Николай Соколов - Образование Венецианской колониальной империи

• Название: Образование Венецианской колониальной империи
• Автор: Николай Соколов
• Издательство: Издательство Саратовского университета
• Жанр: История
• Год: 1963

От автора OCR:

О причинах плохого качества источника, с которого выполнен OCR, см. в биографии автора (ссылка выше).

Пример исправленных грубых опечаток:

В источнике:

109. Договор напечатан у Креймайра по специально для него сделанной выписке из венец. архива (цит. соч., т. I, стр. 467, 648).

{Фамилия дана неверно; также сомнительно, чтобы одна выписка из архива располагалась не на двух страницах подряд, а через 181 страницу от ее начала}.

Исправленный вариант:

109. Договор напечатан у Кречмайра по специально для него сделанной выписке из венец. архива (цит. соч., т. I, стр. 467, 468).

---

В этом же 1188 г., по сообщению «Кратких венецианских анналов» венецианцы «с большим флотом — воины и великое множество прочего люда — отправились на помощь св. гробу».[1149] Венецианский флот прибыл под Тир и здесь остановился. В 1189 г. он принял участие при осаде Акры, которая подвигалась крайне медленно, на этот раз вследствие соперничества двух претендентов на королевский трон поставленного под вопрос королевства, Гюи де Луизиньяна и Конрада Монферратского. Венецианцы выполняли свою обычную роль при осаде береговых городов: они блокировали Акру с моря. Один из продолжателей Кафаро сообщает, что и генуэзцы также приняли участие в этой операции.[1150] Участие Лигурийской республики, которой в Акре также принадлежала одна треть, было, однако, незначительным, так как в 1187 г. возобновилась война между нею и Пизой[1151], а внутри ее раздирали политические распри.[1152] Это нисколько не способствовало подъему воинственного настроения сынов республики св. Марка, и они выполняли принятую ими на себя задачу блокады крайне небрежно. Этою небрежностью только можно объяснить, что туркам удалось прорваться в гавань осажденного города и подать ему помощь людьми и припасами. Вследствие всего этого осада безнадежно затягивалась. Казалось бы, венецианцы должны были понимать, что таким образом они могут окончательно потерять город, в котором у них были такие значительные экономические интересы. Они несомненно это и понимали, но они знали также, что к «св. земле» приближались флоты французского и английского королей и потому можно было ожидать, когда Акра, как спелый плод, сама попадет в их руки. Венецианцы не любили затрачивать усилий там, где можно было обойтись без них. С холодною расчетливостью купцов они предоставляли другим делать их дело. «Крестоносные болваны» не всегда понимали и тем менее правильно оценивали эту политику.[1153]

В 1191 г. под Акру явились англичане и французы. Положение осажденного города ухудшилось. Хотя между осаждавшими по-прежнему не было согласия, и к прежним распрям Гюи и Конрада присоединилось соперничество двух королей, а венецианцы по-прежнему держались роли наблюдателей, тем не менее силы осажденных падали. В июне 1191 г. город был, наконец, взят. Венецианцы выдержали всю осаду: они не могли покинуть Акры, не закрепив за собою принадлежащую им часть города и его окрестностей. Как только венецианцы убедились в том, что их права останутся ненарушенными, они почли свою миссию на Востоке законченной и отправились в Венецию.

Венецианцы убедились, что наступательная сила мусульманского мира, если не была сломлена, то во всяком случае серьезно заторможена. Правда, в руках «неверных» оставался Иерусалим… Но какое дело было венецианским купцам до этого, если приморские города Сирии были к их услугам, если товарные потоки, двигавшиеся на Запад караванными путями, не могли миновать их рук. Яффа, Арсур, Цезарея, Кайфа, Акра, Сканделион, Тир, Сарепта, Сидон, Берит, старый Библ, Триполи, Арад, Тортоза, Лаодикея были для них важнее, чем Назарет, Вифлеем, Иерусалим.

Таким образом, без особых усилий, без тяжелых затрат людских сил и материальных рессурсов, политики св. Марка сумели отстоять в Сирии те позиции, которые им удалось занять в первоначальный «героический» период их участия в колонизационном движении Запада. Их первоначально активный «напор на Восток» уступил место в дальнейшем дипломатической деятельности. При помощи ее они пополнили и закрепили сделанные приобретения. Они не останавливались на этом пути даже перед тем, чтобы вступать в переговоры и заручаться привилегиями от таких лиц, которые сами были лишь претендентами. В 1191 г. Конрад Монферратский, избранный королем уже не существовавшего в сущности королевства, подтвердил венецианцам все договора и привилегии, которые они получили от Иерусалимских королей, их прелатов и баронов.[1154]

В результате усилий нескольких десятилетий на сирийском побережье возникла целая сеть венецианских экстерриториальных пунктов, торговых дворов, значительная часть ее будущей колониальной империи. Значение этих приобретений, однако, может быть по настоящему оценено в свете тех успехов, которых правящая венецианская плутократия в это же время добилась на все еще обширных пространствах Византийской империи.

