Сергей Заяицкий - Земля без солнца

• Название: Земля без солнца
• Автор: Сергей Заяицкий
• Жанр: Русская классическая проза

ЗАЯИЦКИЙ Сергей Сергеевич [1893–1930] — поэт, беллетрист и переводчик. Первый сборник стихов вышел в 1914.

Заяицкий написал ряд книг для юношества и детей в реалистических тонах. Главные из них: «Робин Гуд» (Гиз, 1925); «Стрелок Телль», комедия (Гиз, 1925); «Вместо матери» («Молодая гвардия», 1928); «Внук золотого короля» («Молодая гвардия», 1928). Из них пользовались успехом в Московском театре для детей и в некоторых провинциальных театрах: «Робин Гуд», «Пионерия», «Мистер Бьюбл и червяк», «Стрелок Телль».

Рассказы и повести Заяицкий начал печатать в 1922 (альманах «Трилистник», рассказ «Деревянные домики»). Из беллетристических произведений З. выделяются: повесть «Баклажаны» («Круг», 1927), «Земля без солнца» [1924], «Жизнеописание Степана Александровича Лососинова» (Гиз, 1926), «Красавица с острова Люлю» («Круг», 1926). Последняя повесть (издана под псевдонимом Пьера Дюмьеля) является остроумной пародией на французский авантюрно-экзотический роман

---

. . . . . . . . . . . .

М-р Берроуз на секунду прервал рассказ, чтоб раскурить трубку. Но в это мгновенье дверь с шумом распахнулась, и на пороге появился человек в клетчатых брюках, в теннисной рубашке с засученными рукавами, с двумя огромными револьверами, рукоятки коих он прижимал к своему животу, а дула направлял в обоих романистов.

— Синклер, — вскричал. Берроуз, поднимая ногу и подошвой машинально защищаясь от револьвера.

Синклер медленно подошел к стулу, сел на него верхом, и, не отводя дула от Бенуа и Берроуза, сказал с мрачной торжественностью:

Глава 13 Пролетарии всех стран, соединяйтесь!

Весь мир был охвачен паникой. Конференции и съезды правительств переезжали из города в город. Американскими миллиардерами была назначена огромная премия тому, кто изобретет искусственное тепло, могущее заменить тепло солнечное. О свете никто не беспокоился. Один инженер уже предложил проект устройства гигантских фонарей на главных горных вершинах: на Эвересте, Эльбрусе, Монблане и Попокатепетле. Лампы в несколько триллионов свечей должны были озарять огромные пространства земли. С помощью особых зеркал свет этот можно было передавать на расстояние нескольких тысяч верст. Но тепло? Как быть с теплом? Люди вдруг почувствовали, как мал земной шар. Границы между государствами сами собой рушились. Не национальный, а земной патриотизм охватил всех. Смерть, нависшая над миром, выбила людей из их обычной колеи. Миллиардер Вандерфиш устроил гигантскую оргию на купленном им океанском пароходе, в одну ночь прокутив все свое состояние, купив самых красивых женщин мира. Утром он высадил гостей на шлюпки, встал на мостик, и, выворотив свои пустые карманы, взорвал пароход. Все спешили насладиться жизнью. Одно изумляло всех — это то, что русское правительство в эти дни катастрофы не взывало о помощи, не просило у капиталистических государств земель и тропической полосы для перевода туда своих излюбленных трудящихся масс. А между тем, во всем мире в это время шла пропаганда в пользу единения всех стран и союза капитала с пролетариатом.

«В дни величайших бедствий, нависших над миром, стыдно думать о какой бы то ни было борьбе, — говорилось в одной „полумарксистской“ немецкой газете, — сам Карл Маркс — наш великий учитель не мог предвидеть того, что случилось, и, несомненно, он первый воззвал бы к единению. Забудьте классовую и национальную рознь. Подайте друг другу руки, фабрикант и рабочий, китаец и немец».

Статья заканчивалась обращением к России с указанием на то, что стыдно в такие страшные дни не идти на полные уступки, тем более, что Россия первая обречена на гибель от холода. Глава объединившихся социалистических партий всего мира послал в Кремль радио, в котором просил немедленно дать ответ, как относится русское правительство к событиям и согласно ли оно пойти на те самые уступки, на которые пошли социалисты всего мира. Начавшееся было в первые дни возмущение бедняков, вызванное отъездом богачей на юг, было подавлено увещаниями их вождей, указавшими, что следствием всякого беспорядка является прежде всего разруха транспорта, что было бы при создавшихся условиях гибельно для всех.

