Имре Лакатос - Фаллибилизм против фальсификационизма

• Название: Фаллибилизм против фальсификационизма
• Автор: Имре Лакатос
• Жанр: Философия

Вторая глава из главного труда Имре Лакатоса "Фальсификация и методология научно-исследовательских программ", опубликованного в 1968 г. как доклад, представленный “Аристотелевскому обществу”. Настоящий перевод сделан с самой известной публикации И. Лакатоса: обширной статьи, помещенной в сборнике “Критицизм и рост знания” (1970 г.), ставшим важной вехой в эволюции философии и методологии науки нашего времени.

---

“Способ выдвижения научной гипотезы и то, как ею пользуются для выражения общих суждений ― это человеческое изобретение; у Природы мы получаем только наблюдаемые факты, которыми опровергаются или не опровергаются научные гипотезы… Наука полагается на Природу в том, являются ли какие-то высказывания, относящиеся к низшему уровню научных умозаключений, ложными. Такая проверка совершается при помощи дедуктивной системы научных гипотез, в построении каковой мы обладаем достаточно большой свободой. Человек предлагает систему гипотез; Природа располагает их истинностью или ложностью. Сначала человек придумывает научную систему, а затем проверяет, согласуется ли она с наблюдаемым фактом”.[10]

По логике догматического фальсификационизма, рост науки ― это раз за разом повторяющееся опрокидывание теорий, наталкивающихся на твердо установленные факты. Например, согласно этой концепции, вихревая теория тяготения Декарта была опровергнута ― и отброшена ― тем фактом, что планеты движутся по эллиптическим орбитам, а не по картезианским кругам; теория Ньютона успешно объяснила известные в ее время факты, как те, что объяснялись теорией Декарта, так и те, что служили опровержением последней. Точно так же, если следовать рассуждениям фальсификационистов, теория Ньютона, в свою очередь, была опровергнута ― доказана ее ложность ― фактом аномальности перигелия Меркурия, а теория Эйнштейна справилась с объяснением и этого факта. Все это означает следующее: наука занимается тем, что выдвигает смелые предположения, которые никогда не бывают ни доказательно обоснованны, ни даже признаны вероятными, зато некоторые из них впоследствии устраняются твердо установленными, решительными опровержениями, а на их место приходят еще более смелые, новые и покамест неопровергнутые ― по крайней мере, на первых порах ― гипотезы.

Однако догматический фальсификационизм уязвим. Он зиждется на двух ложных посылках и на слишком узком критерии демаркации между научным и ненаучным знанием.

Первая посылка ― это утверждение о существовании естественной, вытекающей из свойств человеческой психики, разграничительной линии между теоретическими или умозрительными высказываниями, с одной стороны, и фактуальными (базисными) предложениями наблюдения, с другой. (Вслед за Поппером, я назову это натуралистической концепцией наблюдения).

Вторая посылка ― утверждение о том, что высказывание, которое в соответствии с психологическим критерием фактуальности может быть отнесено к эмпирическому базису (к предложениям наблюдения), считается истинным; о нем говорят, что оно доказательно обосновано фактами. (Я назову это учением о доказательном обосновании путем наблюдения [эксперимента]).[11]

Эти две посылки предохраняют от смертельной для догматического фальсификационизма возможности опровержения эмпирического базиса, ложность которого могла бы переноситься дедуктивными процедурами на проверяемую теорию.

К этим посылкам добавляется критерий демаркации: “научными” считаются только те теории, которые исключают некоторые доступные наблюдению состояния дел в исследуемой предметной области и потому могут быть опровергнуты фактами. Иначе говоря, теория “научна”, если у нее есть эмпирический базис.[12]

Однако обе посылки ложны. Психология опровергает первую, логика ― вторую, и, наконец, методологические рассуждения говорят против критерия демаркации. Рассмотрим все это поочередно.

1) Даже беглый обзор нескольких характерных примеров показывает несостоятельность первой посылки. Галилей утверждал, что он мог “наблюдать” горы на Луне и пятна на Солнце, и что эти “наблюдения” опровергли прославленную в веках теорию, согласно которой небесные тела должны быть непорочно чистыми сферами. Но его “наблюдения” не соответствуют критериям, по которым “наблюдаемым” считается только то, что видят невооруженным глазом. Возможности галилеевских наблюдений зависели от возможностей его телескопа, а следовательно, и от оптической теории, на основании которой этот телескоп был изготовлен, что вызывало сомнения у многих современников Галилея.

