Лилиана Булатович - Сербский генерал Младич. Судьба защитника Отечества

• Название: Сербский генерал Младич. Судьба защитника Отечества
• Автор: Лилиана Булатович
• Издательство: ИХТИОС
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-8402-0348-3

Герой эпического полотна Лилианы Булатович «Сербский генерал Младич» представлен объёмно, ярко и убедительно. Материал прекрасно систематизирован. Вы не читаете сухие документы, а постоянно «слушаете» рассказы о нём — будь то биография, военное досье или годы сражений. О генерале повествуют те, кто с ним жил и рос в родном Калиновике в Боснии и Герцеговине, кто учился военному ремеслу в академии, боевые друзья и соратники, учёные, иностранные и сербские политические деятели, военные, журналисты. Некоторые наговаривают непосредственно автору, другие позволяют опубликовать свои дневники или записи времён войны, третьи предоставляют неоценимые документы, такие как, например, записи телефонных разговоров генерала…

Книга написана во времена, когда о генерале говорить не разрешалось, когда даже написанную книгу ожидало полное замалчивание. В книжные магазины книгу не брали, приходилось распространять её на улицах, в кафе и парках. Уже напечатанная книга пережила трудные дни: её изымали во время обысков, запрещали презентацию по всей стране, разгоняя собравшихся силами полиции. Но о ней узнали в России, где она нашла своих почитателей.

---

Я ничего не обещаю, но изо всех сил хочу им помочь. Не понимаю, как ни союзное, ни республиканское министерство не устроило это. У меня был телефон Милана Гверо, полковника ЮНА, а затем генерала Армии Республики Сербской. В те дни только и говорили, что генерал Младич ранен… На мой звонок отвечает его секретарь, а лучше сказать, его преданный соратник Райко. Он предлагает мне позвонить вечером.

«Добрый вечер. Говорит Лиляна Булатович. Я хотела бы поговорить с генералом Младичем!» Мужской голос отвечает загадочно: «Пожалуйста». Я ожидаю, что мне ответит другой голос. Между тем всё тот же голос продолжает: «Говорите…» Теперь я в недоумении: «Мне нужен генерал Младич…», а он смеётся и говорит: «Да он же у телефона…»

Так начался наш первый разговор. Как будто много лет не виделись и не разговаривали. Когда я ему сказала, почему позвонила, он меня спросил, могу ли я поручиться за них и гарантировать, что они честно напишут о том, что он им расскажет. Нет, я не могу дать гарантию, но их привёз и ручается за них человек, которому я доверяю и который организовал всё это из Милана в то время, когда нас никто не любит и не желает слышать. Я уповаю на его ответственность. «Я приму их под твое слово», — ответил он мне, и меня обрадовал голос человека, который только что общался со своим народом, со своими бойцами на боевых позициях рядом с их родными очагами, на пепелищах домов их прадедов…

Мы договариваемся очень просто — встречаемся в понедельник в полдень в Хан-Пиеске. В воскресенье утром мне звонит генерал Гверо и подтверждает, что все в порядке. На границе в Зворнике будут предупреждены о нашем приезде, равно как и все военные патрули по пути. Сказал еще, что прибудет наш священник из Триеста, Илья Ивич, чтобы помочь с переводом.

В тот же вечер в Земунском ресторане я встречаюсь с коллегами-журналистами и сообщаю им радостную весть. Их трое: независимый фоторепортер Джеймс Савойя, комментатор еженедельника «Дженте» Гаспаре ди Скалфани и внешнеполитический комментатор ежедневной газеты «Ил Джорно» Ангело Феррари. Конечно же, они обрадовались, но и встревожились — насколько это опасно лезть туда, в войну… Савойя, который до этого уже побывал на всех войнах, кроме Вьетнама, подшучивал над своими коллегами, усиливая этим страх…

День десятого января выдался солнечным, хотя и холодным… На «границе» пограничники встретили нас очень любезно, явно предупреждённые, о чем идет речь. Мы берём в машину одного храбреца-солдата, чтобы подвезти его до Власеницы. Он нам рассказывает о себе: ему 23 года, родился в Кладане, в доме прадеда. И Кладань, и его сожженный родной дом сейчас под властью мусульман, или, как он говорит, турок! Мать и младший брат приютились в части маленькой квартирки во Власенице… Мы проезжаем по сожженным поселкам… До этой войны наш красивый и разговорчивый молодой спутник работал в Нови-Саде. Он ремесленник, и ему хорошо работалось у одного частника. Война застала его при исполнении воинской службы в ЮНА, оттуда всё и пошло и продолжается уже четыре года. Хозяин зовёт его вернуться на работу, но ему это и в голову не приходит. Драшкович комментирует: «Вот тебе и патриотизм!»

«Называйте это как хотите, но я не могу бросить своих друзей в такой беде и наслаждаться мирной жизнью в Нови-Саде. Не мог бы ни спать, ни есть, ни даже жить там. До тех пор, пока не освободим здесь всё…»

Вдруг его лицо по-детски засветилось, как будто он вдалеке увидел мать или брата. Прерывает рассказ и говорит: «Вон Рашо… видите — наш Рашо поехал…» И провожает взглядом колонну из нескольких автомашин.

