Виктор Андриянов - Архипелаг OST. Судьба рабов «Третьего рейха» в их свидетельствах, письмах и документах

• Название: Архипелаг OST. Судьба рабов «Третьего рейха» в их свидетельствах, письмах и документах
• Автор: Виктор Андриянов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: История
• Год: 2005
• ISBN: 5-235-02809-0

Свыше пяти миллионов наших соотечественников угнала фашистская Германия в годы Великой Отечественной войны на каторгу. Их называли «восточными рабочими». О судьбах рабов Третьего рейха рассказывает документальная повесть писателя Виктора Андриянова «Архипелаг OST». Она основана на свидетельствах самих остарбайтеров, архивных документах и восстанавливает малоизвестные страницы недавней истории.

---

Елена Попова (Колесниченко), г. Калининград, Московская обл.:

«Всем, кто решил поднять эту тему, рассказать о жизни «восточных рабочих», выражаю сердечную благодарность и готова помочь своей памятью восстановить эту страницу нашей истории.

Неутихающая боль, незаживающая рана, неугасающая память — вот что это такое. Я видела, как теперь в наши дни, уже немолодые женщины и мужчины виновато опускали глаза при одном упоминании слова «Германия». А в анкетах на вопрос, был ли за границей, в плену, они отвечали «Нет».

Совсем недавно я встретила женщину из нашего микрорайона и узнала ее — она была со мной в одном лагере в г. Бланкенбурге. Я вспомнила даже, как ее зовут — Варя, где она спала, как платочек повязывала. Но она отказалась: нет, говорит. Это была не я.

Может быть, я ошиблась. А может быть, не прошел еще страх у людей. Люди подчинялись силе. Даже взрослые. А что говорить о нас, шестнадцатилетних?! Слава богу, вспомнили о нас. И хотя жизнь моя сложилась удачно, но ведь сложила-то я ее сама. Вроде бы, ТАМ и не была. Была, была, еще как была. Мой номер 2021 и все, все, что связано с той страшной и унизительной жизнью, я прошла».

Анатолий Иванович Бурштын:

«В июне 1945 года после освобождения меня призвали в армию. И тут же наш взвод получил задание сопровождать из Германии в СССР 12 тысяч лошадей, угнанных когда-то так же, как и мы. Гнали лошадей до города Орша в Белоруссии. Вспоминаю, какие мы были счастливые, возвращая добро нашей Родине.

После армии закончил строительный техникум и заочный инженерно-строительный институт в Москве, в 1961 году стал коммунистом. Женат, две дочери, растет внучка.

Все послевоенные годы занимался строительством, был прорабом, главным инженером — спокойная, мирная, трудовая жизнь. Но всегда в сердце — боль, боль за поруганную юность, за унижение человеческого достоинства, за рабство».

Мария Прокофьевна Толок:

«Я устроилась на работу. Была на заводской Доске почета, вступила в комсомол — свой комсомольский билет храню до сих пор. Но, когда пришло время по возрасту выходить из комсомола и я сказала одному партийному работнику, что хотела бы вступить кандидатом в члены партии, знаете, что услышала?!

— Ты, Маруся, хороший человек, но ты ведь в Германии была.

Лагерный номер у меня был 54, вышвырнула его в день освобождения, a OST, мне кажется, я сняла только сегодня, написав это письмо».

Владимир Коваленко вернулся из лагерей в свою Аджамку, окончил десятилетку и поступил на юрфак Львовского университета им. Франко. После университета работал в управлении юстиции по Закарпатской области, а дальше — сокращение…

«Из-за того, что я был угнан в Германию, меня не рекомендовали в народные судьи, не присвоили офицерского звания, хотя я сдал госэкзамен по артиллерии на «отлично» и на «хорошо» выполнил практическую стрельбу на Яворовском стрельбище. При первой же возможности меня удалили из госаппарата: там не место клейменым.

По правде сказать, я не обижаюсь. Что стоят мои переживания и невзгоды против горя и страданий миллионов военнопленных, замученных в фашистских и наших «родных» лагерях, куда они попадали после возвращения на Родину. А у меня все-таки есть специальность и работа — я адвокат».

Павел Никитович Дерунец:

«После освобождения меня зачислили в рабочий батальон, направили убирать урожай, а в ноябре 1945 года призвали в армию, хотя и говорили, что мы все изменники Родины и Сталин нас за это расстреляет. А какой я мог быть изменник Родины в 14 лет?

Смотрю на снимки «восточных рабочих» и вспоминаю те далекие годы. Пусть на нашей планете никогда не будет фашизма. Последние 30 лет работал в органах связи. Сам, без жены, воспитал троих детей, растим с ними внуков».

Нина Павловна Прохоренко, пос. Чесма, Челябинская обл.:

«Поздно вечером весточка облетела деревню Ясенки, что я с бабушкой вернулась из Германии. Мама встретила нас на лошадке. Это я хорошо помню и никогда не забуду, как мама кинулась ко мне и кричала: «Доченька, я знала, что ты живая». Но я стояла, как столбик, отталкивала маму и пригорталась к бабушке: «Ты не моя мама, моя мама была в черном платке». Мама пуще плакала и причитала, мол, вспомни, доченька, я же твоя мама, это немец проклятый нас с тобой разлучил. Долго не поддавалось детское сердечко. Мама до конца жизни не могла вспомнить, в каком она была платке, когда фашисты угнали нас.