Глава восьмая Венеция и Византия в их взаимоотношениях в XII в.

«Венецианская политика логически была направлена к поддержанию Римской империи Востока. Но это должно было иметь место до тех пор, пока эта империя была связана непосредственно или через какое-либо посредство с интересами романизма, который вскормил ее со дня ее рождения. Когда же Восточная империя, насыщенная эллинизмом или подчинившись влиянию славизма, потеряла свое единение с Западом и обнаружила дух ему прямо противоположный, изменилась и венецианская политика»…[1155] Так, по воле фашистского «историка», Венеция превратилась в борца за дело «романизма» в пределах империи Востока против эллинизма и славизма этой империи. Это оказано об италийской республике, которая с остервенелой ненавистью боролась против других итальянских республик, оставаясь в наилучших отношениях с мусульманскими государями; о республике, которая отказалась доставить в Европу из Александрии отпущенных мусульманами западно-европейских пленников, которые не смогли оплатить проезда и которых Саладин, для того, чтобы пристыдить этих «носителей романского духа», отправил в Европу на собственный счет…[1156]

Никто так не был чужд всяким национальным, религиозным, моральным и иным «идеям», как сын св. Марка. Политика правящей венецианской знати, знати арматоров, купцов и ростовщиков, была всегда и неизменно политикой строгого материального расчета, чуждого всяких «предрассудков». Политика Венеции по отношению к Византии может быть понята только с этой точки зрения во всякое время, а в XII веке в особенности.

Взаимоотношения Венеции и Византии в XII в. могут быть правильно поняты и оценены только с точки зрения последовательно проводимой в это время венецианцами политики «натиска на Восток». В этой политике Византия занимала важнейшее место. Сирийские операции, как ни важны они по своим последствиям, были стимулированы общеевропейским колонизационным потоком на Восток и без этого последнего не были бы возможны; внедрение в поры Византийской империи было самостоятельной и последовательно проводимой политикой Венеции, все более и более агрессивной по мере ослабления Восточной империи.

1. «Мирное» проникновение Венеции в сферу жизненных экономических интересов Византийской империи.

Во второй половине XI в. Византийская империя находилась в исключительно трудном положении. Катастрофа при Манцикерте и последующие неудачи продвинули турецкие владения к самым берегам Пропонтиды, и из окон императорского дворца можно было видеть на востоке горы, которые уже не принадлежали империи.[1157] На севере и северо-западе наседали варвары, от времени до времени поднималась Болгария, усилилась агрессивная политика Венгрии. На западе была потеряна Далмация и стремилась к независимости Сербия.[1158] В южной Италии появился и быстро усиливался новый враг, мечтавший о византийском наследстве, — норманы. Внутри остатков страны торжествовали феодалы, финансы были расстроены, армия — ничтожна, флот почти отсутствовал.[1159] Императорская власть переходила из рук в руки в атмосфере придворных интриг и преступлений. Классовые антагонизмы находили выражение в народных волнениях и религиозных распрях.

В этих условиях самая наглая агрессия могла сойти за братскую помощь и дружескую поддержку. Венецианские дипломаты, всегда стремившиеся даже неблаговидным делам придать некоторое подобие законности и приличия, вымогали у одряхлевшей империи одну уступку за другой, неизменно добиваясь со стороны своей жертвы признания, что эти уступки — заслуженное вознаграждение за очень важные услуги. Хрисовул императора Алексея I, которым открывается венецианская политика «напора» в пределы Византии и который стал своеобразным стандартом венецианских домогательств на почве Византийской империи, начинается с перечисления их заслуг: «Они, построив большое количество кораблей, явились под Эпидамн (Драч); они в помощь нам (императору) представили многочисленное войско морской пехоты (viri navi pugnantes); они победили своим флотом преступный вражеский флот».[1160] Все это более или менее близко к действительности, хотя, как мы видели, венецианцы защищали в этом случае также и свои собственные интересы. Но и хрисовул Иоанна Комнина, вынужденный разбойным нападением венецианского флота на владения Византии, также начинался с указания на заслуги Венеции перед империей: «Они, — говорилось здесь о венецианцах, — без колебаний и с готовностью сражались против врагов… да и в будущем снова обещают со своей готовностью сражаться за Романию»…, а «то, что они за последнее время наделали плохого (quae paulo ante ab eis male gesta sunt) император им простил и принял их обращение».[1161] Венецианские источники, конечно, идут еще далее и автор «Истории дожей венецианских» прямо говорит: «Венецианцы всегда были защитниками Романии».[1162]