Василий Березайский - Анекдоты, или Веселые похождения старинных пошехонцев

• Название: Анекдоты, или Веселые похождения старинных пошехонцев
• Автор: Василий Березайский
• Издательство: ВЪ САНКТПЕТЕРБУРГѢ, въ типографіи Департамента Внѣшней Торговли, 1821 года.
• Жанр: Анекдоты

Василий Семёнович Березайский (1762–1821) — педагог, переводчик, фольклорист.

Родился в 1762 году в Ярославской губернии. Выходец из среды сельского духовенства.

Учился в Александро-Невской духовной семинарии, 5 октября 1782 года направлен оттуда в Санкт-Петербургскую учительскую семинарию, где проучился только 3 месяца.

9 января 1783 года был назначен преподавателем в Исаакиевское народном училище в Петербурге, а 25 апреля переведён учителем «сначала российского чтения, писания, грамматики, арифметики, а наконец, переводам с французского на российский язык» в Воспитательное общество благородных девиц (Смольный институт). С 20 марта 1797 также преподавал в «верхних классах» Мещанского училища при Смольном институте.

Дослужился до коллежского советника (1800 год). В 1812 году награждён орденом Святого Владимира IV степени. 7 апреля 1816 года вышел в отставку по собственному прошению в связи с плохим здоровьем. Умер в 1821 году.

---

ПОСЫЛКА ДВЕНАДЦАТАЯ

Баламъ нынѣче не годъ: кажется такъ говорится отъ разныхъ особъ и при разныхъ обстоятельствахъ слыхалъ я это до тысячи разъ, да думаю, и ты неменьше. Говоримъ мы всѣ, что баламъ или лясамъ не мода; однако они изъ употребленія или моды какъ то невыводятся. — Но естьли и самою вещію, имъ любезнымъ нашимъ пришло не лѣто, то и я въ безполезныхъ приступахъ, и въ Риторскихъ прикрасахъ, словомъ, въ многоглаголаніи, въ немъ же отъ вѣка не бывало спасенія, терять времени не буду. — Можетъ быть описанію не послѣднихъ чудесъ въ свѣтѣ, каковы суть наши Ирои, обладающіе купно и тонкостію ума Архимедова и храбростію неукротимаго Феррага, приличествовалъ бы слогъ болѣе Азіятскій, нежели Лаконическій; но я описываю не подробно житіе ихъ, а представляю только нѣкоторыя черты дѣяній ихъ, а сверхъ того надобно сказать и то, что я живу не въ ихъ вѣкѣ, и потому долженъ соображаться нравамъ и обычаямъ своего времени [17]. Съ модою ссориться очень не ловко. Эта барыня такъ щекотлива, такъ своенравна, что естьли чуть чуть не по её, то она тотчасъ разгнѣвается, и въ наказаніе велитъ тебя зауказать пальцами. Надобно иногда и не хотя плясать по ея дудочкѣ. Почему и я въ угожденіе ей не хочу слишкомъ высоко забираться.

