Александр Майсурян - Другой Ленин

• Название: Другой Ленин
• Автор: Александр Майсурян
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-9697-0292-7

Ни об одном другом человеке в советское время не говорили и не писали так много, как о В. И. Ульянове (Ленине). Но и сейчас мы не знаем о нем самого главного — какие качества поставили его во главе 150 миллионов людей? Почему именно он оказался одной из ключевых фигур истории XX века? Что в жизни считал важным и что несущественным? Что думал о смерти и как сам хотел бы умереть? Как ссорился и умел ли мириться? Как предпочитал отдыхать?

Автор освещает многие малоизвестные стороны личности Ленина.

Книга публикуется в авторской редакции.

---

Вспоминая историю французской революции, большевики иногда с тревогой задумывались: а не найдется ли среди молодых командиров будущего Бонапарта? Ленин замечал, что «9/10 военспецов способны на измену при каждом случае». Однажды Ленин и Троцкий заговорили о бывшем поручике царской армии Благонравове, ставшем большевиком. Он участвовал в Октябрьском восстании. Офицер-большевик — это была большая редкость для 1917 года!

«Из такого поручика, — заметил Троцкий, — еще Наполеон выйдет. И фамилия у него подходящая: Благо-нравов, почти Бона-парте».

«Ленин, — вспоминал Троцкий, — сперва посмеялся неожиданному для него сопоставлению, потом призадумался и, выдавив скулы наружу, сказал серьезно, почти угрожающе: «Ну, с Бонапартам и-то мы справимся, а?» «Как бог даст», — ответил я полушутя».

«Оригинальный человек этот октябрист». Многие служившие в Красной армии генералы и офицеры оставались по взглядам противниками большевиков, даже монархистами. «Многие из них, — писал Троцкий, — по собственным словам, еще два года тому назад считали умеренных либералов крайними революционерами, большевики же относились для них к области четвертого измерения». Но Ленина это не смущаю.

Так же он смотрел и на гражданских специалистов. В. Бонч-Бруевич вспоминал беседу Ленина с одним крупным железнодорожником. Глава Совнаркома поинтересовался:

— А какой вы партии?

— Я октябрист…

— Октябрист! — изумился Ленин. — Какой же это такой «октябрист»?

— Как — какой?.. Настоящий октябрист. Помните: Хомяков, Родзянко — вот наши сочлены…

— Да, но они, насколько мне известно, сейчас в бездействии…

— Это ничего… Их здесь нет… но идея их жива…

— Идея жива… Вот удивительно… Это интересно… очень интересно… Но вы, старый октябрист, работать-то хотите по вашей специальности?

— Конечно… Без работы скучно…

Это Ленина вполне устраивало: «настоящий октябрист» был тут же назначен в советское правительство заместителем наркома.

«Оригинальный человек этот октябрист, — говорил потом Ленин, — не скрывает своих правых убеждений, а работать будет».

Тем более Ленин старался привлечь к работе правых социалистов. «Нам чиновники из меньшевиков нужны, — говорил он, — так как это не казнокрады и не черносотенцы, которые лезут к нам, записываются в коммунисты и нам гадят». «Если нам иной товарищ казался оппортунистом, — писал большевик Георгий Ломов, — к которому и подойти близко не хотелось, Владимир Ильич, узнав, что это крупный организатор промышленности в прежнее время, просиживал с ним часами, стараясь его привлечь…» Одним из таких способных организаторов был социал-демократ Леонид Красин. «Башка, но великий буржуй», — отзывался о нем Ленин. На вопрос, почему Красин не работает, Владимир Ильич ответил: «Встречаюсь… Ухаживаю за ним, как за барышней… Не хочет… Все равно — придет к нам со временем…»

Историк-большевик Михаил Покровский вспоминал, что Ленин посоветовал ему как можно бережнее относиться к старой профессуре и высшей школе: «Ломайте поменьше!.. Чем меньше наломаешь, тем лучше». О старых профессорах-историках Владимир Ильич заметил: «Свяжите их твердыми программами, давайте им такие темы, которые объективно заставляли бы их становиться на нашу точку зрения. Например, заставьте их читать историю колониальною мира: тут ведь все буржуазные писатели только и знают, что «обличают» друг друга во всяких мерзостях: англичане — французов, французы — англичан, немцы — тех и других…»

Сама «литература предмета», рассуждал Ленин, принудит профессоров говорить правду.

Владимир Ильич радовался, когда узнавал, что старые крупные ученые соглашаются работать вместе с большевиками: «Вот так, одного за другим, мы перетянем всех русских и европейских Архимедов, тогда мир, хочет не хочет, а — перевернется!»

