Роберт Вальзер - Сочинения Фрица Кохера и другие этюды

• Название: Сочинения Фрица Кохера и другие этюды
• Автор: Роберт Вальзер
• Издательство: Текст
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-7516-1123-1

В книге представлены два авторских сборника ранней «малой прозы» выдающегося швейцарского писателя Роберта Вальзера (1878—1956) — «Сочинения Фрица Кохера» (1904) и «Сочинения» (1913). Жанр этих разнообразных, но неизменно остроумных и оригинальных произведений трудно поддается определению. Читатель сможет взглянуть на мир глазами школьника и конторщика, художника и бедного писателя, берлинской девочки и поклонницы провинциального актера. Нестандартный, свободный, «иронично-мудрый» стиль Вальзера предвосхитил литературу уже второй половины XX века. На русском языке оба сборника издаются впервые.

---

Вместо сочинения

Письмо моего брата ко мне: Дорогой брат! Твое письмо я получил, прочитал и с удивлением, чуть ли не с восхищением, прочитал во второй раз. У тебя просто дьявольский стиль. Ты пишешь как два профессора сразу. Даже настоящий писатель не мог бы выразить себя лучше. Откуда это у тебя? — Особенно хороши твои изречения об искусстве. Да, брат, искусство — великая и приятная вещь, но это чертовски трудно. Хорошо бы заниматься им спокойно и на досуге, исходя из своих представлений. Тормозит только одно: умение, ремесло, лежащее между произведением искусства и его возникновением. Сколько я вздыхал из-за него, не хуже богомольца. Знаешь, брат, я уже некоторое время пишу стихи. Сижу вечерами допоздна за письменным столом при свете лампы и пытаюсь придать своим ощущениям звуковое выражение. Мне это дается с трудом, а другим вроде бы легко, и у них здорово получается. Недавно один даже прославился. Он не старше меня, а уже выпустил целый сборник стихов. Я не завидую, но мне больно видеть, насколько я, со своими страстными устремлениями, отстаю от него. Если муза не улыбнется мне в самое ближайшее время, я брошу это занятие и завербуюсь в наемники. Изучение философии кажется мне смехотворным, и ни для одной профессии я не гожусь. Воюя в чужой стране, я добуду больше славы, чем здесь, даже если освою какую-то профессию. Я буду вести бурную жизнь, полную приключений, как и все, которым слишком тесно на родине. Жалею, что признался тебе в этом. Наверное, умнее было бы промолчать. Но я верю в твою стойкость и умение держать язык за зубами. Знаю, родителям ты не проболтаешься. Любимый брат, как у тебя дела? Прежде чем я завербуюсь, давай проведем вместе еще одну прекрасную ночь. Возможно, мне повезет со стихами, и тогда не придется бежать на чужбину. Ты пишешь, что тебе скучно. Рано ты соскучился, милый. Думаю, в тебе говорит только твой живой дух и стремление выражаться высоким стилем. Что еще я хотел сказать? Что всегда любил и люблю тебя. Ты умный парень, и с тобой можно говорить по душам. Ты совершишь нечто великое, или я ничего не смыслю в жизни. Да уж, искусство заставляет меня попотеть. Жаль с ним расставаться. Но либо я напишу превосходные стихи, либо не буду писать вовсе. Нет ничего более убогого, чем дилетантство. Ты все еще совершаешь прогулки, подобные тем, которые мы совершали прошлым летом? Прогулки в одиночестве очень полезны. Имей терпение в школе. Может, ты вдвое умнее учителя, но лучше с ним не связываться. Всего хорошего, малыш, всего хорошего. Что бы ни случилось, скоро звездной ночью, за кружкой пива, мы поговорим о тех вещах, что в этом мире могут быть так прекрасны и так ужасны. Хорошо бы иметь крылья орла, но всего хорошего! — Это письмо моего брата я сдаю вместо сочинения, потому что мне сегодня совсем лень думать. Я прошу учителя, если его можно просить об одолжении как человека чести, ничего не разбалтывать, но великодушно хранить молчание. Кстати: стихи моего дорогого брата давно пользуются успехом, а сам он прославился.