Музой, Лирой, Аполлономъ,

Конемъ Парнасскимъ, Геликономъ — и прочими толь громкими словами пускай владѣетъ, кто хочетъ. Всѣ сіи слова суть громки и величественны, и для пламеннаго воображенія прекрасны, необходимы; но намъ онѣ не приличны. Мы не поему, ниже высокопарную сочиніяемъ оду, а просто, безъ прикрасъ побасёночки сплетаемь да мараемъ. — Однако — не полно ли мнѣ съ модами? — Видите! какъ онѣ отводятъ отъ пути надлежащаго. Лучше говоришь о самомъ дѣлѣ, какъ было. — Случилось однажды какъ то загулять въ Пошехонье двоимъ съ большой дороги коноваламъ. Мужики были рослые и дюжіе, которые, надобно знать, вмѣсто вывѣски своего мастерства, обвѣшаны были кругомъ операторскою своею збруею. И какъ тогда время было обѣденное, и у Heтрусяги ворота стояли растворены настишъ; то они по дорожному, безъ дальнихъ околичностей, затесавшись къ нему на дворъ, безъ спросу махъ прямо къ нему въ избу, да еще и въ передній уголъ. Отъ усталости начали они отдуваться, встряхиваться и раскладываться по столу и по лавкамъ съ бряцающими ужасными своими инструментами. Хозяину и хозяйкѣ, кои родясь не видывали людей въ такомъ странномъ уборѣ, что-то вздумалось вдругъ изъ избы выскочить въ сѣни, изъ сѣней на дворъ, со двора на улицу, да и къ сосѣдамъ, такъ что съ горяча не вспомнили и о родимыхъ своихъ дѣтушкахъ. Ребятишки оставшись одни съ гостями ударились было въ слезы, но гости наши отъ сего не оторопѣли, и ласковостію своею скоро съ ними поладили; однако кромѣ квасу, отъ этихъ домовничихъ ничего достать было не можно. Ибо у хозяйки на етотъ разъ все съѣстное было заперто и припрятано. Посѣтителямъ же, коимъ по выходѣ хозяевъ не трудно было примѣтить свою ошибку, ломать замки, озарничать и буянничать не разсудилось заблаго: сойти со двора то же не было охоты. Ибо имъ подумалось и то что въ другомъ мѣстѣ по разнесшемуся о нихъ слуху можетъ быть ихъ и совсѣмъ на дворъ не пустятъ. И такъ чтожъ имъ осталось дѣлать? — Голодъ не тетка, разбираетъ вплотную, а отъ ребятъ проку нѣтъ никакого — Спрашиваютъ у нихъ и того и сего, но отвѣты все отрицательные — какъ ни быть, а видно пришло дожидаться самихъ хозяевъ, и при нихъ доигрывать начатую комедію — между тѣмъ велѣли они ребятамъ достать огня, принести подтопки и дровъ; и они нашосткѣ развели такой свѣтъ, что хоть быка жарь. Надобно сказать, что въ тогдашнее время, какъ пораскажутъ старики, коновалы были не плоше, коли еще не поглаже, нынѣшнихъ мельниковъ. Они дѣлывали такія чудеса, что и теперь, какъ послышишь объ нихъ, такъ волосъ дыбомъ. — И какъ хозяева возвращаться домой сами не спѣшили, то гости, чтобы ихъ заманишь поскорѣе, вотъ что сдѣлали! они съ ребятами такъ начали играть и шутилъ, что на голосъ ихъ прибѣжали тотчасъ не только родители, да и сосѣди, хотя и тѣ и другіе не вдругъ вскочили въ избу, а у окна и дверей хорошенько поприслушались. Мать первая отважилась, а за нею и другіе принахлынули. Много кое чего тутъ было; но подъ конецъ мало помалу все утихло, угомонилось. Коновалы рѣшились тутъ отобѣдать, во что бы то ни стало. Но дабы многими вдругъ требованіями слишкомъ не озадачить, просили они у хозяевъ, чтобы они позволили имъ самимъ сваришь себѣ похлебочку, увѣряя ихъ, что имъ для сего ничего болѣе не надобно, опричь одного камня. "Ахъ? оприцъ іодново камня? — и взабыль такъ? говорили удивленные хозяева, это