В. Бирюк - Догонялки

• Название: Догонялки
• Автор: В. Бирюк
• Жанр: Фэнтези

---

Масса связей, слухов, воспоминаний, любви и ненависти, и людей — их носителей, окружают каждого человека с самого рождения. Человек постоянно живёт в этом коконе из нитей человеческих эмоций. Кокон, который его защищает от несчастий, опасностей окружающей среды. Пожар? Болезнь? Война? Вокруг масса народа, которые считают нужным тебе помочь. Не смотреть на тебя как на колоду берёзовую, мимо пролетающую, а как на человека. Знакомого, понятного, своего.

А я здесь — «нелюдь». Чужак, выскочка, попаданец… Есть много слов. Но суть одна. Суть простая — не «наследный государь».

Макиавелли даёт несколько советов таким, не «от дедов-прадедов» правителям. Смысл которых очень прост: «все обиды надо наносить сразу». Уничтожить максимальное количество потенциальных противников одномоментно, в одной большой бойне. А потом спокойно проявлять милость, уменьшая количество жестокостей.

Мне ещё хуже: я не вижу своих противников, я не понимаю — кто из туземцев скоро им станет. Аутизм у меня. Да я их просто не различаю! Одетых в серо-коричевое, бесформенное, кудлатых, бородатых под глаза — мужиков. Чуть более светлых, но тоже вполне бесформенных, замотанных по самые глаза — баб.

Поэтому всех — «пропустить через грохот». Максимально быстро, достаточно резко. Выявить таланты. Хотя бы — талант подчинения, покорности, дисциплинированности, исполнительности. «Сказано — сделано». Мною — «сказано», тобой — «сделано». И — талант «непокорности». Таких — в «избоину».

Уже лежал снег, как однажды вечером на дворе бурно, явно на чужого, залаяли собаки. Прибежавший дежурный воротник Хохрякович несколько растерянно сообщил:

— Боярич, эта… тама… ну вот такой!.. Вот те крест! Тебя ищет.

«Вот такой!» и вправду был велик ростом и широк в плечах. Особенно, в куче своих шкур. Однако, стоило ему смести снег с бороды и усов, да снять шапку…

— Опа! Могутка! Ты ли это?! Давай, разоблачайся. Домна, помнишь проводника моего? Сообрази-ка гостю с морозца чего горяченького. Сбитень будешь? Ну, садись, гость дорогой. Рассказывай как живёшь-можешь.

«Ладно ль за лесом иль худо
И какое в дебрях чудо».

Ещё одна моя «догонялочка» пришла. Ростом — самая большая. Могутка, наш проводник из «отравительской веси», у которого я вытащил из памяти и показал смерть его матери, сирота-приёмыш из неизвестного народа, выросший в могучего охотника в маленьком лесном селении. И полгода не прошло, как он привёл нас с Ивашкой, Николаем и Марьяной сюда, вот к этой Пердуновке, где тогда был ещё владетелем дед Перун. Потом довёл до Рябиновки, где тогда был ещё живой управитель Доман. Из-за соли для Могутки я тогда с Доманом и сцепился. И понеслось… Поленом по голове, поруб, раскачка Храбрита, «убийца зятя — приёмный сын»…

Да уж… Как интенсивно я здесь живу! Времени-то всего чуть, а наворотил уже кучу всего. И всё равно — не успеваю. Быстрее надо. Быстрее взрослеть, быстрее людей собирать, быстрее печки белые делать…

Ванька! Эти слова — как тот замок древненовгородский: узлом завязал, в дырку пробкой заткнул и пробку заподлицо срезал. Потому что вытаскивать такие задачи на передний план…

«Торопыжка был голодный
Проглотил утюг холодный».

«Утюг» должен быть горячий. Иначе — толку не будет.

Могутка притащил здоровенный мешок и начал доставать из него разные вещи:

— Вот, стал быть, дозволь поклониться тебе лисой доброй. Матёрый лис был. Вона, аж седину в шкуре видать. Неделю, почитай, в лесу сидел, поджидал, разбойничка рыжего. Прими, боярич, не побрезгуй. А вот — зайчишек набитых пяток.

Хороших зайчишек Могутка взял. Это, насколько я понимаю, заяц-беляк. Мех снежно-белый, кроме чёрных кончиков ушей. У русака такого чистого белого окраса не бывает.

— А вот, медку лесного бочонок маленький. Не обессудь, господине, нету ныне более. А вот… сеструха с соседками вышивала. Запомнили-то бабы наши, что ты плат на голове носишь да вяжешь его по-своему. Вот и вышили скачным жемчугом как запомнили. Прими, Иване, от чистого сердца. Ты уж прости ежели мы чего по скудоумию своему… Мы ж люди лесные, вежеству необученные, ежели что не так, прости неразумность нашу…

Что такие учтивые речи даются Могутке с немалым трудом — хорошо видно. Аж пот на лбу выступил. Кто-то его учил, кто-то эту торжественную речь ему придумал да заставил наизусть выучить. Уж не сестра ли его? Вспомнилось, как дрожала над её горлом заточенная до бритвенности, первый раз взятая в руки, моя половецкая шашечка. Как хотелось просто отпустить клинок, чуть ослабить хват, чуть мизинчиком потянуть… Как сминалась в моей руке грудь этой женщины, затаившей дыхание, не рискующей даже взглянуть мне в глаза. «Зверь Лютый». Там это первый раз прозвучало.