Нашелся брат Коля — он долго скитался по лесам, чудом отыскал тетю Александру, она его приютила. Вернулся раненый отец. Строили мы себе дом без отца. Мама ведром глину носила, а мы котелочками…»

Алексеи Тимофеевич Сапсай, г. Брест:

«Несколько дней думал: писать или не писать. О чем писать? Письмо получится длинное, но как поет В. Толкунова, я не могу иначе. Прожить десятилетия после войны неполноценным человеком в своей стране — это тяжело и страшно. До войны и сразу после нее в анкетах, листках по учету кадров были вопросы: служил ли в белых армиях, состоял ли в других партиях, состоял ли в оппозиции? На эти вопросы отвечали наши деды и отцы. Для нас после войны добавились новые вопросы: был ли на оккупированной территории? Где? Когда?

Был. И не только на оккупированной территории, был в фашистских лагерях. Это не пятно в биографии, а тяжелый камень на шее на всю оставшуюся жизнь.

В 1959 году я написал заявление о приеме в партию. Коммунисты дали рекомендации, значит, поверили, собрание первичной парторганизации единогласно приняло — тоже поверили. Потом дело пошло в политотдел соединения. Секретарь парткомиссии вызвал меня одного и сказал:

— Когда во время войны освобождали оккупированную территорию, молодежь немедленно призывали в армию. Давали оружие и в бой. Погиб — искупил вину. (Какую? — думал я, слушая этого демагога.) Остался жив — повезло. Так проверяли преданность Родине.

А так как я через такое сито не прошел, то принимать меня в партию он не будет. Парткомиссия мое дело не рассматривала. Знала она об этом разговоре или нет, мне неизвестно.

Об этом я никогда и никому не рассказывал. Но воспоминания травят душу. Уже в 80-е годы я по совместительству чуть подрабатывал. Дополнительный приработок не получал, а вносил в Фонд мира. Об этом узнала студентка факультета журналистики из Минска и пришла ко мне домой поговорить, чтобы потом написать. Но когда она услышала о Германии, гут же сказала, что этот материал не пойдет. Мол, я не тот герой, который нужен. Видимо, и деньги мои неполноценные, хотя перечислял я их от всей души. Из этой исповеди, возможно, ни одна строка не увидит света. Но хоть раз я должен сказать: я честно трудился более сорока лет, не имея ни одного взыскания, получил несколько десятков поощрений. И сейчас по мере сил занимаюсь патриотическим воспитанием молодежи. Ведь я живу в Бресте, где гордо высится непокоренная Брестская крепость».

Варвара Власовна Яцук:

«Дома нашей большой, дружной семьи не оказалось. Одна сестра не вернулась из Германии, говорят, попала под бомбежку и погибла. Вторая сестра эвакуировалась вместе с заводом в Тбилиси, папа и брат еще не вернулись с фронта, а моя болезненная мамочка, взяв трехлетнюю дочку, мою младшую сестренку, уехала на Украину к бабушке. Только через несколько лет наша семья собралась вместе, но уже не все. Погибли папа и сестра, ушла рано из жизни мама. А во всем виновата война. Виновата в том, что мы не доучились, потеряли родных, свое здоровье, потеряли три года жизни. Эти годы навсегда остались рубцом в моей памяти, в моем сердце».

Анна Петровна Ворожбит:

«Нас упрекали за то, что мы были в Германии. Говорили: надо было идти в лес, а какой у нас лес, у нас поле кругом. И рожь шумит, как море. И что было удивительно: те люди, которые при немецкой власти нас отправляли в Германию, теперь упрекали. Я очень люблю свою Родину, никогда у меня не было в мыслях изменить ей. Да, из нашего села была увезена в Германию моя одноклассница. Вышла там замуж и сейчас живет в Америке, посылает домой посылки, заграничные вещи. И другие завидуют. Но я — нет. Мы вернулись домой, чтобы поднимать страну из руин, и не стонали, что нам тяжело, хотя буханка хлеба на рынке была 15 рублей, а мы получали по 300 граммов».

И. Дубровская, г. Харьков:

«Вернулась я домой осенью 1945 года. Вернулась одна. Тетя, которую угнали вместе со мной, погибла в Германии. Я сама из Оренбурга, там закончила семь классов, за десять дней до начала войны приехала к тете в Орловскую область, погостить.

Не буду писать о своем горьком детстве — отца репрессировали в 1937 году. Не буду вздыхать о послевоенных годах, сейчас у меня все хорошо. Замечательный муж, две взрослые дочери, трое внучат. И главное — теперь люди свободно дышат. Не будет у нас больше «врагов народа», ЧСИР и других «изменников» Родины. Работаю в железнодорожной поликлинике. Врач-терапевт».