оцѣнь цудесно! — Ну ужъ какъ бы то ни было, мы вамъ за ето ручаемся, подхватили коновалы, вотъ вамъ правая рука! И ежели вы хотите, то, мы и вамъ откроемъ сію тайну; а вы за, это дайте намъ только воды и камень." Что коновалами сказано, хозяевами сдѣлано. Домоначальникъ бросился на улицу и притащилъ каменья цѣлой подолъ; изволь себѣ выбирать любой. Тогда просители выбравъ одинъ изо всѣхъ по видимому посочнѣе и помягче, вымыли его чисто начисто, налили въ горшокъ воды и опустивъ благословясь въ него камень, поставили горшокъ на огонь, увѣряя, что похлебка ихъ тотчасъ поспѣетъ. Уже вода въ горшкѣ бьетъ бѣлымъ ключемъ, но камень не упрѣваетъ нимало. Предубѣжденные въ ихъ пользу хозяева, каждую минуту въ горшокъ посматривали съ наилучшею вѣрою и прихлебывали; но — подъ конецъ стряпуны, коимъ ѣсть хотѣлось не на шутку, начали выходить изъ терпѣнія. Они видя, что камень ихъ не упрѣваетъ, и зная, что ему даже въ Папиновомъ горшкѣ упрѣть не льзя, приписывали всю вину сей мѣшкатности водѣ, говоря, что етому пособить иначе не можно, какъ бросивъ въ горшокъ немножко соли. Солоница тотчасъ была подана; соли положили; но какъ и сія не слишкомъ скоро дѣйствовала надъ камнемъ, то для смягченія его, почли они за нужное, положишь туда нѣсколько коровьяго масла и сметаны. Хозяева желавшіе нетерпѣливо видѣть окончаніе сего новомоднаго молодецкаго стряпанья, ради были дать все, чего бы они ни спросили, и такъ были къ нимъ ласковы, какъ тёща къ молодому зятю. Повара пользуясь минутами сего изступленія, достали еще яицъ, ветчиннаго сальца, крупъ и муки для притирки, всего столько, сколько имъ было надобно; ребята же по приказу ихъ сбѣгали въ огородъ принесли капусты, луку и другой зелени, что все бывъ положено въ горшокъ гораздо скорѣе поспѣло, нежели камень. Тогда попробовавъ — они сказали: "Теперь варить полно — упрѣло хорошо — пора садиться обѣдать." Горшокъ съ огня сняли и поставили на столъ — тутъ имъ подали хлѣба, и они накушались съ голодухи такъ, что любо дорого. Камень служилъ имъ вмѣсто изряднаго каплуна, и какъ все еще онъ былъ нѣсколько жестковатъ, то они до его почти и недотрогивались. Хозяева для любопытства присѣвъ съ ними къ горшку, насилу отъ него отстали. Такъ имъ сладко показалось! Гости послѣ хлѣба, соли, поблагодаривъ ихъ, какъ водится учестныхъ людей, за угощеніе, сказали имъ, что бы они обвертѣвъ вареной въ похлебкѣ камень въ чистенькое полотенцо берегли до случая, открывая имъ за тайну и слѣдовательно шепча на ухо, хотя постороннихъ тутъ и никого не было, что если не когда вздумается имъ покушать такой доброй похлебки, то стоитъ только этотъ камень безъ всякихъ хлопотъ и снадобья въ простой водѣ поваришь, давъ ей прокипѣть хорошенько. И поелику первая показалась имъ очень вкусна, то они не успѣвъ дорогихъ гостей проводить за порогъ, тотчасъ бросились разсказывать о семъ чудѣ своимъ сосѣдамъ, которые сбѣжавшись и отвѣдавъ похлебки не могли надивишься и нахлѣбаться ее досыта; ибо ее застали уже на донышкѣ. Слухъ о семъ чудесномъ стряпаньѣ разнесся въ мигъ по всему Пошехонью, гдѣ нѣсколько мѣсяцовъ сряду все о томъ только и разговаривали. И какъ никому не пришло въ голову принять во уваженіе соль, масло, яицы и проч., то всѣ единодушно утвердились въ томъ, что тутъ неотмѣнно должно быть что нибудь чрезъестественное и превышающее догадку человѣческую.

