Николай Соколов - Образование Венецианской колониальной империи

• Название: Образование Венецианской колониальной империи
• Автор: Николай Соколов
• Издательство: Издательство Саратовского университета
• Жанр: История
• Год: 1963

От автора OCR:

О причинах плохого качества источника, с которого выполнен OCR, см. в биографии автора (ссылка выше).

Пример исправленных грубых опечаток:

В источнике:

109. Договор напечатан у Креймайра по специально для него сделанной выписке из венец. архива (цит. соч., т. I, стр. 467, 648).

{Фамилия дана неверно; также сомнительно, чтобы одна выписка из архива располагалась не на двух страницах подряд, а через 181 страницу от ее начала}.

Исправленный вариант:

109. Договор напечатан у Кречмайра по специально для него сделанной выписке из венец. архива (цит. соч., т. I, стр. 467, 468).

---

«Всегдашние защитники Романии» за услуги, оказанные в борьбе против норманов, потребовали от императора Алексая признания за дожем титула «дукса Далмации и Хорватии», и добились этого.[1163] В 1082 г. последовал знаменитый хрисовул, создававший для венецианских купцов исключительное положение во владениях империи. В Константинополе Венеции был уступлен целый квартал со всеми лавками и мастерскими, которые здесь находились, и три морских причала в пределах этого квартала. Это была территория, тянувшаяся по южному берегу Золотого Рога в непосредственной близости от Босфора.[1164] Свобода торговли предоставлена была венецианцам на всем пространстве империи, причем как покупка, так и продажа товаров должны быть свободны от всякого обложения. Не довольствуясь этими общими формулировками, венецианцы настояли на перечислении всех важнейших портовых городов как в Европе, так и в Азии, и даже таких, которые в данное время не находились в распоряжении константинопольского императора.[1165] Здесь мы видим Родосто, Силиврию, Гераклею — города на Пропонтиде в непосредственной близости от Константинополя; Адрианополь и Абидос; многочисленные города и порты по побережью Эллады — Деметриаду, Афины, Фивы, Коринф, Навплию, Корон и Модон; гавани на Эпирском побережье — Драч, Авлону, Водуницу; некоторые острова, как Хиос; порты и города Сирии и Малой Азии — Селевкию с Антиохией[1166], Мамистру, Тарс, Аталию, Адану. Столь же пунктуальными были венецианские дипломаты и по части права их купцов не платить различных налогов, действительно многочисленных и разнообразных, с которыми торговому люду приходилось иметь дело на территории Византии: в договоре перечислены шесть различных налогов с прибавкой «и другие».[1167]

Одновременно, желая ущемить своих тогдашних конкурентов по торговле с Византией, амальфитанцев, венецианские дипломаты добились обложения в пользу св. Марка ежегодными взносами в три номисмы с каждого амальфитанского предприятия, — «льгота» в своем роде беспрецедентная в истории. Греческие чиновники, нарушители хрисовула, подлежали штрафу в 10 фунтов золота, т. е. в 720 перперов, и четырехкратному возмещению причиненного венецианским купцам ущерба. Высокие византийские титулы должны были украсить особу дожа и патриарха Градо: первый именуется протосевастом, второй — ипертимоном.[1168] Наконец, две церкви — одна в Константинополе, другая в Драче — были переданы венецианцам, причем, разумеется, с теми доходами, которые они получали.[1169] Чтобы понять значение этой последней уступки, надо принять во внимание тот религиозный антагонизм, который существовал в это время, после разрыва между восточной и западной церквами в 1054 г., между католическим и греческим духовенством, но Алексей не остановился и перед этой, несомненно крайне неприятной греческому духовенству уступкой.

По сравнению с грамотой царей Василия и Константина от конца X в., хрисовул императора Алексея, с точки зрения венецианских интересов, был огромным шагом вперед, с точки же зрения интересов империи, едва ли он может найти себе оправдание даже в том, почти безвыходном, положении, в котором она находилась в момент водворения на троне новой династии. Хрисовул наносил огромный ущерб финансам империи; он ставил торговлю собственных «ромейских» купцов в крайне невыгодное положение по сравнению с их западными конкурентами и должен был вызвать справедливое негодование в деловых византийских кругах против венецианских купцов. Выгоды, предоставлявшиеся этим документом Венеции, были настолько велики, что представители республики св. Марка целое столетие цепко будут держаться за дарованные им привилегии, добиваясь подтверждения их от всех новых императоров и перенеся обязанность такого подтверждения на их преемников, императоров Латинской империи.

Венеция, разумеется, готова была поддерживать политику империи всюду, где это не расходилось с ее собственными интересами или было выгодно ей самой; но в Византии очень влиятельные круги считали, что эти уступки все-таки покупаются слишком дорогой ценой. Эта мысль должна была крепнуть по мере того, как политическое положение империи становилсь более устойчивым. События 1107 и 1108 гг., когда Византия должна была вновь вступить в борьбу с норманами, были доказательством этой перемены.

