Джон Швед - КОСМОС – МЕСТО ЧТО НАДО (Жизни и эпохи Сан Ра)

• Название: КОСМОС – МЕСТО ЧТО НАДО (Жизни и эпохи Сан Ра)
• Автор: Джон Швед
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997

ОТ ПЕРЕВОДЧИКА

Когда Пол Блей впервые услышал в каком-то клубе Орнетта Коулмена и Дона Черри, их никто не хотел слушать. Посетители один за другим уходили. Карла Блей сказала ему: "Эти ребята всё играют точно на четверть тона выше." "Я знаю", — ответил Пол. "Мы должны взять их на работу." "Зачем?" "Нам нужно узнать, как это делается."

И действительно — только вот этим "как это делается" я могу объяснить тот факт, что некоторые люди реально ч и т а ю т продукцию нашего скромного издательства. Что такого особенно интересного в книгах про маргинальных музыкантов? Как говорил Заппа — "что такого захватывающего в человеке, который целыми днями сидит и рисует на бумаге чёрные точки? Пусть лучше думают, что я безумствую." Жизнь музыканта (если отвлечься от иногда имеющих место оргий в гостиничных номерах) вообще скучна и однообразна — сочинил, записал, исполнил. Украл — выпил — в тюрьму, украл — выпил — в тюрьму. Романтика!

Если серьёзно, то самым интересным моментом во всём этом мне кажется то, каким образом явным — мягко говоря — чудакам удаётся не то что выжить, но и некоторым образом реализоваться в условиях практически полного отсутствия интереса к их творчеству со стороны и публики, и критики. Ещё более интересна сама механика магического акта творчества (именно благодаря которой люди типа Сан Ра превращают толпу чёрных бездельников в духовное сообщество единомышленников), но об этом в книжках не прочитаешь. Я это знаю не хуже остальных, и тем не менее продолжаю заниматься тем, чем занимаюсь — потому что не могу потерять надежду хотя бы приблизиться к осознанию этого непостижимого феномена. Моя работа, конечно, не лишена недостатков, но давайте скажем прямо — тем, чем занимаюсь я, не занимается больше никто. А уж хорошо или плохо получается — судить не мне. Чего же боле.

В связи со всем этим мне пришла в голову мысль, что я не имею никакого полного римского права лишать вас удовольствия выразить своё отношение к моей работе более ощутимым образом, чем обычно. (С социологической точки зрения это также будет небезынтересно.) Вся прошлая, настоящая и будущая продукция Cachanoff Fucking Factory была, есть и будет бесплатна, но если вдруг кому-то захочется поддержать меня материально, то для этой цели на яндекс-деньгах существует ящик 41001310308057. Всё туда положенное будет принято с благодарностью, а если вам будет угодно назвать своё имя, оно войдёт в раздел special thanks нашего следующего продукта. Сейчас же хочу сказать большое искреннее спасибо Дмитрию Сенчакову, Григорию Чикнаверову, Сергею Юшину, Майку Севбо, читателям cachanoff.livejournal.com и p2p-сообществу Soulseek.

ПК. 27 сентября 2011.

---

Благодаря изучению науки, Египта и духовных знаний Сонни услышал о провидцах и культурных революционерах конца XIX века, известных под общим названием теософов. Первой была мадам Елена П. Блаватская — рождённая в России мистическая проповедница, распространившая свою собственную версию египетских, индийских и гностических оккультных идей по всему Западу; она продвигала в массы понятие о более высокой реальности и с течением времени меняла собственный духовный облик. Как считалось, она была посвящена в тайны друзитов, изучала шаманские ритуалы в Новом Орлеане, наблюдала ритуалы дервишей, пробиралась по развалинам Юкатана, спала в пирамиде Хеопса, исследовала японские верования ямабуси, совещалась с коптскими магами и, наконец, провела семь лет в обществе группы махатм в тибетской долине — они стали её духовными проводниками в мир тайн вселенной. Блаватская оказала невероятное влияние на настроение рубежа столетий — она вдохновила Эдисона на исследование теософского применения фонографа; направила русского композитора-мистика Скрябина в сторону экспериментов с синтетической композицией и световыми органами. Теософия лежала в основе Прометея, «Поэмы экстаза», пятой симфонии Скрябина (в которой хор и публика были облачены в белые одежды, а орган играл светом и цветами), а также была источником планируемого окончательного произведения композитора — Мистерии, сочинения длиной в неделю, которое своим финалом должно было в буквальном смысле разрушить мир и поднять человечество на высший уровень бытия.