П. П. Ето не лучше того, какъ разсказываютъ про одного унтеръ-офицера, стоявшаго гдѣ-то въ большомъ домѣ на караулѣ, которому тамошній поваръ, чтобы отвадить его отъ кухни и отучишь отъ нѣкоторыхъ повадокъ, въ пирогѣ скормилъ его же лосинную парадную перчатку. И чтобы сего усерднаго посѣтителя кухни, послѣ увѣрить, съ чемъ былъ пирогъ тотъ, не усовѣстился показать ему при глазахъ всѣхъ служивыхъ и своей куханной братіи, одинъ только отъ перчатки пальчикъ, сказывая что все прочее ушло въ начинку.

ПОСЫЛКА ТРИНАДЦАТАЯ,

Да будетъ теперь позволено толь славныхъ Ироевъ, каковы суть наши, пустить погулять по бѣлу свѣту. Съ ихъ достоинствами сидѣть все дома очень стыдное дѣло, а особливо, когда есть еще имъ и хорошій случай показать себя въ людяхъ. Опять когда, поди жди же его, да когда то еще дождешься, либо будетъ, либо и нѣтъ. Синица въ рукахъ лучше соловья съ лѣсѣ. Но я долженъ сказать, какой именно случай представился драгоцѣннымъ нашимъ бисерамъ блеснуть по бѣлу свѣшу. Изволите видѣть — вотъ что! — изъ Военной Коллегіи къ Пошехонскому Воеводѣ насланъ указъ, повелѣвающій ему какъ можно скорѣе набрать подъ извѣстную мѣрку нѣсколько молодцовъ, считая съ двухъ сотъ пятидесяти душъ по одной, и выстригши поплотнѣе имъ лаверже отправить въ чемъ кто есть, въ Москву; гдѣ для нихъ все будетъ готовое и единообразное. Чегожъ лучше искать этой оказіи? — Хотя пресловутое Пошехонье тогда душами и очень было не скудно; однако они не могли не представить себѣ, что при таковомъ разчисленіи въ число избранныхъ могутъ попасть не многіе. И такъ они отчаяваясь, еще прежде выбора, какъ только имъ указъ объявили и растолковали, по всѣмъ домамъ и улицамъ подняли такой стонъ да вой, какъ словно волки въ зимнее время умирающіе съ голоду — Но разсудите пожалуйте, не ужели всѣ они были безнадежны? — Не ужели всѣмъ надлежало погрузиться въ отчаяніе? — Изъ десятка тысячь полныхъ душъ, (ибо толикое оныхъ число состояло тогда въ Пошехоньѣ по послѣдней переписи) ежели съ двухъ сотъ пятидесяти взять и по одной, то навѣрно сорокъ человѣкъ будутъ столько счастливы, что не платя прогоновъ, на казенныхъ подводахъ и барыша еще съ провожатыми въ Москву матушку прокатаются, и всего даромъ насмотрятся. Такъ — ето все сущая и истинная правда; да дѣло вотъ въ чемъ? Какъ ты угадаешь прежде времени на кого падетъ жеребій? — Вишь это не жареное, не пахнетъ. Хорошо, кому Воевода съ руки, то есть: кто забѣжалъ къ нему поранѣе съ задняго крыльца, такъ тотъ таки можетъ быть понадежнѣе, и съ подушкой менѣе думаетъ — а другой и всемъ бы кажется взялъ, да — безъ вины скажутъ виноватъ — поди же судись, да толкуй послѣ. Таково-то безъ заступы и безъ дядюшекъ! — видно уже такъ и быть — не нами свѣтъ начался, не нами и скончается. — Я говорю, человѣкъ сороковину съ барышкомъ подхватили, скрутили какъ надобно. Кто попалъ въ число сіе, тотъ правъ; а другіе поди оставайся, да горюй дома сидя, пожалуй припѣвай себѣ залётныихъ малыхъ пташечекъ, кукушечекъ, подъ окошичкомъ сидючи, на чужихъ родныхъ глядючи, а своихъ вспоминаючи. Новоизбранные Марсы, будто ясные соколы, взвились и полетѣли на ямскихъ съ колокольчиками въ Москву бѣлокаменну, служить вѣрой, правдою самому Царю: въ Пошехоньѣ ихъ только и видѣли. Такимъ образомъ ѣдучи они прибыли въ Москву славную, пути не видаючи. На другой день прибытія ихъ въ столицу, они всѣ съ ногъ до головы осмотрѣны, никакой худобы въ нихъ не примѣчено; и потому они въ дѣйствительную службу безъ замедленія приняты. Снарядили добрыхъ молодцовъ пощогольски, обучили искуству воинскому; и ежели бы теперь посмотрѣть ни нихъ, то право такіе молодцы, хоть куды возьми. Уже многіе изъ нихъ занимаютъ посты, да и весьма важные; и служа всею вѣрою и правдою они славно прославились. Оставляя прочихъ для примѣру, я упомяну здѣсь только объ одномъ изъ нихъ по прозванію Толстолобовъ. Однажды пришла ему очередь постоять съ ружьемъ для забавы часиковъ полдесятокъ на часахъ у главнаго своего штаба N. во внутреннихъ покояхъ. Толстолобовъ нашъ, хоть и самъ разумѣлъ воинскую регулу, однако для предосторожности его и повторенія, капралъ еще до разводу на квартирѣ такъ крѣпко надулъ ему въ уши, что онъ чуть не оглохъ, нижеслѣдующее: 1) "чтобы никакого шуму и стуку въ той комнатѣ, гдѣ онъ стоять будетъ, не было; 2) чтобы никого изъ постороннихъ и незнакомыхъ не пускать безъ особливаго на то приказу; и 3) въ случаѣ чьего нибудь сопротивленія или ослушанія поступать съ таковымъ въ силу воинской регулы, то есть: безъ всякой пощады дуть прикладомъ, во что ни попало." Толстолобова привели и поставили съ четвертаго по полудни до смѣны. Приказъ и лозунгъ ему отдали, что все по остротѣ своей онъ такъ перехватилъ, какъ будто огонь пожралъ. Но не успѣлъ онъ, такъ сказать, хорошенько установиться, какъ слышитъ нѣкоторый смѣшанный шумъ, похожій на стукъ древоточнаго червячка. Настораживаетъ уши и въ ту и въ другую сторону, поглядываетъ туда и сюда, глазами ничего не видитъ, а слухъ не обманываетъ; и чѣмъ тише, тѣмъ слышнѣе, чемъ далѣ, тѣмъ громче. И такъ, думаетъ себѣ, это худой червякъ. Ибо (по причинѣ глубокой окрестъ тишины и пустогладкихъ въ томъ покоѣ стѣнъ) гулъ такъ отдавался, какъ будто кузнецъ молотомъ по наковальнѣ бьетъ. Наконецъ прислушавшись хорошенько подходитъ онъ къ тому мѣсту, откуда стукъ происходитъ — останавливается, и какое же ужасное привидѣніе представляется глазамъ его! вполтора раза выше его ростомъ, головища какъ артельной котелъ, ротикъ маленькой и тотъ во лбу, поетъ кукушкой; глаза длинные, остроконечные, ходятъ кругомъ, а шрешій другихъ по меньше такъ и бѣгаетъ; лицо какъ скобелью вытесано, гладкое, круглое, бѣлое инда лоснетъ, и вокругъ его все черненькія меточки; рукъ совсемъ не видать, на головѣ малахай кажется мѣдной; кафтанъ деревянной, не подпоясанъ, а не распахивается; ногъ нѣтъ, а стоитъ прямо, я же прибавлю: и ходитъ, подлинно это нѣчто не простое! Столько отличительныхъ признаковъ нашедши часовой нашъ въ семъ призракѣ, не узналъ кореннаго своего имени, отъ коего онъ происходитъ. Ибо это были существительные часы, хотя они и сами, какъ Митрофанушкина дверь, къ стѣнѣ приставлены были. Подошедъ ближе къ сему чудовищу, хотѣлъ было его окликнуть; но на ту пору языкъ у него какъ словно примерзъ, а въ горлѣ будто нарочно сдѣлался такой засадъ, что не могъ промолвить ни слова: однако мало по малу онъ ободрился — и по силѣ данной ему инструкціи велитъ перестать стучать мнимому своему чертополоху: "цисе, гой перстань я цебя баю, подзи вонъ, а не то знашъ, вотъ ецимъ (показывая на ружье) да смерци устосаю. " Но нѣтъ — заведенная махина словъ не слушается; а герой почитая ее нѣкимъ одушевленнымъ вооружаетя противу её всею силою и храбростію своею. Наконецъ вышедши уже изъ терпѣнія, хлопъ изо всей мочи; что называется не въ бровь, а прямо въ глазъ, прикладомъ — и еще разъ, давай покачивать и по головѣ, и по бокамъ, и спереди и сзади; словомъ онъ воинствовалъ до тѣхъ поръ, пока не натѣшился досыта. Ибо не только мужественно низложилъ силу вражію, но и раздробилъ въ мелкіе дребезги, чтобы духъ не пахъ. Одержавъ толь знатную побѣду, и запыхаясь отъ усталости говоритъ онъ глядя яростными очами на поверженный и разгромленный трупъ: "много ли васъ асцо есь етакихъ, выхоци, всѣхъ подавай суды — о-го! я васъ приберу къ рукамъ — ато вишъ іони — это сцо? (продолжаетъ Ираклъ увидѣвъ себя нечаянно и въ первой разъ отъ роду въ зеркалѣ) ты сцо за чел — экъ! процъ цуцела — пугало огородное — (такъ Нарцисъ нашъ славно себя отчестилъ), а сцо подразнись — я ци дцьявола — о! такъ ты асцо сталъ со мной — я ушъ одново ваша брата проуцылъ, ажно и цѣбе тавожа хоцется — подразнись, ой спохватисса — видно баяньемъ съ тобой по добру не раздзѣлацьса." По сихъ словахъ бацъ со всего размаху по зеркалу; гласъ огромныя серенады раздался по всему дому. Полковникъ легшій отдохнуть, вскочилъ безъ памяти — не смѣетъ выдти въ переднюю — такъ раскудахталось ретивое чадо Алкменино! все побѣдилъ, все преодолѣлъ — торжествуетъ и не можетъ самъ надивиться своей храбрости. Размышляетъ о достойномъ за подвигъ свой воздаянія; неувядаемые лавры почестей ему мерещутся, какъ на яву. Но пожалуйте — что-то побѣдитель нашъ станетъ теперь поговаривать? Народу набѣжало полны хоромы — раба Божія скрутили при всей его храбрости. Не запоетъ ли онъ самъ теперь кукушкою? въ военномъ быту знаковъ отличія за подобное геройство не занимать; они готовы и ожидаютъ только спины его, чтобы достойно увѣнчать ее. Ибо полковникъ, за толь храбрые подвиги, усердіе къ службѣ и неустрашимость для примѣру другимъ, приказалъ съ прописаніемъ его заслугъ, влѣпить ему предъ фрунтомъ хорошій памятникъ въ спину.