство “Мысль”
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1975

Приходилось ли Вам, читатель, слышать, чтобы расследование велось более трех десятилетий? Странный и редкий случай. Автору этой книги — этнографу довелось копить и сопоставлять факты, собирать показания, вещественные доказательства, осматривать места происшествий, анализировать малейшие улики, строить гипотезы, постепенно приближаясь к истине. Пришлось исследовать вероятность легенд, содержащих в себе явно криминалистические детали. Предстояло выяснить, не кроются ли под фольклорной оболочкой факты, связанные с убийством людей или каких-то реликтовых палеоантропов (первобытных людей). Легенды могли оказаться плодом фантазии их создателей, игрой воображения. Это обстоятельство не позволяло до окончания расследования выступать с какими-либо сообщениями, чтобы не оказаться в положении чудака, занимающегося поиском духов и привидений. Столь же неосмотрительным было предлагать научным институтам и обществам организовывать специальные экспедиции для выяснения этого вопроса.

---

Мне оставалось только подвести итоги. Чучуна, по представлениям населения верховий р. Оленёк, — сказочный персонаж, похожий на эвенкийскую людоедку чулугды. От человеческого в нем только то, что он похищает девушек и женится на них. Однако в низовьях, видимо, существовала, а возможно, и преобладала иная версия. Чучуна принимал здесь облик человека, охотящегося на оленей, нападающего на людей. В число шаманских духов и почитаемых потусторонних существ он не включался — это не дух тундры и тем более не дух перевалов. Как ни парадоксально, но эта версия воспринималась большинством как реальность.

Итак, загадка осталась загадкой. Но теперь стало ясно, что в различных районах чучуну представляли по-разному. Следовательно, сравнение и тщательный анализ устойчивых локальных версий могли бы указать на источник возникновения этих легенд и помочь подойти к таинственному незнакомцу. Мне казалось, что сбор легенд необходимо продолжить в первую очередь в низовьях Лены, где этих странных существ наделяли реалистическими чертами.

Однако после работы на далеком заполярном Оленёке материалы о неуловимом чучуне были отправлены в личный архив. Наверное, там бы они и остались, если бы насущные вопросы, связанные с освоением северных окраин, не привели меня вновь в 1950 г. в Якутию. Теперь это была другая страна. Почтовые станции исчезли. Авиация проникла в самые отдаленные уголки. Не только люди, но и олени перестали дивиться шуму авиационных моторов. В Якутске появились современные каменные здания. Мерзлотоведам в сотрудничестве с техниками удалось найти способ строительства на вечномерзлотных грунтах, врубить в лед трубы самого глубокого в мире якутского водопровода. Жизнь изменила облик Севера. Казалось, что прошли не считанные годы, а целая эпоха.

Якутия манила к себе геологов, биологов, ботаников, строителей. На библиотечных полках появились также работы археологов, лингвистов, историков и этнографов. Из тьмы веков вырисовывалась яркая, красочная, по-своему богатая значительными событиями история якутского края. Разумеется, диким людям в ней не было места, вернее, было, но двадцать — тридцать тысяч лет назад, о чем поведали археологи. Раскопки А. П. Окладникова показали, что люди проникли на Север вслед за отступавшим ледником. Преследуя мамонта, они появились в Якутии. Копья с каменными наконечниками были их оружием. Из бивней мамонтов, рогов дикого оленя сооружали эти первопроходцы остовы своих жилищ и покрывали шкурами. Но какое отношение к ним имеют легенды о современных диких людях? Воспоминания? Слишком наивно предполагать, что народы Севера могли сохранять память о событиях, отдаленных тысячелетиями. И все же Окладников записал в низовьях Лены любопытную легенду о диких людях. Она отличалась от тех, что мне приходилось слышать.

«Чучуна — племя полулюдей, полуживотных обитало здесь, на Севере. Внешний вид у них необычайный: голова как будто срослась вместе с туловищем, шеи не было. Цвет и твердость тела напоминали черный камень. Челюстей у них не было, и жевать они не умели. Когда ели пищу, проталкивали плечами, поднимая, опуская их и тем сокращая грудную клетку.

Дикие чучуна были большими пакостниками, устраивали разные проделки. Неожиданно появлялись ночью, кидали в спящих людей камнями со скал, затем исчезали во мраке ночи. Ловили оленей, завязывали им морды и отпускали так, чтобы они подохли с голоду; много оленей от того пропадало».

Рассказавший легенду девяностолетний Н. И. Петров, уроженец Хатылинского наслега, по прозвищу Огоччен, поведал еще о том, как во времена его молодости один знаменитый охотник эвен убил чучуну. «Узнав врага, он направил прямо к нему дуло своего ружья. Чучуна обыкновенно всегда обращается лицом именно в ту сторону, куда ему показывают жестами. Чучуна и на этот раз повернулся назад, в сторону, куда обращено было дуло ружья нашего охотника. Охотник выстрелил и убил его. Чучуна погиб, подняв руку вверх по направлению к небу и одну ногу тоже. Затем сразу скатился со скалы вниз головой в воду. При нем был, оказывается, лук деревянный со стрелой».

