Илья Гурвич - Таинственный чучуна

• Название: Таинственный чучуна
• Автор: Илья Гурвич
• Издательство: Издательство “Мысль”
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1975

Приходилось ли Вам, читатель, слышать, чтобы расследование велось более трех десятилетий? Странный и редкий случай. Автору этой книги — этнографу довелось копить и сопоставлять факты, собирать показания, вещественные доказательства, осматривать места происшествий, анализировать малейшие улики, строить гипотезы, постепенно приближаясь к истине. Пришлось исследовать вероятность легенд, содержащих в себе явно криминалистические детали. Предстояло выяснить, не кроются ли под фольклорной оболочкой факты, связанные с убийством людей или каких-то реликтовых палеоантропов (первобытных людей). Легенды могли оказаться плодом фантазии их создателей, игрой воображения. Это обстоятельство не позволяло до окончания расследования выступать с какими-либо сообщениями, чтобы не оказаться в положении чудака, занимающегося поиском духов и привидений. Столь же неосмотрительным было предлагать научным институтам и обществам организовывать специальные экспедиции для выяснения этого вопроса.

---

А сколько написано о ненецких сииртя, человекоподобных существах, сказочных обитателях тундровых холмов? Это карлики, выходящие на поверхность земли только ночью. По одним легендам, они подбираются под покровом темноты к оленям, ловят их, и тогда на шкуре белых оленей появляются черные пятна; по другим — возникают перед человеком, которому суждено счастье, и, наконец, по третьим — это аборигены, осваивавшие тундру до прихода ненцев.

Археологические, этнографические и фольклорные данные убедительно свидетельствуют о том, что ненцам на Севере предшествовало население, жившее в землянках, занимавшееся охотой на морского зверя. По мнению специалистов, в образе сииртя запечатлелась память о пионерах, проникших в северные просторы тайги и тундры, — первых поселенцах этого сурового края.

Сопоставление ненецких и саамских легенд с легендами о чучуне как будто свидетельствовало об известных аналогиях. В самом деле, сииртя, так же как и чучуне, приписывается кража оленей, а чакли — непонимание человеческой речи. Но достаточное ли это основание для того, чтобы допустить, что в образе чучуны, так же как и в образе сииртя и чакли, запечатлелась лишь память о каких-то аборигенах тундры.

Может быть, все эти легенды — игра воображения? Не мирится мысль человека с тем, что до него, до его предков, до предков его предков земля была пустынна. Вакуум заполняли. Тут-то и срабатывала фантазия. Но она не могла полностью оторваться от действительности. Предшественники по закону логики должны были отличаться от обычных людей. Их представляли антиподами: если превосходят ростом обычного человека, возникали образы великанов, силой — людоедов, а если меньше нормальных людей — карликов. Последних, естественно, трудно наделить большой силой, и им приписывали волшебство. Ну а если думали, что предшественники не похожи на людей, то тогда возникали образы чудовищ.

Таким образом, сравнительно-фольклорные изыскания не позволяли разрешить вопрос. Оставался все тот же путь поиска истины — копить факты.

ГЛАВА 4. По следам легенды в низовья Лены

В Булунский район, расположенный в низовьях Лены, мне довелось попасть ранней весной 1951 года. Снег нестерпимо слепил глаза. Без темных очков я не решался выходить из помещения. Солнце сияло, освещая торосы на Лене. Приближалась пора белых полярных ночей. Успею ли до начала распутицы объехать булунские селения? Поселков мало, но связь между ними затруднена тундровым бездорожьем. Будет ли попутный транспорт? Весной езда по тундре — удовольствие, если в вашем распоряжении отдохнувшие олени; и мучение — если они усталые. Но где весной после зимнего сезона взять добрых оленей?

В райцентре деятельно готовились к весенней кампании завоза в тундру продовольствия, медикаментов, оборудования для оленеводов. Однако санный обоз меня не устраивал. Такое передвижение подорвало бы и без того скромный бюджет времени.

Как всегда, выручил случай. Тюмятинские охотники во главе с председателем колхоза по дороге с промысла заехали в Кюсюр — центр Булунского района. Выяснилось, что через два дня их караван двинется в сторону поселка Тюмяти. Свободные нарты найдутся. Захватить меня председатель согласился. Итак, в дорогу. Через сутки мы оказались на месте. Центральная усадьба — небольшой поселок. Ряды свежесрубленных домов. Весна здесь давала уже о себе знать. Жители сбрасывали снег с крыш, убирали снежные завалы, расчищали подходы к домам. Охотники спешили по зимнему пути завезти в тундру материал для ремонта пастей (ловушек на песца) и попутно, пользуясь светлым днем, подбрасывали своим семьям плавник — топливо, чтобы летом не приходилось носить дрова на спине. Сезон весенней охоты на диких оленей был в разгаре. Зверя били неподалеку от поселка, и правление колхоза на трудодни выдавало мясо. Приближался отел, поэтому оленеводов в Тюмяти я не застал. Они уже были в стадах.