Ярмарка

Польза от ярмарки велика, но удовольствие, наверное, еще больше. Крестьяне пригоняют на ярмарку скот, купцы привозят товары, циркачи показывают фокусы, а художники — свои произведения. Все хотят купить и продать. Один продает то, что купил, за большую цену и с выгодой покупает новый товар. Другой, наоборот, покупает себе в убыток, чтобы продать с прибылью где-то еще. Возможно, он тут же об этом пожалеет, ударит себя по лбу и назовет дураком. Народ торгуется, толкается, орет, мечется, присматривается и подсчитывает. Мы, школьники, в этом не участвуем, у нас свой интерес: шляемся по ярмарке, глазеем на толпу. Здесь есть на что посмотреть. Вон та дама в облегающем красном платье, в шляпке с перьями и в высоких сапожках — заклинательница змей. Я с величайшим наслаждением пялюсь на нее часами. Она неподвижна в своем великолепии. У нее бледное лицо, большие потухшие глаза, кривая улыбка, в которой таится презрение. Но я спокойно позволяю ей презирать себя: она так печальна. Должно быть, ее терзает неизбывное горе. — А там тир, где юные патриоты упражняются в меткой стрельбе. И хотя мишень не так уж далека от дула, многие промахиваются. Один выстрел стоит 5 раппенов. Очаровательная девица завлекает в тир всех, кому охота пострелять, а также тех, кому неохота. Ее товарки бросают на нее враждебные взгляды. Она прекрасна, как княжеская дочь, и столь же любезна. — Повсюду карусели, с паром и без пара. Музыка мало меня трогает, но без нее никак не обойтись. Я катался на чертовом колесе. Садишься в прекрасную гондолу из золота и серебра, поднимаешься вверх — спускаешься вниз, спускаешься — поднимаешься, вокруг танцуют звезды, весь мир кружится вместе с тобой. Это стоит уплаченных денег. — Затем кукольный театр. Не хотел бы я пройти мимо, не взглянув на представление. Упустил бы случай посмеяться от души. Я хохочу всякий раз, когда Касперль пускает в ход свою огромную колотушку. Помирает куда больше людей, чем собиралось помереть. Смерть подскакивает к своим жертвам с неимоверной быстротой и бьет без промаха. А жертвы — это генералы, врачи, гувернантки, солдаты, полицейские, министры. Они не засыпают вечным сном, как пишут в газетах. Их казнят, и довольно жестоко. Касперль отделывается парой тумаков. В конце он вежливо раскланивается и приглашает на новое небывалое представление. Мне нравится его неизменная ухмылка плута и негодяя. — Вон там можно сфотографироваться. Тем, кто интересуется, панорама дает возможность посетить любую часть света, увидеть все мировые события. А здесь можно посмотреть на лошадь с тремя ногами. И через три шага обнаружить самого большого в мире быка. Никого не принуждают, но всех вежливо приглашают. И ты мимоходом платишь за вход. Мы идем дальше. Я успеваю еще раз взглянуть на даму со змеями. Она и впрямь того заслуживает. Она величественна и неподвижна, как статуя. Родители дали мне франк на карманные расходы. Интересно, куда он испарился? — Ах, ты прекрасна, заклинательница змей!

Музыка

Музыка для меня — самое приятное, что есть на свете. Я невыразимо люблю звуки. Я мог бы пробежать тысячу шагов, чтобы услышать один звук. Часто летом, гуляя по жарким улицам и услышав из одного дома, куда я не вхож, звук пианино, я останавливаюсь и думаю, что умру на этом самом месте. Я хотел бы умереть, слушая музыку. Я так легко себе это представляю, так естественно. Но естественно, это невозможно. Звуки действуют на меня как тончайшие уколы кинжала. Раны от таких уколов воспаляются, но не гноятся. Вместо крови из них струится грусть и боль. Когда звуки прекращаются, во мне снова все утихает. Тогда я делаю уроки, обедаю, играю и забываю о музыке. По-моему, самый волшебный звук у пианино. Даже если играют неумело. Я слышу не игру, только звуки. Мне никогда не стать музыкантом. Потому что я никогда не обрету в этом сладостного упоения. Слушать музыку — вот что свято. Музыка всегда навевает грусть, она действует, как печальная улыбка. Бывает же светлая печаль. Но самая веселая музыка не может меня развеселить, а самая печальная — опечалить и расстроить. Музыка всегда вызывает во мне одно чувство: как будто мне чего-то не хватает. Никогда не узнать мне причины этой сладкой грусти, не стоит и пытаться. Я и не пытаюсь. Я не хотел бы знать все. Хотя я и считаю себя человеком мыслящим, у меня мало тяги к знаниям. Наверное, потому, что я по природе отнюдь не любознателен. Меня не заботит, что и почему происходит вокруг. Это, конечно, достойно порицания и не поможет мне сделать карьеру. Ну и пусть. Я не страшусь смерти и, следовательно, жизни тоже. Кажется, я начинаю философствовать. В музыке меньше всего мыслей, поэтому она — самое приятное искусство. Люди рассудочные никогда не будут ее ценить, но именно им музыка, если они ее слушают, согревает душу. Искусство нельзя не понимать и не ценить. Искусство обволакивает, ласкает нас, как чистое и недоступное создание, которому претит, когда люди требуют у него взаимности. Оно наказывает того, кто грубо к нему пристает. Художникам это известно. Они видят свое призвание в том, чтобы овладеть искусством, а оно не хочет, чтобы им овладели. Поэтому я никогда не стану музыкантом. Боюсь наказания со стороны обожаемого существа. Можно любить то или иное искусство, но не дай Бог признаться себе в этой любви. Искреннее всего любишь, когда еще не знаешь, что любишь. — Музыка причиняет мне боль. Я не знаю, действительно ли я люблю ее. Она поражает меня, где бы мы ни встретились. Я ее не ищу. Но позволяю ей ласкать меня. И эти ласки ранят. Как бы это сказать? Музыка — плач в мелодиях, воспоминание в нотах, картина в звучании. Я не могу выразить этого словами. А то, что я сказал об искусстве, не стоит принимать всерьез. Слова не подходят, это верно. Как верно и то, что сегодня я не услышал ни одного звука музыки. Когда я не слышу музыки, мне чего-то не хватает, а когда я слышу музыку, тем более не хватает. Это самое лучшее, что я умею сказать о музыке.