Во, уже есть про что и мемуары писать. Но — а чего это он так? Подарки, поклоны… Расставались-то мы с ним без поклонов-прогибов, по-товарищески.

— Могута, давай по делу. Коротко суть.

— Эта… А чего — не любы подарки? Дык мы ж… ну… нет богачества-то. Откуда?

— Любы. Спасибо. В чём беда?

— Да уж. Экий ты, Иване… прозорливец. Я ж помню: как я с отседова-то уходил, ты ж мне и припас дал и сказал-то на дорогу: «Нужен буду — найдёшь». Вишь ты как. Будто знал. Вот меня, стал быть, и того… ну… прислали. Просить, стал быть. Ну, я вот и пришёл. Подарки-то как? Угодили? Или — так себе?

— Могута! Кончай. Говорун из тебя… Дело давай.

Могута ещё дважды пытался переключиться на подарки. Из чего я понял, что подарки собирались большой командой и сопровождались бурным обсуждением. Что были разные мнения, и он очень переживает — правильно ли он отдал, «по вежеству» ли, и те ли слова сказал, потому как в лесу-то он, конечно… но вот слова всякие, или там подношения с поклонами…

Я уж собрался его побить. Но, наконец, охотник прорвался через дебри своих междометий и изложил, хоть и петляя как пьяный заяц по сугробам, суть проблемы.

Наше посещение «отравительской веси» было катастрофическим. Хуже набега поганых. Только что — не сожгли. Но мы перебили почти всё взрослое население. Как мужское, так и женское. Главной причиной, как я теперь понимаю, был мой собственный страх. Наскочить в глухих лесных дебрях, не понимая, как тут вообще ходят и живут, на попытку разбоя со стороны туземцев. А потом — на попытку отравления… Два подряд смертельно опасных наезда… А в обжитые места не сунешься — там сыск идёт по золоту смоленской княжны… Вот я с перепугу и угробил такую кучу народу. Наверняка можно было как-то… Мягче, что ли.

Мы с Могуткой и остальными ушли, а соседи с недалёкого хутора тут же заявились в беззащитную весь. Не для — «пограбить», а для — «похолопить». Слов таких сказано не было, а по факту дело было сделано. Кого — побили, кого — добили, баб с девками — изнасиловали. Жильё, майно и скот, естественно — приспособили под себя.

Тут из леса вышел вернувшийся из похода Могутка. Точнее — не вышел. Он же охотник, а не воин. Углядев с околицы произошедшие за время его отсутствия изменения, он устроил на новоявленных рабовладельцев охоту. И остался один. Один-единственный мужик, пара битых подростков и штук десять баб от 12 и старше. Половина: свеженькие «новобрачные поневоле». Ещё десятка четыре детишек. Кони, скот есть, дома стоят, нивы колосятся… Хозяйство в обоих селениях — на мази. Живи — не хочу. Точнее — не могу. Потому, что мужиков нет. Сестра этого Могутки оказалась толковой бабой и сделала невозможное: местные и пришлые не перегрызлись между собой, а, простив друг другу обиды, попытались справиться с образовавшимся хозяйством. И это им почти удалось: скот не потеряли и хлеб сжали. Даже часть обмолотили. А дальше — труба. Дальше смерть. Сперва холодная, потом голодная.

Дров они запасти не смогли — сил не хватает. На хворосте долго не проживёшь — собирать замучаешься. Сена нормально не накосили, осеннюю рыбалку с поколкой — пропустили. Наконец, стал санный путь, и по замёрзшим болотам вот-вот появятся торговцы. А такая ущербная, беззащитная весь — ну просто очевидная добыча. И для разбойничков, и для работорговцев. Или — сама в зиму вымрет.

Единственная защита для такой общины — сильный покровитель. Боярин. Из бояр, которых пейзане знают, первым вспомнили самое недавнее имя — Марьяна Акимовна Рябина. Вот Могутку и послали посмотреть — как в Рябиновке дела и примут ли их тут, христа ради, от голода и холода спастись.

Я ж говорил: мир — сущность очень связная. В одном месте дёрнешь — из другого такое толпами вылетит…

— А зачем вам спасаться? Я ныне владетелем признанный сын. Селище это — моё. Давай-ка я тебя повожу да что тут у меня — покажу. А ты прикинь — не пойти ли вам всей весью ко мне в вотчину?

Весь следующий день я показывал Могуте селение. И избы поставленные, и заимку, и кирпичный завод. А Ивашко с Николаем, Потаней и Хрысем собрали обоз в два десятка саней. Край не ближний, но пока снегопады не пошли, можно быстро обернуться.