Статистические сведения о населении, данные о хозяйстве колхоза мне удалось собрать быстро. Трудней оказалось найти старожилов, знающих маршруты кочевий, охотничьи обычаи, традиции, помнящих старину. Они уже покинули поселок, где провели долгую зиму, и перебрались на заимки готовить снасти или уехали в оленеводческие бригады.

С помощью членов правления колхоза на мою карту были нанесены маршруты кочевий оленеводов, излюбленные места рыбаков, речные переправы, где охотники поджидали диких оленей, возвращавшихся осенью из приморской тундры в лесотундру.

Во время одной из бесед с местными знатоками старины разговор зашел об охотничьих обычаях. Молодежь перестала им следовать, хотя память об охотничьих традициях, правилах, запретах сохранялась. Хозяином зверей считался Эхэкен — дедушка, он же якутский Бай-Баянай. В представлении рассказчиков это был веселый, шальной старик с всклокоченной бородой, одаривавший смертных своими богатствами — белками, лисицами, оленями. Считалось, что Баяная может видеть только шаман. Но благодарить духа охоты должен был каждый промысловик.

Я спросил, не является ли Эхэкен и хозяином тундры, и повелителем чучуны. Такая постановка вопроса озадачила моих собеседников. Одни говорили, что чучуна — это чудище из сказок, другие утверждали, что это человек-животное, питающееся дикими оленями.

— Вам бы Афанасия Шумилова расспросить, — сказал присутствовавший счетовод торговой точки, — он мертвого чучуна нашел. Вот напугался!

Это было важное сообщение. Живой свидетель!

— Где же этот Шумилов? — спросил я. Мои собеседники стали совещаться и выяснили, что он должен быть на заимке в двух кёсах (якутская миля, приблизительно десять верст) от поселка.

— Там со старухой век живет, рыбу ловит. Только стар, расскажет ли?

Двадцать верст в тундре зимой не расстояние. Оленей мне дали. В качестве помощника и переводчика со мной согласился поехать счетовод.

Апыы (так звали в поселке Афанасия) жил в небольшой якутской юрточке. Из трубы вился дымок. Нас встретили лаем две собаки — пушистые лайки. Но олени на них внимания не обратили. Я был представлен хозяину как «экспедиторский» человек. На столе появился чайник. Счетовод в качестве сопровождающего распоряжался привезенной нами провизией. Ночевать на заимке я не собирался и поэтому сразу после чая приступил к беседе.

На вопросы о промысле, местах расселения отдельных родов якутов и направлениях кочевок в прошлом старик отвечал толково, хотя и немногословно. Необходимо было переходить к цели моего визита. Я начал издалека. Напомнил, что в прошлом году в Булунском районе работал ботанический отряд, удивлявший население своими дотошными расспросами о местных названиях растений. Рассказав о геологах и географах, закончил тем, что для истории нужно знать все происшествия, разные случаи.

После такого вступления я попросил хозяина поведать о том, как он нашел мертвого чучуну. Вопрос смутил старика. Возможно, у него промелькнула мысль о запоздалом расследовании дела. Сомнения хозяина рассеял счетовод.

— Полно, огоньор (старик). Тут твою историю все знают. Видишь, вот из города прямо к тебе приехали. Уважают. Расскажи.

По словам Шумилова, когда-то в молодости он обычно летовал в дельте Лены на островке. Рыбачил, охотился. Дело было, видимо, в двадцатых годах — «советская власть только стала». Зимой, объезжая пасти, он заметил в одном распадке в осыпи торчащие мамонтовые бивни. Когда неподалеку осенью кочевали оленеводы, одолжил у них два учага (верховых оленя) и поехал искать бивни. Слышал, что «экспедиторские» люди за кость большие деньги давали, а в устье их пароход пришел. Один клык Шумилов отыскал быстро. Откопал. И стал искать второй.

Я поинтересовался, что он оставил на месте взятого клыка. Шумилов улыбнулся моей осведомленности и сказал, что захватил с собой лоскуток красного сукна, там и положил.

«Второй клык отыскать не смог. Видно, вода смыла. Проехал раз по распадку — нет, второй раз — тоже не вижу. Тут собака залаяла. Что-то нашла. Спешился, пошел посмотреть. Запах падали чувствую. Раздвинул кустарник, в яме человек лежит скорчившись, без шапки, волосы спутались, в шкуре, весь в земляной жиже, рядом копье. Кто бы это? Перевернул. Лицо все объедено мышами, черное, скулы торчат, глаз нет. Страшно стало. Замутило. Глянул на копье, понял — чучуна.

Кому еще быть? Наши здесь в тот год не охотились. Проезжавших я всех знал. Кинулся к своим оленям. Весь день ехал не оборачиваясь. Один олень устанет, на другого сажусь. Не знаю, как до дому добрался. Думал, заболею. Говорят, кто посмотрит, на чучуну — беда, ума лишится. Видно, у этого живая кровь ушла, потому и не заболел. Ну собрал все, захватил своих, и откочевали мы на низ к людям. Долго не говорил — боязно. Потом нашему председателю, тогда его «советом» звали, сказал. Да что он поделает. Так и кончилось. До начальства дело не дошло».