Аристотелевской теории противостояли не галилеевские наблюдения, чистые, без теоретической примеси, а “наблюдения”, проведенные Галилеем на основе принятой им оптической теории. Именно эти “наблюдения” и противоречили “наблюдениям” Аристотеля, основанным на теории небесных тел Стагирита.[13]

Здесь перед нами prima facie [на первый взгляд (лат.) ― Перев.] примерно равные в своей непоследовательности теории. Кое-кто из эмпирицистов мог бы согласиться с этим и признать, что “наблюдения” Галилея не были настоящими наблюдениями; но все же они верят в то, что можно провести “естественную демаркацию” между предложениями, продиктованными пассивному и не имеющему собственного содержания уму чувствами ― только так, якобы, образуется настоящее “непосредственное знание”, и теми предложениями, которые сформированы теоретически-нагруженными, “нечистыми” ощущениями. Дело в том, что все разновидности джастификационистских теорий познания, считающие источником (единственным или данным) знания чувства, оказываются в тесной зависимости от психологии наблюдения. Именно психология определяет, что такое “правильное”, “нормальное”, “здоровое”, “неискаженное”, “точное” или “научно значимое” состояние чувств ― или даже состояние души как таковой, ― при котором возможно истинное наблюдение. Например, Аристотель и стоики под правильным сознанием понимали сознание человека, здорового с медицинской точки зрения. Современные мыслители признают, что правильное сознание есть нечто большее, чем просто “здоровый дух”. У Декарта ― это сознание, закаленное в горниле скептического сомнения, выжигающего все, кроме cogito, чтобы затем возродить из него ego, способное с помощью Бога познавать истину. Для всех школ современного джастификационизма характерна особая психотерапия, посредством которой они намерены приуготовлять сознание к восприятию блаженства доказанной истины через мистическое соприкосновение. Так, для классических эмпирицистов правильное сознание есть tabula rasa, лишенная всякого первичного содержания, свободная от любых теоретических предрассудков. Но ошеломляющий для классического эмпиризма вывод, следующий из работ Канта и Поппера, а также психологов, испытавших влияние этих мыслителей, заключается в том, что подобная эмпирицистская психотерапия не может быть успешной. Причина в том, что нет и не может быть ощущений, не нагруженных ожиданиями, и следовательно, нет никакой естественной (то есть психологической) демаркации между предложениями наблюдения и теоретическими предложениями.[14]

2) Но даже если бы такая естественная демаркация существовала, вторая посылка догматического фальсификационизма была бы ниспровергнута логикой. Дело в том, что значения истинности предложений “наблюдения” не могут быть однозначно определены: никакое фактуальное предложение не может быть доказательно обосновано экспериментом. Можно только выводить одни предложения из других, но нельзя их вывести из фактов; попытаться доказывать предложения, ссылаясь на показания чувств, все равно, что доказывать свою правоту, “стуча кулаком по столу”.[15] Это элементарная логическая истина, но даже сегодня она усвоена совсем немногими.[16]

Если фактуальные предложения недоказуемы, то они могут быть ошибочными. Но если они могут быть ошибочными, то конфликт между теориями и фактуальными предложениями не обязательно означает “фальсификацию”, это может быть просто несогласованность. Быть может, воображение играет более важную роль при формулировании теорий, чем “фактуальных предложений”[17], но ошибочными могут быть и те, и другие. Следовательно, мы не можем не только доказательно обосновывать теории, но и опровергнуть их.[18] Никакой демаркации между рыхлыми, недоказуемыми “теориями” и жесткими, доказательно обоснованными предложениями “эмпирического базиса” не существует: все научные предложения являются теоретическими и, увы, погрешимыми.[19]

3) Наконец, если бы даже существовала естественная демаркация между предложениями наблюдения и теориями, а истинностное значение первых могло бы быть однозначно установлено, догматический фальсификационизм все же был бы бессилен устранить наиболее значимые теории, обычно называемые научными. Ведь если даже эксперименты могли бы доказательно обосновывать свои результаты, их опровергающая способность была бы до смешного ничтожной: наиболее признанные научные теории характеризуются как раз тем, что не запрещают никаких наблюдаемых состояний.