Первая часть легенды как будто бы подтверждала версию о том, что чучуна — плод фантазии северных якутов и эвенков. В отличие от оленёкского одноногого и однорукого чучуны облик нижнеленского на первый взгляд был еще более нелеп: голова сращена с туловищем, рот помещен где-то на затылке, так что в заглатывании пищи принимают участие плечи. Как возник этот образ? Личное творчество Огоччена? Мало вероятно. Другие легенды, записанные с его слов, близки к опубликованным в литературе. Старик, видимо, добросовестно пересказывал то, что ему пришлось слышать. Но почему же все-таки голова без шеи, рот на плечах?

Где-то мне уже встречалось такое описание северных людей. Я стал перебирать в памяти публикации фольклора и вспомнил. Да это же вариант легенды «О человецех незнаемых в восточной стороне»! Легенду разыскал, прокомментировал и опубликовал профессор Д. Н. Анучин. В XI веке русские представляли обитателей полунощной страны, по-видимому ненцев, безголовыми со ртом на плечах. Малица — глухая меховая рубаха с капюшоном, одежда жителей тундры, — скрывала шею; при надвинутом капюшоне и известной доле воображения и страха могло показаться, что на лице один рот. Видимо, эта древняя легенда, занесенная русскими землепроходцами в Якутию, слилась с легендой о чучуне. Как известно, в низовьях Оленёка и Лены еще в XIX веке обитали потомки русских промышленников и казаков, объединенных в Усть-Оленёкское крестьянское общество. Русские старожилы не чуждались окрестного населения, они владели якутским языком, женились на якутках и эвенкийках. Что же удивительного, что их фольклор повлиял на якутский. Если это так, то легенду о чучуне, возможно, следовало рассматривать как предание о каких-то реальных людях, осваивавших Север до прихода туда предков тунгусов (эвенков) и якутов.

Чтобы проверить это предположение, я по приезде в Якутск отправился в рукописный фонд Якутского филиала Академии наук. Это хранилище уже тогда получило известность среди специалистов. Здесь были сосредоточены записи олонхо, преданий, легенд, сказок, песен, пословиц, поговорок, собранные сотрудниками Института языка, литературы и истории в течение нескольких десятилетий. Интересовавшие меня предания оказались краткими и крайне схематичными.

В Центральной Якутии, по преданию, записанному большим знатоком фольклорных произведений С. И. Боло, до якутов обитали наделенные волшебной силой хара сагылы (черные лисицы). Они не могли сопротивляться нашествию якутов и были рассеяны. Отсюда и прозвище их —«ставшие ветром». В Вилюйском районе бытовало предание о туматах — охотниках с каменными орудиями, считавшихся людоедами.

В низовьях Лены будто бы жили глуповатые, недогадливые сортолы, подобные пошехонцам русских сказок. Сортолы собирали свет по совету своих мудрецов в кожаные сумки, чтобы осветить темные жилища, и несказанно удивлялись, что из этого ничего не выходит. При строительстве жилья, если бревна оказывались короткими, они пытались растянуть их. Бревно смазывали жиром, затем строители разбивались на две партии и тянули бревно с разных концов. Когда одна группа перетягивала другую, сильнейшие обвиняли слабых в нерадении. Возможно, и эту легенду, как и предание о людях без шеи, со ртом на плечах, занесли на Север русские землепроходцы.

Все эти предания, легенды свидетельствовали в общем об исчезнувших племенах древних обитателей Севера. В легендах о чучуне, напротив, рассказывалось о существе, обитающем в наши дни.

Оставалось сопоставить легенды о чучуне с преданиями о предшествующем населении у других народов Севера. Как-то в Институте этнографии мне довелось слушать сообщение Б. О. Долгих о поездке на Таймыр к энцам — одной из самых малочисленных народностей Севера. Мое внимание привлекла легенда, записанная им от знатока старины Р. Силкина, о приключении бравого тунгуса, убившего огромного волосатого голого человека. «Соблазнительно, конечно, было бы истолковывать этот образ, — сказал, комментируя легенду, Б. О. Долгих, — как известие о каких-то диких первобытных расах, что-нибудь вроде пресловутого «снежного человека», с которым сталкивались предки энцев. Но для этого у нас нет никаких данных, кроме фольклора». Мне вспомнились также саамские (лопарские) сказания о чакли — крошечных созданиях с мешочками золота за спиной. Это они населяли леса, горы, ущелья и пещеры Лапландии. Как гномы, чакли будто бы жили под землей. Рассказчики им приписывали такое же хозяйство, какое вели и саамы. Если чакли встречался обычному человеку и тот вступал с ним в переговоры, то чакли отвечал теми же словами, но в обратном порядке, хихикая и смеясь. В легендах чакли наделялись злобным характером. Они заманивали путников в каменные ущелья и здесь душили. От них откупались — бросали монетки. Здесь характерным было то, что чакли не предшествовали саамам, а сосуществовали с ними.