Радован Караджич, действительно, в этот день проследовал этой дорогой в Биелину, где состоялось еще одно заседание скупщины Республики Сербской. Назавтра он опять отправлялся в Женеву с попыткой договориться о свободном государственно-созидательном будущем сербского народа в Сербской республике. Спрашиваю молодого человека, как он узнал, что это Караджич. Знаю его машину, отвечает. И рад его видеть. Потому что он лучше всех говорит от имени сербов с этими гадами по свету…

«А генерал Младич, как он вам?» — спрашиваю я его потом. Он сразу вытягивается, хотя и так ростом высок: «О, он нам и генерал, и отец, и друг. Он — наша сила, госпожа! Ему ничего не стоит приехать на передовую и повести нас против этих проклятых наёмников, купленных в разных исламских странах, чтобы уничтожить нас на нашей земле… Это вам скажет любой солдат. Он и храбр, и умен, и честен, и наш…»

Мы проезжаем по разоренным местам. Много военных патрулей. В одном из них — девушка. Статная. Спрашиваю юношу: «А как с любовью? Молодость проходит…»

«Эх, разговорился я с вами, но раз вы меня спрашиваете… С этим здесь мука. Все девушки пошли на войну. Мне одна приглянулась, и я всё придумывал, как бы к ней подойти. Расспрашивал о ней. А однажды послали меня с патрулем арестовать одного нашего за то, что он будто бы украл что-то. Не нравится мне это делать, но приказ есть приказ. Подходим мы к его дому — а перед домом та самая девушка! В одной руке пистолет, а другая на дверном замке. Меня как будто что-то резануло по животу. Как она сюда попала? А она кричит нам: «Стойте, где стоите. Знаю, зачем пришли. Моего брата оклеветали, сказали, что он вор…» Мы было двинулись ближе, а она направила дуло прямо на нас — только двиньтесь, мол, всех вас перебью… Ну, а потом было, что было. Договорились, и она вместе с братом пошла в комендатуру, но любовь мою к ней как рукой сняло. Я и так навидался дикости, но она была уж слишком жестокой…»

Вышел наш Милан у Власеницы. Пойдёт к матери переодеться. Неделю был на передовой. Повидается с матерью, а младший брат заменит его…

В Хан-Пиеске нас встретили гостеприимно. Часть военного командования разместилась в некогда красивой довоенной гостинице. Нас встретил генерал Джордже Джукич и пригласил в свою канцелярию. Угостили нас, как полагается, кофе и домашней ракией[18] (принесли в подарок какие-то хозяева). Через пару минут сообщили, что скоро придет генерал Младич.

Атмосфера как бы заколыхалась. Солдаты, да и офицеры, готовились к его приходу. Как только появился, сразу же о чем-то громко заговорил, широко улыбаясь. Прежде всего мы спросили о здоровье, так как слышали, что он ранен. Нате, смотрите сами — в ответ развел руки генерал Младич. Все мы были взволнованы. Признаюсь, восхищённая, я передала ему мою небольшую книжку о корнях и последствиях усташского терроризма «Смерть — их ремесло» (написанную совместно с Божо Спасичем). Попросила фоторепортёра сфотографировать нас вместе. Он это с радостью сделал…

Тут наконец-то лед был растоплен — прежде чем приступили к расспросам, как только журналисты были представлены генералу, он их приветствовал весьма живописно, и даже, можно сказать, романтично: «Вам и вашей Италии я желаю вечного солнца, которым вы будете освещать весь мир…»

Слушаю, кое-что записываю, но больше слежу за реакцией остальных. Джеймс Савойя был завоёван сразу: это я поняла по его взгляду. Журналисты же старались придерживаться заранее принятой позы, навязанной негативной информацией. Но все это рассыпалось под натиском ораторского искусства генерала Младича в толковании их вопросов и манере его ответов.

Когда его спросили о мотивах войны в Боснии и Герцеговине, он сказал: «Я мечтаю о том, чтобы войны больше не было никогда. Чтобы и само слово «война» было запрещено между людьми… Чтобы оружие больше не выпускали даже как игрушку. Но причины войны кроются в том, что историческое прошлое не расставило всё на свои места на Балканах. Не впервые на этой территории воюют друг с другом два христианских народа. Не забывайте, что сербы никогда не были завоевателями. Даже и сейчас…»

Когда Гаспаре ди Скалфани спросил: «Как же так получилось, что в мире сложилось такое плохое мнение о Вас, генерал?», Младич прервал его надменной покровительственной усмешкой: «Да, эту войну начали моя страна и мой народ, да, мы захватчики… Этот вопрос оскорбителен. Но, однако, это делает мне честь, что в странах-подстрекателях войны на Балканах мне создаётся имидж опасного бойца… Туджман и Алия объявили войну моему народу, лучше сказать, начали её без объявления, не признав нас народом. Прозвали нас четниками. Мы же всё ещё не объявили войну тем, кто напал на нас. Находясь в блокаде, под санкциями, мы — народ, который никому не объявлял войну, который защищается. А мировое сообщество защищает агрессоров и вершителей геноцида. Оно открыло бухты смерти на Адриатике для наших детей: в Риеке, в Пуле, Сплите, Дубровнике… Италия с самого начала войны не заявила ни о какой помощи нашему народу. И этому я действительно удивляюсь, потому что и во время Первой и Второй мировых войн итальянцы много помогали.

Хотя во время Второй мировой войны итальянцы были нашими противниками, мне спасли жизнь итальянские солдаты, которые некоторое время размещались в нашем доме в Калиновике, где я родился. Это были солдаты итальянской дивизии «Мурдже», которая была перед тем сильно побита усташами в каньоне Неретвы. Моя мать переболела тифом, и у нее перегорело молоко. Один солдат, сам отец пятерых детей, подкармливал меня и спас мне жизнь. Жаль, что мне не удалось найти его за все эти годы. Все думал — будет ещё время…»