На этот раз противником Византии выступил Боемунд, попытавшийся противопоставить ей силы италийских норманов и антиохийокого княжества, а также авантюристов разных стран, собранных Боемундом под предлогом помощи крестоносцам на Востоке. Боемунд осенью 1107 г. высадился в Авлоне и, направившись к северу, осадил Драч, — Боемунд действовал по старому норманскому рецепту. Венеция, к которой Алексей обратился за помощью, мобилизовала свои морские силы и направила их в 1108 г. в воды южной Адриатики.[1170] К этому времени, однако, выяснилось, что сил, приведенных в движение самим императором, было достаточно, чтобы отвратить нависшую над владениями империи угрозу. Боемунд был окружен под Драчем войсками Алексея, на море сицилийский флот потерпел поражение, и таким образом, осаждающие сами оказались в осаде. Боемунду, вместо фантастических мечтаний сделаться распорядителем судеб Романии, пришлось признать себя вместе с княжеством Антиохийским в вассальной зависимости от императора Алексея. Война была быстро закончена. Нам неизвестно в точности, в чем заключалась в этой войне роль, которую сыграл венецианский флот, ясно одно: роль эта не была значительной, иначе венецианские анналисты не преминули бы рассказать о заслугах своих соотечественников, да и Анна Комнина, вообще не склонная замалчивать венецианских заслуг, ничего не говорит о венецианской помощи в этой второй войне Алексея против норманов.[1171] Достигнутые результаты, однако, могли вполне удовлетворить венецианских политиков: оба берега морского прохода на Восток остались в разных руках.

Этот успех должен был заставить задуматься и Алексея над целесообразностью тех жертв, которые несла Византия в пользу своего союзника, но при Алексее дело до открытого разрыва не дошло, — император считался, быть может, с возможностью новых конфликтов на Востоке и на Западе, когда дружественные отношения с Венецией могли оказаться необходимыми. Иначе взглянул на это дело преемник Алексея, Иоанн Комнин. Он не спешил подтвердить хрисовул своего отца, а когда венецианцы напомнили ему об этом, то он ответил отказом: положение дел в империи, по мнению Калоиоанна, не оправдывало политики его отца в отношении Венеции.[1172]

Венецианцы начали тогда, как мы знаем, военные действия. С большим флотом Доменико Микьеле отправился на Восток, для того, чтобы поддержать там пошатнувшиеся дела крестоносцев и упрочить собственные позиции в Сирии; но по дороге туда и обратно венецианский, флот постарался причинить весь вред, какой только было возможно, владениям неподатливого императора. Как мы уже видели, по дороге к берегам Сирии венецианцы осаждали Корфу, а закончив операции в Сирии взятием Тира, напали на острова Эгейского моря. С возмутительной жестокостью расправлялись они с ни в чем неповинным населением этих островов. Вот взят город Родос, в гавани которого венецианский флот и венецианские торговые корабли всегда укрывались на время зимней непогоды, и венецианцы, «перебив врагов и взяв пленных, причем ускользнуть удалось лишь немногим, частично разрушили город».[1173] Затем венецианский флот направился к Хиосу и в то время, когда одна часть флота здесь зимовала, другая опустошила Самос, Митилену на Лесбосе, Андрос и ряд других островов. Разбойники всюду грабили мирное население и делили между собою награбленное.[1174] «Стены городов, — пишет Фульхерий Шартрский, — разрушались, взрослые и девушки жалости, достойным образом, забирались в плен, разное добро увозилось с собой… Мы в Иерусалиме, — продолжает Фульхерий, — благочестно скорбели».[1175] Разбойники, захватив с собой «мощи св. Исидора с острова Хиоса» и камень из Палестины, «на котором сидел спаситель», вернулись в Венецию.[1176] Это было в 1125 г., а в следующем, 1126 г., они собирались организовать новую экспедицию, на этот раз против Ионических островов.[1177] Калоиоанн не мог приостановить военными мероприятиями этого разбоя, — греческий флот не был достаточно силен, чтобы померяться силами с венецианским флотом. Мольбы о помощи, которые неслись в столицу с островов и побережий Эгейского моря, заставили Калоиоанна быть более сговорчивым. С другой стороны, и венецианцы, уже несколько лет лишенные тех привилегий, к которым они привыкли в предшествующее царствование, не видели в награбленной добыче достаточной компенсации своих потерь. Это предрасполагало обе стороны к заключению мира.[1178]

Восстановление мира сопровождалось подтверждением хрисовула императора Алексея I, причем текст его был воспроизведен почти дословно. Таким образом, венецианцы с 1126 г. опять пользуются в пределах Византии исключительными привилегиями.[1179]