«Если идти на юг, — говорил „Нью-Йорк Геральд“, — то идти под барабанный бой стройными рядами, а не бежать, как стадо баранов, напуганное степным пожаром». России должна была дать ответ не позднее 12-часов ночи 25 октября, и небывалое волнение охватило к тому времени всех рабочих. Толпы людей бродили по столицам всех государств, осаждая редакции. В Нью-Йорке площади кишели людьми, как муравейники. Со всех загородных заводов на автомобилях, велосипедах и роликах съезжались рабочие. Тотчас же по получении телеграммы текст ее с помощью особых прожекторов должен был появиться на ночных облаках и нервы всех готовы были лопнуть от напряжения. Неужели, наконец, рухнет вражда, столько лет волновавшей всех, и из-за зубчатых стен кремля поднимется, наконец, давно желанная для капиталистов ветка мира. Ясно было, что Россия должна была пойти на все. Лидеры правых партий торжествовали. Им портила настроение только предстоящая всеобщая гибель. Все повторяли историческую фразу, сказанную президентом торговой палаты: «Если бы у меня было в кармане запасное солнце, я был бы вполне счастливым!» В салонах обсуждался вопрос, как реагировать капиталистам на сдачу Россией ее позиций. Предполагалось держаться сурового тона, дабы лишний раз закоптелые в кузницах мозги почувствовали тяжесть золотого доллара. Кафе на крышах; небоскребов были полны народом. Движение трамваев было остановлено. Все огни в городе должны были погаснуть, как только из России придет телеграмма, чтобы лучше была видна на облаках надпись… Без пяти минут двенадцать распространился слух; что ответ получен. Тотчас все в городе заволновались, люди куда-то побежали, точно не отовсюду было видно небо, крыши вагонов, памятники мгновенно были облеплены людьми. Вдруг все огни на улицах погасли. Директор электрической станции собственноручно выключил ток — и среди черного неба вспыхнули слова русского ответа. В это же мгновение многоголосый крик поднялся к небу, и от этого крика задрожали, казалось, и самые стекла на остальных небоскребах. На тучах огненными буквами написано было:

— Пролетарии всех стран, соединяйтесь!

Глава 14 Уоблы за работой

«Как! — восклицала на другой день умеренная газета, — в то время, как весь мир охвачен одним страхом — потерять солнце, советское правительство продолжает безумно настаивать на борьбе классов и на этот раз снова не хочет протянуть руку врагам, уже даже и не страшным. Пусть русский народ объявит в таком случае недоверие власти, ведущей к гибели, и сам заявит миру о своем желании забыть рознь классовую и национальную».

Но Уоблы иначе посмотрели на дело. На митинге, собравшем несколько десятков тысяч человек, устроенном на поле, приспособленном для игры в бейсбол, оратор кричал в рупор: «Не верьте капиталу. Русские знают, что делают. Пусть потухнет солнце. Мы должны быть до конца верными себе. Берите себе заводы, только револю…» — Трах!!!

Оратор и кафедра поднялись на воздух. Ужасающий грохот, словно выстрел из сотни пушек, хлестнул людей по ушам.

— Полицейские кинули бомбу, — кричали в толпе, — ни взорвали нашего лидера.

Толпа с угрожающими криками двинулась к вилле ближайшего миллиардера — хотели на нем сорвать ярость. Но из роскошного парка виллы внезапно взмыл к небу белый аэроплан, и скоро стая таких же аэропланов пронеслась над Нью-Йорком.

— Богачи улетают на юг, — кричали возбужденные рабочие.

Захватили городской арсенал, где находились зенитные орудия. Пушки загрохотали, белые дымки, как шары, обрисовались на небе, но стальные журавли летели высоко и быстро, шрапнели не могли угнаться за ними. Тогда бросились бить стекла в дворцах. Уоблы с рупорами у рта носились на автомобилях.

— Не бейте стекла, товарищи, дворцы теперь ваши… Переселяйте в них вдов и сирот.

Все вдруг забыла о солнце. Заседания советов рабочих депутатов происходили всюду: в кофейнях, на улицах… А по небу все летели и летели аэропланы. К вечеру 26 октября, по сообщению газет, все виднейшие капиталисты со своими семьями улетели на тропики. Из Парижа, Лондона, Пекина были получены подобные же сообщения. Старые умеренные социал-демократы были сбиты с толку. Все происходящее трудно было назвать революцией, однако последствия были как раз такие, каких они ожидали от революции. Атакуемый класс богачей внезапно исчез. Один старый социал-революционер предложил даже искусственно воссоздать этот класс, сосредоточив в руках некоторых лиц крупные состояния. В своем самоотвержении он готов был взять на себя стать одним из таких капиталистов. Небывалое ликование охватило мир.

Мысль о смерти чужда человеку. Разве не радуется умирающий, узнав, например, о получении ордена или о каком-либо другом случайном жизненном успехе. Он мигом забывает, что жить ему осталось несколько часов, он радуется и строит планы, строит их, пока мысли не начинают путаться в его мозгу, тронутом смертью. А разве иногда не обманывает он ожидания врачей, и когда на цыпочках входят в его комнату родные, чтобы взглянуть, не умер ли больной, его застают сидящим перед зеркалом и мылящим дрожащею рукою свои худые давно не бритые щеки. А через месяц он уже бегает по городу, хлопочет и осуществляет планы. Так и теперь. В глубине сознания умирающего мира тлела искра надежды. А вдруг не погаснет это коварное солнце? Огромным успехом пользовались лекции профессора Орлэджа, который говорил о возможности солнцу, благодаря некоторым катастрофическим явлениям на его поверхности, не только возобновить, но еще и увеличить энергию. Были люди, которые начали бояться сгореть заживо. Но пока ясно одно — государства больше нет. Есть единая братская мировая республика, в которой самые культурные страны оказались в руках пролетариата. Капиталисты и аристократы, улетевшие вовремя, свили себе гнездо среди дикарей тропических чащ. Появился сатирический пролетарский роман, описывающий лесную жизнь светских дам в барышень… Описывалась дуэль английского лорда с орангутангом.