Из сочинений Блаватской Сонни узнал о всех тайных обществах (реальных и воображаемых), которые были предшественниками теософии — розенкрейцерах, гимнософах, Жрецах Изиды, пифагорейцах, Халдейском Братстве, Хранителях Орфических Тайн, Великом Белом Братстве Мастеров в Луксоре. В Тайной Доктрине он читал комментарии Блаватской к Дарвину — она заявляла, что «корневые расы» образовались на земле от жителей Луны, как одна из ступенек движения духов от планеты к планете на разных стадиях космической эволюции.

В работах одного из последователей Блаватской, Рудольфа Штайнера, он увидел немца, пытавшегося при помощи научных методов соединить повседневность с духовными мирами. Несмотря на то, что Штайнер был учёным, он больше всех прочих теософов разбирался в искусстве и считал его центром своего духовного проекта. Он глубоко изучил архитектуру, продолжил теорию цвета Гёте и, на основе вагнеровского представления о Gesamtkunstwerk — произведении искусства, в котором все искусства объединятся в драме — разработал Пьесы-Мистерии, в которых духовное развитие персонажей прослеживалось с помощью музыки, цвета, речи, движения и декораций. При помощи эвритмии — «видимой речи и песни» — он понял, что танцевальные ритмы были задействованы в создании космоса и увидел необходимость восстановления ритма в современной жизни, как средства общения с миром духов.

Затем из сочинений Петра Демьяновича Успенского Сонни открыл для себя странного греко-армянского мистика Георгия Ивановича Гурджиева. При помощи синтеза числового символизма, пифагорейского музыковедения, каббалы, физики, эзотерического христианства, теософии и интереса к театру и музыке Гурджиев увидел, что человек живёт по привычке, он спит — и должен быть пробужден от этого сна; что у человека есть такие возможности, которые невозможно себе представить в обычной жизни. Требовалось при помощи шока выводить людей из их сонного состояния, и музыка с танцем были средствами пробуждения эмоциональной непосредственности. Взяв на себя роль шутника-гуру в компании интеллектуалов и художников, которые часто жили вместе с ним в одной общине, Гурджиев своей жизнью оказал на многих людей громадное влияние — даже на тех, кто никогда его не видел.

В частности, особенное впечатление на Сонни произвела книга Успенского Новая модель вселенной; он очень серьёзно отнёсся к мыслям автора о пределах научной аргументации — особенно в столь важных вопросах, как теория эволюции и необходимость проникновения за пределы того, что называется объективным и субъективным подходом, для того, чтобы ответить на вопросы, иначе не поддающиеся разрешению.

Ключевыми идеями, которые он почерпнул из своего изучения теософии были те, что подкрепляли его собственные воззрения: что Библия должна быть демифологизирована, расшифрована и приведена в соответствие с современной жизнью; что возможно объединить все отрасли знания; что вселенная организована иерархическим образом, и силы духов переходят с уровня на уровень, при этом влияя на земную жизнь; что существуют харизматичные вожди, у которых есть средства для раскрытия этих тайн.