«Мы вынуждены будем перебраться на Урал». Осенью 1919 года наступил новый отчаянный момент для революции: белогвардейцы уже предвкушали взятие Москвы и скорую победу. На выпущенном ими в это время плакате Ленин жалобно хнычет, Троцкий гладит его по голове и утешает, тыкая пальцем в ось глобуса:

Милый Вова, полно ныть,
Ты подумай, где нам жить?
Не признали люди-твари
Нас на этом круглом шаре!
Нет нам места на Руси,
Поместимся на оси!

Большевики в те дни тоже не исключали своего поражения. Армия генерала Деникина подошла к Туле. 14 октября 1919 года Ленин говорил, что если Тула будет взята, то и Москву не удержать. Он предупредил голландского коммуниста Себальда Рутгерса: «Если вы в пути услышите, что Тула взята, то вы можете сообщить нашим зарубежным товарищам, что мы, быть может, вынуждены будем перебраться на Урал».

«Положение было такое, — рассказывал Вячеслав Молотов, — что Ленин собрал нас и сказал: «Все, Советская власть прекращает существование. Партия уходит в подполье». Были заготовлены для нас документы, явки…»

Тогда же, в октябре 1919 года, войска генерала Юденича двигались на Петроград. Ленин считал невозможным оборонять все фронты разом. «Оставалось, по его мнению, одно: сдать Петроград и сократить фронт, — вспоминал Троцкий. — Придя к выводу о необходимости такой тяжкой ампутации, Ленин принялся перетягивать на свою сторону других». Троцкий считал, что защитить город можно. «Я несколько раз в течение суток атаковал Ленина. В конце концов он сказал: «Что ж, давайте, попробуем». Красный Петроград удалось отстоять…

Владимир Ильич допускал, что революция может потерпеть поражение. «Вот-вот опрокинется все на голову, — вспоминал Николай Бухарин. — Ильич считает. Спокойно. Видит возможность поражения. Шутливо называет это по-французски «culbutage» (перекувыркивание)… Ни капли не сомневается, что в случае поражения он погиб. Все это — «culbutage». Как-то в эти дни Ленин спокойно заметил, указывая на карту военных действий: «Через восемь дней решается наша судьба. Либо мы их отбросим, либо — нам капут».

Большевичка Мария Голубева пересказывала свой разговор с Лениным в 1919 году. Глава Совнаркома спросил:

— Как вы думаете, вернемся ли к прошлому или нет?

Его собеседницу несколько ошеломила такая постановка вопроса.

— Нет, — ответила она, — может быть, нас ждут еще частичные поражения, но к прошлому не вернемся.

Позднее Ленин даже высказывал благодарность врагам революции: «Деникин и Колчак хорошо нас подгоняли, заставляли учиться поскорее, поусерднее, потолковее».

Большевики были готовы и заключить мир с белогвардейцами, признать «колчакию и деникию» (выражение Ленина). Но белые на это не пошли. В итоге, по ироническому замечанию Владимира Ильича, «от Колчака остались только сверкающие пятки», а потом он и вовсе «отправился к Николаю Романову». Позднее Ленин вспоминал: «Мы хотели подписать мир, по которому огромная часть земли оставалась Деникину и Колчаку. Они отказались от этого и потеряли все».

Ради победы в гражданской войне Ленин решительно шел и на признание независимости бывших окраин Российской империи: Финляндии, Литвы, Латвии, Эстонии… Белогвардейцы, воевавшие за «единую и неделимую Россию», на это, как правило, не соглашались.

«Я очень хорошо помню сцену, — рассказывал Ленин, — когда мне пришлось в Смольном давать грамоту Свинхувуду, — что значит в переводе на русский язык «свиноголовый», — представителю финляндской буржуазии, который сыграл роль палача. Он мне любезно жал руку, мы говорили комплименты. Как это было нехорошо! Но это нужно было сделать…»

Правда, перед этим рукопожатием Владимир Ильич заставил финских гостей подольше потомиться у него в приемной. «Чистенькие, крахмальные, чопорные, — описывал их советский дипломат А. Шлихтер, — в сюртуках с иголочки, они как-то странно и чаще, чем следует, улыбались и, видимо, были смущены». Сотрудница Ленина Мария Скрыпник вспоминала: «Ильич сказал:

— Пусть подождут, ведь это буржуазное правительство.

Сказано это было с чувством неприязни».

Либералы (и белогвардейцы) воспринимали независимость Финляндии и других окраин как пощечину России. На рисунках Финляндию и Украину изображали как охотничьих собак, с которыми охотники травят несчастного русского медведя. «В каждой свинье легко находятся финны, — почти философски рассуждал в 1917 году либеральный «Новый Сатирикон». — В каждом финне легко найти свинью». Отчасти подобный взгляд разделяли и правые социалисты. Вот характерный фельетон Виктора Юза из газеты «Молва» за июнь 1918 года. Автор возмущался: «Вы подумайте только: «Улица, освобожденная от русских».

Так назвало городское управление г. Або улицу, носившую раньше название «Русско-церковная». Первоначально, в порыве слепого озлобления против русских, улицу переименовали в Русско-свиную.