Виктор Андриянов - Архипелаг OST. Судьба рабов «Третьего рейха» в их свидетельствах, письмах и документах

• Название: Архипелаг OST. Судьба рабов «Третьего рейха» в их свидетельствах, письмах и документах
• Автор: Виктор Андриянов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: История
• Год: 2005
• ISBN: 5-235-02809-0

Свыше пяти миллионов наших соотечественников угнала фашистская Германия в годы Великой Отечественной войны на каторгу. Их называли «восточными рабочими». О судьбах рабов Третьего рейха рассказывает документальная повесть писателя Виктора Андриянова «Архипелаг OST». Она основана на свидетельствах самих остарбайтеров, архивных документах и восстанавливает малоизвестные страницы недавней истории.

---

Анна Трофимовна Балым:

«Пишу вам из села Павлыш Кировоградской области, известного благодаря нашему учителю Сухомл и некому. Угнали из нашего села в рабство 500 душ. И много-много могилок осталось на немецкой земле.

Вернувшись, я сразу пошла работать в колхоз. Проработала на свиноферме 40 лет. Платили мало тогда, в 50-е годы.

Пенсию получала сначала 28 рублей, потом немного подняли. Семью и детей из-за такой жизни не смогла завести. Теперь, одинокая, живу с сестрой, тоже одинокой и больной. Помогает нам соседка, но она сама инвалид III группы. Как прожить на такие деньги, когда пенсии не хватает на машину угля и дров?!»

Юрий Николаевич Тихомиров:

«После освобождения я служил в Советской Армии. Отслужив, вернулся в родной Днепропетровск. Работал на заводе, учился в Киевском университете. Был журналистом и переводчиком, пока не вышел на пенсию».

Геннадий Андреев, г. Санкт-Петербург:

«Мне было 15 лет, когда увезли на принудительные работы. С тех пор прошло много времени. И чем старше я становлюсь, чем ближе конец жизни, тем острее чувствую обиду. И, если быть откровенным, даже злюсь за ту встречу, которую нам уготовили дома.

Сталинские «рыцари без страха и упрека» встречали нас как потенциальных врагов. Сначала шли допросы при особых отделах, затем во «Временное удостоверение личности» (его выдавали вместо паспорта) вписывали, что «выдано на основании справки о прохождении фильтрации». Эта фраза ограничивала места проживания и передвижения. У многих, в том числе и у меня, жизнь, не успев начаться, оказалась исковерканной. Большинство даже боялись говорить о том, что были в Германии. Трудно, а то и невозможно было поступить учиться, некоторых не принимали в комсомол. Недоверие и подозрительность окружали нас.

Хочется спросить: думает ли кто-нибудь теперь исправить, а точнее, компенсировать зло, причиненное тысячам людей, вся вина которых состояла в том, что оккупанты их увезли на принудительные работы? По этому счету нужно расплачиваться. Время идет. И все меньше остается в живых тех, кто, вернувшись на Родину, подвергался необоснованным репрессиям».

Петр Семенович Герасимов, г. Мариуполь, Донецкая обл.:

«Мы возвращались домой. Казалось бы, мучения наши кончились, но не тут-то было. На границе в каждый вагон вошли по два бойца-пограничника с автоматами и, назвав нас изменниками Родины, сказали, что при попытке к бегству будут стрелять без предупреждения. Из Выборга нас увезли в лагерь за колючей проволокой, где мы проходили так называемую госпроверку. Только в ноябре дали мне работу в леспромхозе в Новгородской области. Опять же с клеймом незаслуженным — изменника Родины и без права выезда. Никаких условий жилья, голодный паек.

И я решил в 1946 г. самовольно уехать в родной мне Мариуполь. Но не тут-то было. Меня арестовали и осудили за «самоволку» на 5 лет. Но в 1948 г. освободили. И я устроился на завод «Азовсталь» в рельсобалочный цех вальцетокарем. Правда, и здесь клеймо изменника долгие годы висело над головой.

У меня хорошая семья — дочь Лена окончила Харьковский университет по химии, замужем за военным, растят двоих детей. Сын Вова окончил военную академию, у него тоже двое детей. Я и моя жена, Анна Афанасьевна — пенсионеры, ветераны труда. Я еще помогаю на родной «Азовстали» готовить молодых людей по своей профессии вальцетокаря, награжден медалью, почетными знаками победителя соревнования за многие годы.

А сейчас ответьте мне, пожалуйста, если можете, зачем навешивали на нас ярлык изменников? Видимо, с этим ярлыком и номером 171 375 я и помру?»

Да, многие рабы рейха возвращались на родину не сами по себе. Из них формировали рабочие батальоны и, не спрашивая согласия, отправляли на заводы, шахты, стройки.

18 сентября 1945 года Оргбюро ЦК ВКП(б) поручило парторганизациям проверить на местах подготовку к зиме жилых домов, промышленных предприятий и коммунально-бытовых учреждений.