Теперь всё само плыло к нему — одна идея вела к другой непредсказуемым путём, и это были странные идеи и причудливые ассоциации. Иногда среди прочитанного он видел смысл только в одном слове, но рано или поздно это слово соединялось с другими, и в конце концов образовывалась всеобщая связь… относительность, синхронность, телепатия, ясновидение, левитация… все части одного целого. После многих лет скитаний и множества белых пятен и тупиков, в которых он оказывался, он начал находить в прочитанном указание пути; перед ним открывалась золотая дорога — она вела его сквозь жизненные преграды, сосредотачивала его грёзы и фантазии, проясняла то, что он должен был знать всегда — что есть нечто большее, чем Бирмингем, чем Чикаго, чем сама земля, и во всём этом у него есть предопределённая роль: он был тайным агентом Создателя. При помощи музыки он пересечёт границу реальности и проникнет в миф; с её помощью он построит мост в другое измерение, в лучший мир; танцзалы, клубы и театры можно будет превратить в алтари, сцены драм и ритуалов, и хотя люди будут идти туда, чтобы услышать музыку, именно они станут инструментом, посредством которого она будет говорить — на нём он создаст звук силуэтов, образов и предсказаний завтрашнего дня… и всё это будет замаскировано под джаз.

Глава 3

О репетициях группы среди музыкантов ходили легенды. Хотя Сонни говорил, что это подготовка для выступлений на публике, часто казалось, что музыка — это подтекст некого более обширного плана, не всегда ясного музыкантам. Обучение и указания оркестру были идеально связаны между собой, и общение проводилось при помощи неортодоксальных методов — даже в рамках традиции, которая сама по себе осознанно уклонялась от всего обыкновенного. Сонни тщательно демонстрировал, моделировал и описывал то, что он желает получить от музыкантов — как в музыкальном, так и в метафорическом смысле. Он хотел, чтобы они призвали на помощь духовные ресурсы, простирающиеся дальше образованности и знания: «Если ты не можешь вовлечь в творческий процесс свой дух, ты не сможешь одолеть деструктивные стихии на земле.» Маршалл Аллен говорил, что «Сан Ра научил меня переводить дух на язык музыки. Дух не ошибается.» Это значило, что нужно забыть фундаментальные правила, технику, метод, стиль — забыть «музыку». Однако соглашаясь на эти требования, музыканты часто чувствовали себя невеждами, выставленными на осмеяние. Именно таково и было его намерение: «Неведение — это голос духа.» У них даже были тренировки и упражнения по духовной дисциплине. Во время гастролей, когда музыканты начинали думать о том, как бы автобус не ушёл без них, Сонни требовал, чтобы они без спешки распаковали и вновь уложили свой багаж. «Дух не поведёт тебя по неправильному пути.» И в большинстве случаев, по их словам, либо отправление автобуса задерживалось, либо случалось что-то другое — но они на него успевали. Тем не менее на этом этапе из группы ушли многие — главным образом хорошо подготовленные музыканты, которым была не по душе эта регламентация.

Сонни не говорил, как нужно играть на том или ином инструменте — он говорил, какие звуки из него нужно извлечь, и каким образом и на что они должны были воздействовать; это был совершенно другой уровень творчества. Для активации этого другого уровня он прибегал к парадоксальным формам общения. «Он путём запутывания добивался нужного исполнения», — говорил фаготист Джеймс Джаксон:

Как-то раз он сказал мне: «Джаксон, сыграй всё то, чего ты не знаешь! Ты поразишься тому, чего ты не знаешь. Ты не знаешь просто целую бесконечность.» В другой раз он сказал: «Знаешь, сколько нот между «до» и «ре»? Если ты будешь работать с этими тонами, ты сможешь сыграть природу — а природа не знает нот. Вот почему в разных религиях есть колокола — они звучат как переходные тона. Вы не музыканты, вы исследователи тонов.»

Исследователи тонов. Не музыканты. В этом для Сонни была ключевая разница. Они исследовали звук, экспериментировали, а не воссоздавали нечто уже существующее. Тоны. Не ноты. Каждая нота «до» должна была отличаться звучанием от всех других «до» — иметь свой определённый тембр и громкость. Если тебя волнуют ноты, ты завязнешь в конкретных правилах и системах; но стоит тебе услышать музыку как совокупность тонов, как ты получишь возможность приладить любой тон к любому другому. И «ты услышишь, что слышал Билли Стрэйхорн в той подзёмке, которая вдохновила его на сочинение "Take The A Train".»