Сталинград, завод «Баррикады». Более 2000 рабочих и служащих живут «во временно приспособленных помещениях, в том числе в подвалах — 192 человека, в блиндажах и землянках — 230 и в полуразрушенных зданиях— 1846 человек». Женское общежитие. На 240 работниц «имеется лишь 4 стола и 15 табуретов. Топливо, как правило, хранится в комнатах». Завод № 264, комната № 4. «Рабочие спят, одевшись, укрывшись сверху грязной спецодеждой. Имеются случаи завшивленности».

Тракторный завод. 1500 репатриированных рабочих размещены в прачечной и школе № 4. Более тысячи рабочих с семьями проживают в подвалах жилых домов № 504, 536, 513, 517 и других. В блиндажах, сараях и землянках живут 138 рабочих с семьями».

Справку, из которой я привел лишь некоторые факты, направил в Москву и. о. заместителя уполномоченного КПК при ЦК ВКП(б) по Сталинградской области Цвиклист. Буквально через несколько дней последовала реакция: секретарь ЦК ВКП(б) Маленков «записку т. Цвинклист направил в Госплан СССР товарищу Вознесенскому, Совмин РСФСР товарищу Косыгину, Главснаблес т. Лопухову…» Дальше перечисляется еще десяток ведомств, говорится, кому что поручено и какие меры приняты.

Много лет еще эти документы были закрытыми и мало кто знал о рабочих батальонах, об эшелонах репатриируемых. Эти люди были словно исключены из общества, а их судьбы запечатаны в архивах под грифом «Совершенно секретно».

«Прибывшие на 1 января 1946 г., согласно постановления СНК СССР, в Главсталинградстрой 11 263 рабочих (из числа репатриированных) размещены в наскоро приспособленных помещениях с большой скученностью, — говорится в справке, адресованной из Сталинграда председателю КПК при ЦК ВКП(б) А. А. Андрееву 11 января 1946 года. — В общежитии установлены 2-х и даже 3-х ярусные нары. Постельных принадлежностей недостает (одеял и белья почти нет). Теплой одежды и обуви многие не имеют. Дисциплина у них очень низкая, а необходимая систематическая политико-воспитательная работа почти не проводится. В связи с этим ежедневно в среднем на работу выходят лишь 3600 человек». (РГЛНИ. Ф. 6. On. 6. Д. 603. Л. 23–24).

Вот о чем думается, когда читаешь эти и другие документы, запечатанные на десятки лет в архивах. От кого таились? От ребят, попавших с немецких нар на советские? От сталинградцев, минчан, воронежцев? Так люди сами видели, в каких условиях живут их напарники? От властей? Но и власть сама — партийный аппарат, советский — добивалась, чтоб условия жизни репатриантов, наших сограждан, ни в чем не повинных ни перед страной, ни перед строем, стали хотя бы сносными. Может быть, ответ в том, что кремлевскому хозяину, который продиктовал постановление Совнаркома Союза о репатриации и разделил репатриантов по наркоматам, видел в них только безликую рабочую силу? Одной из черт крепостнической России Василий Ключевский считал невольный обязательный труд крестьян в пользу государства. Похоже на годы, о которых мы говорим, если добавим к крестьянам рабочих?

Галина Николаевна Мазниченко:

«В августе 1945 года я вернулась домой, в родные места, но было трудно там жить, все вспоминалось. Да и люди, которые продавали душу и совесть фашистам, жили там, такие везде пристроятся. Я не могла спокойно жить и видеть их постоянно. Это было сверх моих сил. И я завербовалась на Камчатку, где проработала до пенсии. Имею двоих детей: дочь и сына, внучку и внука».

Анна Меланин, г. Гайсин, Винницкая обл.:

«Как уехала из дома, так и пропала, ни писем, ни телеграмм. Ничего, ничего родные не знали, где я, живали. И вот иду я с вокзала, а улица у нас прямая и длинная. Я иду, а из ворот люди выходят, то с тем задержусь, то с другим. А наш дом в конце улицы, маме кто-то передал, что Аня приехала. Мать, вижу, выбегает из ворот и кричит, и все на себе рвет от радости. Они с братишкой считали, что меня уже нет на свете. Приехала я слабенькая, худенькая, стриженая. Так что ждала, чтобы волосы выросли и немного окрепнуть. Тогда с братишкой и сфотографировались уже в 1946 году. Посылаю вам фотографию, там у меня на левой руке виден мой номер — 48 307, а моя девичья фамилия Городецкая».

Евгения Васильевна Коноблева, г. Воронеж:

«Меня угнали в Германию еще девчонкой, вместе с мамой, папой, братишками десяти и четырех лет. Наверное, мы были последним эшелоном невольников из-под Ленинграда. Наши подошли близко, по ночам пушки слыхать, а нас запихнули в «телятники» и повезли в Неметчину. Поселили за колючую проволоку, в бараки. Там двухъярусные нары из конца в конец. На работу, с работы — колонной, под конвоем автоматчиков с овчарками. Работали на заводе по 12 часов. Меня поставили к конвейеру красить какие-то детали. Мажешь-мажешь эти проклятые железки, аж руки отваливаются и в глазах темнеет. Кормили только работающих, детям мы от своих паек отделяли. Для получения баланды и хлеба давали талоны. Напечатали их немцы еще в 1936 году. Все предусмотрели, даже систему кормления невольников.